Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 1
Шрифт:
если вы не приедете в Сибирь, то, конечно, потому, что вам гораздо выгоднее
будет остаться в России, но простите мне мой эгоизм. И сплю и вижу, чтобы
поскорее увидать вас здесь. Вы мне нужны, так нужны!.."
Какая высокая душа, незлобивая, чуждая всякой зависти была у Федора
Михайловича, судите сами, читая его заботливые хлопоты о своем сопернике -
учителе В<ергунове>. В одном письме ко мне, о котором упоминает Орест
Миллер в своем сборнике и которое затеряно {9},
коленях" готов за него (за учителя В<ергунова>) просить. Теперь он мне дороже
брата родного, не грешно просить, он того стоит... Ради бога, сделайте хоть что-
нибудь - подумайте, и будьте мне братом родным". Много ли найдется таких
самоотверженных натур, забывающих себя для счастья другого.
Но вот 21 декабря 1856 года судьба наконец улыбнулась Федору
Михайловичу. В письме от 21 декабря 1856 года Достоевский пишет мне: "Если
не помешает одно обстоятельство, то я, до масленицы, женюсь, - вы знаете, на
ком. Она же любит меня до сих пор... Она сама сказала мне: да. То, что я писал
вам об ней летом, слишком мало имело влияния на ее привязанность ко мне. Она
меня любит. Это я знаю наверно. Я знал это и тогда, когда писал вам летом
письмо мое. Она скоро разуверилась в своей новой привязанности... Еще летом, 173
по письмам ее, я знал это. Мне было все открыто. Она никогда не имела тайн от
меня. О! если б вы знали, что такое эта женщина..." <...>
Вернувшись в Семипалатинск из Барнаула, я нашел Достоевского
осунувшимся, похудевшим, грустным, совсем убитым. С моим приездом Федор
Михайлович приободрился, но мне пришлось его огорчить, сообщив ему о моем
скором отъезде из Семипалатинска.
Последние дни перед отъездом пролетели быстро. В конце декабря я
собрался в путь. Федор Михайлович весь день со мной не расставался, помогал
мне укладываться... Оба мы были в грустном, тревожном состоянии. Невольно
набегала мысль... увидимся ли?!
Мы оба, смею думать, в эти два года тесно сжились, полюбили друг друга, привязались, делили радости и горести сибирской жизни, выкладывали, как
говорится, друг другу душу. А как это дорого в тяжелые минуты оторванности от
всего дорогого, как облегчает это - поймет всякий, кому случалось быть в таких
условиях. <...>
Но... настал и час моего отъезда.
Уже смеркалось.
Вышел Адам, забрал чемоданы, мы обнялись крепко-крепко.
Расцеловались и дали слово друг друга не забывать. Как умел, старался я его
ободрить и обнадежить.
Оба мы, как и в первое свидание, прослезились.
Уселся я в кибитку, обнял в последний раз моего бедного друга.
Ямщик дернул вожжи, рванулась вперед моя тройка... и поскакал я.
Я оглянулся еще
фигура Достоевского.
К ПЕРВОЙ ВЕРШИНЕ
Н. Н. СТРАХОВ
Николай Николаевич Страхов (1828-1896) - философ и литературный
критик, естественник по образованию (окончил физико-математический
факультет и представил магистерскую диссертацию по зоологии), автор ряда
философских трудов ("О методе естественных наук и их значении в общем
образовании", 1865; "Мир как целое", 1872; "Философские очерки", 1895), многочисленных литературно-критических статей (о Толстом, Достоевском, Тургеневе, текущих литературных явлениях), статей по психологии, трех
известных книг по философии культуры ("Борьба с Западом в нашей литературе", 1882-1887) и др.
Страхов познакомился с Достоевским в начале 1860 года, вскоре после
возвращения писателя из Сибири. Они оба бывали у довольно популярного в то
время писателя и .педагога А. П. Милюкова (о нем см. стр. 179-180), с которым
174
братья Достоевские состояли в дружеских отношениях еще с 40-х годов как с
петрашевцем, членом кружка Дурова. У Милюкова, фактического редактора
только что основанного (в январе 1860 г.) журнала "Светоч", собирались по
вторникам разные литераторы: поэт Ап. Майков, молодой Вс. Крестовский и др., приглашен был и Страхов.
Они встретились вначале как люди резко противоположных интересов и
направлений, как представители двух разных эпох и культур. Страхов, по его
собственным словам, занимаясь философией и зоологией, "прилежно сидел за
немцами и в них видел вождей просвещения". В то же время литераторы из
кружка Милюкова, и прежде всего сам Достоевский, наоборот, "очень усердно
читали французов", политические и социальные вопросы были у них "на первом
плане и поглощали чисто художественные интересы". В кружке Милюкова мысли
славянофила Страхова должны были казаться по меньшей мере чужими. Но
Страхов видит большое сходство между ними и теми мыслями, которые
Достоевский положил в основу "Объявления" об издании в 1861 году журнала
"Время", где утверждается, что у нас имеется резкий разрыв между народом и
интеллигенцией, произведенный реформою Петра, и необходимо поскорее
вернуться к своей почве, к народным началам, но не с тем чтобы их
противопоставить началам общечеловеческой образованности, а совершить
некоторый синтез, то есть найти исход и примирение всех противоречий, которые
обнаружились "в историческом человечестве". Эта мысль о таком свойстве и