Ежевичная водка для разбитого сердца
Шрифт:
– Может быть, – неуверенно согласилась я.
– Отлично. Вот и начинай одеваться сейчас же.
– Это же только через две недели, Кэт!
– Совершим первый выход. Что-нибудь незатейливое, попрактиковаться.
– Не-е-еет…
– Да. Просто пойдем, выпьем по стаканчику в баре Нико.
«Бар Нико» не был баром Нико уже почти пять лет, но мы продолжали так его называть, как и некоторые завсегдатаи, еще приходившие туда вкусить теплой атмосферы, которую сумел создать Никола и которую у новых владельцев хватило ума поддерживать.
«Ннннне-е-ееееет…»
Я
– Обязательно, – не отступалась Катрин. – Одевайся, идем в бар, выпьем немного и вернемся. Да, Нико?
– Меня-то почему всегда впутывают? – жалобно спросил Никола.
– Потому что тебе это доставляет удовольствие.
– Мне надо за Ноем…
– Группа продленного дня работает до шести. Успеем выпить по стаканчику, а на обратном пути зайдем в школу. Заметано. Пошли! Пошли! Пошли!
Она была невыносима, но устоять перед ней не мог никто. Мы с Никола еще немного поныли. Я с трудом поднялась, ожидая едва ли не услышать треск, когда отдирала себя от дивана, и направилась в свою комнату. Моя одежда лежала в двух так и не распакованных чемоданах. Вернулся ли Флориан в наш дом? Ощутил ли укол в сердце, увидев мой гардероб пустым? А чертова хипстерша уже повесила в шкаф брючки с высокой талией? Я вздохнула, роясь в одном из чемоданов в поисках неизмятого свитера, который и надела с моими любимыми джинсами.
Впервые за без малого две недели я посмотрелась в зеркало. Боже, какая я бледная! Я достала косметичку и принялась «штукатурить фасад»: корректор под глаза, румяна, тушь… Мне казалось, что я не красилась уже много лет. Суетный жест, но мне немного полегчало. Когда вернусь, уберу одежду в комод, пообещала я себе. Вот так, мелкими шажками – к выздоровлению…
Я вышла в гостиную под трогательные аплодисменты Катрин: «Ты прелестна, сердечко мое!» Она обмотала мне шею шарфом, сунула ноги в сапоги и ухватила за рукав Никола. «Да зачем…» – еще ныл он, когда мы вышли на улицу, под холодный сухой ветер.
Миновав перекресток, мы уселись за деревянный столик в золотистом свете убывающего дня. В баре Нико было хорошо, несколько энтузиастов уже пришли пораньше на вечерние посиделки начала недели – молодежь лет по тридцать, веселая и без проблем. Играл под сурдинку старый добрый Боб Дилан, официантка разносила по столикам подносы с колбасами и бутылки перуанского вина. Когда Никола открыл бар десять лет назад, он постарался создать в нем спокойную и теплую атмосферу, которая, он был уверен, понравится многим, кто хочет просто выпить, перекусить и поговорить, чтобы не приходилось перекрикивать музыку. «Старичье», – говорили мы о таких, включая в эту категорию и себя. В Монреале были десятки подобных баров, но Никола нашел и свою нишу, и свою клиентуру. Продав бар, он стал обладателем небольшого состояния.
«Привет,
– Сию секунду, – закивала Мари, направляясь к барной стойке.
– Привет, Ник! – крикнул мужчина лет сорока из-за соседнего столика. Со всех сторон неслось «привет, Ник!», когда мы приходили сюда. И Ник со всеми здоровался с той же теплотой и спокойствием, которые царили в этом баре, – его баре.
– Привет, Ник, – сказал чей-то голос за моей спиной.
Никола поднял голову.
– Макс? Макс Блэкберн? Ах ты, черт возьми!
Он поднялся и крепко, по-мужски, обнял красивого темноволосого парня, который, похоже, был несказанно рад встрече. Последовали возгласы: «Макс!», «Ник!», «Как поживаешь?», «Нет!», «Не может быть!», хлопки по спине и взрывы смеха. Улыбка у поименованного Макса была чудесная и, судя по всему, заразительная – мы с Катрин обе улыбались, глядя на них.
– Присядешь? – спросил Никола после очередного хлопка по спине.
– Нет, мне пора… но надо нам созвониться, дружище… Запиши-ка мой телефон.
Они постучали по клавишам айфонов, обменявшись номерами.
– Серьезно, замутим что-нибудь, о’кей?
– Непременно, – сказал Никола и повернулся к нам. – Помнишь мою кузину Катрин? А это наша подруга Женевьева.
Макс явно не помнил Катрин, но пожал ей руку и одарил широкой улыбкой, от которой она чуть глуповато хихикнула. «Очень рад», – сказал он мне, и его орехового цвета глаза заглянули прямо в мои. Взгляд у него был открытый и ясный. «Очень рада», – ответила я, а про себя подумала: «Боже, какие глаза».
Снова хлопки по спине, снова мужское объятие, и Макс ушел, на ходу попрощавшись с официанткой.
– Это один из моих лучших клиентов, – объяснил нам Никола, усаживаясь. – Максим Блэкберн. Злой добрый Джек.
В дверях Максим еще раз оглянулся на меня и помахал рукой.
– Чем он занимается? – спросила я.
– Пишет, кажется… Уезжал, жил во Франции или что-то в этом роде…
– А что? – спросила меня Катрин. – Тебе понравился?
– Что? Нет… То есть да, понравился, но… нет, просто любопытно.
Я смотрела через большое окно, как он переходит улицу. На нем было старое пальто и длинный шарф, все выглядело таким старомодным, что на самом деле было, наверно, последним писком.
– Лучшее красное вино, – сказала официантка, ставя перед нами бутылку. – Попробуйте.
Она налила нам три стакана. Вино и вправду оказалось изумительным. Сделав второй глоток, я удовлетворенно вздохнула.
– Спасибо, – сказала я Катрин. – Хорошая была идея – прийти сюда.
– Подожди, ты еще не пробовала колбасу.