Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения
Шрифт:
Кочевники из несуществующей страны
Фрагменты, легенды, искажения. С какой бы готовностью летописи ни делились сведениями о прибытии цыган, они не передают нам надежных сведений. Но из кусочков они составляют образ чужестранных пришельцев, и получается грубый эскиз, который постепенно расцвечивают красками национальные и региональные культуры Европы. Нет еще единой системы, с помощью которой знания о цыганах, действия по отношению к ним, а также представление о них в новеллах и спектаклях можно будет собрать воедино. В местах встречи с местными силы распределены таким образом, что в отличие, например, от турецких завоеваний исключительно только местные во всех отношениях устанавливали правила игры: это касалось и самой встречи, и положения чужаков – отсюда и различия, и насилие. Если образная и культурная традиция быстро закрепляется и входит в культурный архив, то включения в каталог знаний позднего Средневековья и раннего Нового времени проработаны лишь весьма предварительно. Внедриться в воспринимаемый как замкнутый, таинственный и чужеродный мир цыган и получить о нем надежные знания – все это еще впереди.
Итак, хотя весь репертуар возможной принадлежности цыган проигран и кое-какие роли получили конкретное воплощение, в коллективной памяти от уже не пользующихся спросом преданий осталось лишь воспоминание о внезапном появлении повсюду в Европе абсолютно никому до того момента не известных людей, чужеродность которых после встречи с ними только возрастает. То, что их в зависимости от ситуации причисляли то к паломникам, то к мошенникам, то к лазутчикам, оправдывало соответствующие позитивные или же агрессивные действия либо средства порабощения чужаков. Но при этом неизменным остается статус цыган, который был и остается статусом неприятия. Этническая и национальная идентичность при политическом строе, характеризующемся территориальным господством, еще не играет никакой роли. Из сведений, которые передают летописи, отчетливо выступает один процесс – процесс быстрой маргинализации. Оттесненные на самый дальний периферийный край, они порой на годы теряются из поля зрения: на просторах мало еще заселенной сельской провинции или же среди толп бродячей бедноты. Их боятся, потому что они чужаки, поведение которых невозможно оценить, когда они появляются вновь. Подозрение, что они даже не «христианские люди», подливает масла в огонь. Но это еще не все. Местные начинают испытывать страх перед этими чужаками, лишь услышав о них или случайно на них наткнувшись, что случается довольно редко. В городских хрониках, а затем и в историографических трудах ученых стоящие на обочине развития цыгане становятся центральным символом всего чужого у европейских народов – сбивающего с толку и мешающего одновременно. Хотя теперь цыгане пришли в Европу, они считаются не-европейцами, лишенными места обитания, но давно завоевавшими прочное место в иерархии символов.
2. Чужаки, которые остаются
«Бесстыдные люди»: презрение и изоляция
Полвека спустя «бедные люди из Малого Египта» [81] , как обычно, бродят по Европе, выпрашивая милостыню и моля о ночлеге. Изменилась вовсе не их внешность и не то, как они сами себя подают, а поведение и реакция местного населения и властей. В архивах, изучая источники того времени, все чаще наталкиваешься на следы этих перемен, суждения и описания в документах становятся все более подробными и самоуверенными, а меры, о которых в них заявлено, все более строгими.
81
Цит. по: [Kriegk 1969: 149].
Гарантируемые охранными грамотами права пребывания игнорируются или отменяются новыми распоряжениями, право на милостыню как средство пропитания все реже признается в качестве обычного права. Курфюрст Пфальцский в первом такого рода указе 1472 г. грозит «не впускать ни одного цыгана по его повелению в земли или области» в пределах всей Германской имперской области [82] . Лавина законов и предписаний обрушивается затем на немецкие и европейские земли: в 1504 г. Людовик XII во Франции распоряжается об изгнании цыган из страны, в 1514 г. следует изгнание из швейцарских городов, в 1525 г. Карл V распоряжается об изгнании цыган из Фландрии, в 1530-м начинается выселение из Англии, в 1541-м – из Шотландии и в 1549-м – из Богемии. В 1557 г. на Бальном сейме закон об изгнании цыган из страны принимает Польша, с 1583 г. Португалия заставляет гитанос работать на галерах и в своих колониях. Изгнанию не подвергается только тот, кто, приспособившись, стал незаметен, или же тот, кто, как это было в Валахии, становился крепостным и поступал во владение помещика или монастыря. Как прокаженного,
82
Цит. по: [H"arter 2003: 44].
Следует всегда учитывать, что народы рома оказались в Европе в переходный период, ознаменовавшийся кардинальными переменами. Это главное, что затрудняет им ориентировку в жизни. Когда, например, они хоронят своих предводителей, как герцогов или графов, или когда представляются при знакомстве паломниками, то в своих представлениях они остаются в средневековых обычаях, тогда как на самом деле обеими ногами прочно стоят уже на почве территориальных, а далее – и национальных государств раннего периода их развития:
Максимально беспрепятственное функционирование власти со времен завершения Средневековья требовало вплетения всех подданных в прочную единую сеть с местной ориентацией, в которой они в любую минуту были бы досягаемы со стороны администрации и, соответственно, был бы обеспечен контроль над ними, в то время как одновременно с этим все пространство и, соответственно, сама страна вплоть до XVIII века подвергалась все более интенсивному охвату Власть простиралась над страной и людьми, и тот, кто не мог быть ею охвачен, принадлежал к masterless men, то есть к безродному сброду [83] .
83
[Seidenspinner 1998: 54 ff.].
Уже очень скоро появятся вопросы к их родине, исходя из новой политической карты прежнего пространства. Указание на далекое египетское происхождение уже не удовлетворяет запросам территориального мышления. Оно вызывает недоумение и непонимание:
Наверняка это тоже не их настоящая родина, и возникает вопрос: как же найти настоящую? Только, где бы ее ни искали, то поскольку цыгане – народ бродячий, то они нигде не дома [84] .
Территориальному мышлению и образу жизни европейцев бродячая жизнь кажется осознанным актом дезинтеграции из социальной, правовой, экономической и культурной систем, которые тогда как раз только формировались. На этой стадии территориальная привязка и интеграция в социум были связаны нерасторжимо. Связь эта существует до наших дней.
84
[Zedier 1964: Sp. 524].
Территориальное мышление исходит из того, что все, найденное на планете, включая земли и людей, находится в отношениях обладания и собственности. Земли и люди считаются решающими ресурсами прогресса, благосостояния и власти. Прежде всего по этой причине обладание пространством и контроль над ним находятся в центре концепций правления раннего периода новой истории. В Германии они развиваются в рамках направления под названием «полицейская наука». Эта наука пытается рассматривать обобщенно «идеальную культуру землепользования, население, земледелие, рост и процветание городов; наравне с этим – мануфактуры, фабрики и коммерческую деятельность, а также весь комплекс, связанный с состоянием пропитания», «управление домашним хозяйством, добродетели горожан, внутреннюю безопасность, противопожарные заведения, изобилие, обеспечение бедных» [85] .
85
Цит. по: [Bollenbeck 1994: 63].
Идентичность выводится из происхождения, которое наряду с генеалогией указывает на определенное географическое место и в совокупности обосновывает правовой статус. Бездомный и безродный такого статуса достигнуть не может. Его свобода в отношении той территории, по которой он перемещается, означает бесправие. Бродячие группы людей, подобных цыганам, больше не приравниваются к нуждающимся в поддержке местным беднякам. Они считаются вредными элементами, уклоняющимися от благ прогресса цивилизации. Согласно терминологии Роберта Кастельса (род. 1033) они – «индивиды недостатка,, недостатка ресурсов и недостатка принадлежности» [86] . Их ценность измеряется единственно только их принудительным физическим трудом на укреплениях или на галерах, а также их применением в качестве солдат.
86
[Castel 2001: 88].
Даже высоко ценимые по традиции виды деятельности, такие как освоение целины, сами по себе не были основанием для принадлежности к социуму, о чем свидетельствует пример конца XVII в. Когда цыгане в регионе Фихтельгебирге на свободной земле заложили огород, который им потом пришлось бросить из-за проблем с собственностью, то, с точки зрения местного населения, они оставили после себя магическое место, которое теперь «сельские люди посещают в Иванов день, чтобы собирать там травы и цветы, которым, употребляемым в виде чая, приписывается особенная целебная сила» [87] . Признанием пользуется не выполненная работа, а сверхъестественная сила, по народным поверьям заключавшаяся в инаковости. С другой стороны, полезных чужаков известного людям и признанного происхождения, вроде французских гугенотов в Германии или немецких ремесленников и поселенцев в России, встречали с радостью, и они могли даже рассчитывать на то, что смогут сохранить свой язык и культуру.
87
[Zapf 1887: 633].