Европа и ислам История непонимания
Шрифт:
Возможно, что дополнительное беспокойство местным христианам и особенно паломникам доставляла халифская гвардия. Багдадские халифы — при неоднократном переходе Палестины в XI веке от Фатимидов к Аббасидам — набирали ополчение из турок-сельджуков, сравнительно недавно обращенных в ислам и непримиримых. До Западной Европы часто доходили известия о насилии и грабежах. Впрочем, они скорее кажутся оправданиями крестового похода а posteriori, историями из области легенд, как и рассказы Петра-отшельника о своих лишениях и видениях во время паломничества в Иерусалим, которые затем, по возвращении в Европу, побудили его проповедовать святое дело крестового похода. Не приходится сомневаться только в том, что опасностей для паломников и путников в Святой земле (впрочем, как и везде) было предостаточно: окрестности города были довольно неспокойны, на дорогах бесчинствовали разбойники. Кроме того, чтобы попасть в Иерусалим и в церковь Воскресения, нужно было платить пошлину. Несмотря на это, во второй половине XI века паломничества возобновилось и становились все более массовыми; иногда паломников даже сопровождала вооруженная стража. Это означает, что посещение Святой земли было все-таки задачей выполнимой.
Крестовые
В те времена среди христиан Западной Европы распространялось чувство тревоги и страха, связанное с ожиданием конца света, а также с изменениями, вызванными демографическим ростом и политической и религиозной борьбой. Такие настроения заставили по-новому взглянуть на Иерусалим, где должна была свершиться судьба человечества: согласно некоторым псевдопророческим текстам, именно там последний христианский император снимет с себя символы власти, уступив свое место «царю последних времен». Согласно пророчеству, второе пришествие Христа будет предварено явлением Антихриста.
С наступлением 1033 года — тысячелетия со времени смерти и воскресения Христа — апокалиптические ожидания и страхи вспыхнули с новой силой: в Палестину устремились целые толпы смятенных верующих. Добрых отношений с фатимидским Египтом было недостаточно, чтобы успокоить совесть обитателей Европы, встревоженную тем, что главное их сокровище, Гроб Господень, находится в руках «неверных». В то время как все христианские правители, от византийского императора до норманнских герцогов, стремились внести свой вклад в восстановление храма, оскверненного и поврежденного в 1009 году, все более внушительные ряды паломников пускались в путь в надежде на то, что конец света застанет их в непосредственной близости от Иосафатовой долины. Волны ужаса перед надвигающимся концом света накатывали на Европу, где ученые, опираясь на астрономические расчеты и толкования священных текстов, все чаще говорили о наступлении последних дней. Так, в 1065 году, когда даты Воплощения и Страстной субботы приходились на 25 марта, — совпадая, согласно некоторым календарям и традициям, с датой Сотворения мира, — из Германии в Святую землю отправилось огромное количество паломников, желавших оказаться в Иерусалиме в день Страшного Суда. Надо учитывать это, а также долгую историю паломничества и его духовное значение, чтобы понять, с каким энтузиазмом Европа в 1095 году откликнулась на призыв Папы Урбана II.
В ноябре 1095 года в Клермоне Урбан II не призывал ни к какому «крестовому походу»: сам этот термин вошел и в латынь, и в народные языки Европы гораздо позже. Папа ограничился тем, что еще раз осудил кровавые столкновения внутри христианского мира, истощавшие его, и призвал военную аристократию (в первую очередь французскую) внять мольбам о помощи, которые доносились с Востока, где христианской церкви грозила опасность. Если обойтись без метафор, это означало призыв присоединиться к военной кампании, которую византийский император Алексей I Комнин собирался вести против сельджуков в Анатолии. Такие формы наемной военной службы в XI веке были широко распространены: викинги часто принимали предложения подобного рода, и их служба в Азии была весьма востребована, особенно после сокрушительного поражения при Манцикерте. У этих западноевропейских border fighters нередко сосуществовали противоречивые религиозные и политические взгляды, и порой доходило до того, что они выполняли функции своеобразных посредников между христианским и исламским миром, а также между различными культурами. Они, в конечном счете, не слишком отличались ни от наемников-авантюристов тогдашней Испании (самым знаменитым из которых был Сид Кампеадор), ни от византийских воинов из эпической поэмы «Дигенис Акрит», ни от богатырей из русских былин, которые сражались со степными язычниками, но знали и умели ценить их нравы и обычаи, ни от героя поэмы «Витязь в тигровой шкуре» — великого грузинского «рыцарского романа», созданного Шота Руставели, ни от самих тюркских гази [13] в Малой Азии.
13
Гази — представители приграничных тюркских племен Малой Азии, активно боровшихся с христианами.
Европейская аристократия в 1095–1096 годах ответила на призыв Урбана II несколько неожиданным образом. О рыцарях, принявших участие в этой экспедиции, много и часто говорили как о deracines, искателях удачи, milites, которых феодальные правила преемственности дворянского рода лишили наследства и вынудили встать на путь приключений.
Похождения таких рыцарей впоследствии лягут в основу сложного механизма рыцарского романа, возвысившего и идеализировавшего подлинные и не всегда достойные формы, которые приобретали эти приключения, — в частности, наемную военную службу и крестовые походы. Однако в действительности те, кто стоял во главе нескольких тысяч воинов, отправившихся в Константинополь, а оттуда, по договоренности с василевсом, в Азию (и к которым присоединилось неустановленное, но, несомненно, очень большое количество простолюдинов, желающих добраться до Иерусалима), были отнюдь не отбросами аристократии того времени. Это были такие люди, как маркиз Прованский, которому принадлежали огромные территории на юге Франции; брат французского короля; герцог Нормандский (брат короля Англии); старший сын Гвискара; а также герцог Нижней Лотарингии и граф Фландрский — им принадлежала большая часть густонаселенной территории в низовьях крупных рек, которые, пересекая Францию и Германию, впадают в Северное море. Конечно, эти представители высшей аристократии по разным причинам испытывали большие трудности: либо из-за вражды с родственниками или неудобными сеньорами-соседями, либо оттого, что ранее в конфликте между Папой и Священной Римской империей стояли на стороне побежденных. Этой знати нужно было на несколько лет — а то и навсегда — переменить климат, обрести, как сказано в Апокалипсисе, «новое небо и новую землю», закрепить свою власть и богатство на новом месте.
Эта толпа вооруженных воинов и почти беззащитных паломников получила название «крестоносцев» от креста, символа паломничества и покаяния, который вручил им Урбан II в Клермоне (и который был очевидным знаком отпущения грехов и особых прав, дарованных Папой). За два долгих года, после неслыханных трудностей и лишений, крестоносцы пересекли Анатолию и Сирию. В конце весны — начале лета 1099 года они дошли до Иерусалима и взяли город приступом 15 июля того же года: прорыв через городские стены был осуществлен в самом слабом их месте — в северо-восточной части. «Франки» — как называли европейцев византийцы, восточные христиане, евреи и мусульмане — наводнили город, уничтожая на своем пути почти всех мусульман и евреев. Если бы мусульманский наместник незадолго до начала осады не выслал из города православных христиан, которым не доверял, то их, вероятно, постигла бы та же участь, так как европейцы едва ли смогли бы их отличить от всех прочих. Затем в городе снова поселили ранее удаленных из него православных, а также христиан других конфессий — сирийцев и армян: мусульманам и евреям — по крайней мере, поначалу — жить в Иерусалиме запретили.
Из-за отсутствия достоверных данных часто возникал вопрос, не намеревались ли европейцы, завоевавшие Святой город, превратить его в некое церковное государство или подчинить его непосредственно Римской Церкви. В самом деле, почти сразу был избран римский патриарх (по прошествии сорока пяти лет после раскола между Западной и Восточной церквями было нецелесообразно полагаться на греческого патриарха), а военачальники после долгих споров решили выбрать себе короля — слабого здоровьем и недостаточно энергичного, чтобы стать подлинным правителем. Это был Готфрид Бульонский, герцог Нижней Лотарингии: однако он отказался (по собственному желанию или подсказке какого-то прелата) «носить золотой венец там, где Христос носил терновый». Поэтому он стал не королем, а просто «защитником Гроба Господня» (Advocatus Sancti Sepulchri), поверенным в мирских делах Иерусалимской Церкви, которая находилась при храме Гроба Господня. Однако после смерти Готфрида в 1100 году его брат Балдуин Булонский заставил присудить себе королевскую корону, хотя было совершенно не ясно, кто и чьей властью может избирать суверена. Так появилось Иерусалимское королевство, выборная монархия, иногда с чертами наследственной, где корона могла передаваться как по мужской, так и по женской линии.
Восемь королей успели сменить друг друга в Иерусалиме, прежде чем мусульмане оправились от потрясения, вызванного неожиданным нападением 1099 года, и снова перешли в наступление. Эмир Сирии и Египта Салах ад-Дин Йусуф ибн Аййуб (Саладин западноевропейских хроник) в июле 1187 года одержал победу при Хаттине возле Тивериадского озера в Галилее, а в октябре того же года отнял у христиан Святой город. Иерусалимское королевство продолжало существовать и после этого, но теперь занимало лишь узкую прибрежную полосу, которая пока еще находилась под властью христиан. Королевский двор обосновался в Акре, красивом и хорошо укрепленном городе.
О королевстве крестоносцев в Иерусалиме и Акре и о некоторых княжествах крестоносцев в Испании много говорили как о своеобразном колониальном эксперименте. Но подлинная сила королевства была сосредоточена в «торговых колониях» крупных морских городов, в основном итальянских — Генуи, Венеции, Пизы. Между этими «колониями» часто разгоралась яростная вражда, которая кипела на континенте между «метрополиями», а иногда сами колонии становились причиной этой вражды. Прибрежные портовые города Сирии и Палестины (Бейрут, Тир, Акра, Хайфа, Кесария, Яффа, Аскалон) имели большое значение: через них пролегали караванные пути, которые через Дамаск, Алеппо и Мосул связывали побережье Средиземного моря с континентальной Азией и Великим Шелковым путем. Проживавшие в этих городах итальянские купцы имели доступ к ценным восточным товарам и пряностям и могли регулировать их поставки на европейские рынки. Только в XIII–XIV веках были предприняты попытки проникновения в континентальную Азию, совпавшие с монгольской экспансией, после которой в Азии стали более благосклонно относиться к римским миссионерам.
Можно заключить, что относительно короткое существование королевства крестоносцев в Иерусалиме в XII–XIII веках (со столицей в Акре с 1187 по 1291 годы) было сильно осложнено присутствием в нем «сепаратистских» (по форме или по сути) элементов, которые мешали короне осуществлять свою власть. Это были синьории, наделенные широкими юридическими полномочиями; торговые колонии, которые управлялись как самые настоящие коммуны; наконец, рыцарские ордена, то есть религиозные организации с собственным уставом, в которых состояло определенное число рыцарей, давших обет защищать Святую землю и паломников: тамплиеры, госпитальеры св. Иоанна Иерусалимского, госпитальеры св. Марии, которых называли «тевтонцами», так как в этом ордене состояли только германцы. Постоянные разногласия между синьорами, коммунами и рыцарскими орденами стали одной из причин распада королевства. При этом нельзя забывать о том, что в Иерусалимском королевстве со временем развилась особая культура взаимопонимания и диалога с окружающей мусульманской средой; более того, только что прибывшие из Западной Европы воины и паломники нередко возмущались при виде этих poulains, «ублюдков», которые породнились с сирийскими и армянскими семействами, говорили по-арабски, по-армянски и по-гречески, а также одевались, питались и жили согласно местным обычаям. Те европейцы, которые понимали походы крестоносцев как беспощадную борьбу за веру, считали такое «колониальное» общество испорченным и почти исламизированным. С другой стороны, «заморские франки», которые на протяжении двух веков периодически нуждались в помощи своих европейских собратьев и единоверцев, в свою очередь, считали тех неотесанными и опасными. Поэтому они, пока сохранялась такая возможность, старались заключать соглашения с сарацинами, а не пользоваться военной помощью, которую на основании папских указов предоставляли авантюристы, жаждавшие наживы, не слушавшие ни призывов к умеренности, ни советов местных христиан, основанных на богатом военном опыте.