Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 1
Шрифт:
всячески, - например, пусканием фейерверков, произнесением речей, раздачею
книжек и т. п., а потом вступал с нею в конфиденциальные разговоры. Один раз
он пришел в Казанский собор переодетый в женское платье, стал между дамами и
притворился чинно молящимся, но его несколько разбойничья физиономия и
черная борода, которую он не особенно тщательно скрыл, обратили на него
внимание соседей, и когда наконец подошел к нему квартальный надзиратель со
словами: "Милостивая
ответил ему: "Милостивый государь, а мне кажется, что вы переодетая женщина".
Квартальный смутился, а Петрашевский воспользовался этим, чтобы исчезнуть в
толпе, и уехал домой.
Весь наш приятельский кружок, конечно не принимавший самого
Петрашевского за сколько-нибудь серьезного и основательного человека,
посещал, однако же, его по пятницам и при этом видел каждый раз, что у него
появлялись все новые лица. В пятницу на страстной неделе он выставлял на столе, на котором обыкновенно была выставляема закуска, - кулич, пасху, красные яйца
и т. п. На пятничных вечерах, кроме оживленных разговоров, в которых в
особенности молодые писатели выливали свою душу, жалуясь на цензурные
притеснения, в то время страшно тяготевшие над литературою, производились
135
литературные чтения и устные рефераты по самым разнообразным научным и
литературным предметам, разумеется, с тем либеральным освещением, которое
недоступно было тогда печатному слову. Многие из нас ставили себе идеалом
освобождение крестьян из крепостной зависимости, но эти стремления оставались
еще в пределах несбыточных мечтаний и бы-, ли более серьезно обсуждаемы
только в тесном кружке, когда впоследствии до него дошла через одного из его
посетителей прочитанная в одном из частных собраний кружка и составлявшая в
то время государственную тайну записка сотрудника министра государственных
имуществ Киселева, А. П. Заблоцкого-Десятовского, по возбужденному
императором Николаем I вопросу об освобождении крестьян {3}.
Н. Я. Данилевский читал целый ряд рефератов о социализме и в
особенности о фурьеризме, которым он чрезвычайно увлекался, и развивал свои
идеи с необыкновенно увлекательной логикою. Достоевский читал отрывки из
своих повестей "Бедные люди" и "Неточка Незванова" и высказывался страстно
против злоупотреблений помещиками крепостным правом. Обсуждался вопрос о
борьбе с ненавистной всем цензурою, и Петрашевский предложил в виде
пробного камня один опыт, за выполнение которого принялись многие из его
кружка. Они предприняли издание под заглавием: "Словарь иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык", и на каждое из таких слов писались
часто невозможные
лексикон, выходивший небольшими выпусками, разные цензора, а потому если
один цензор не пропускал статью, то она переносилась почти целиком под другое
слово и шла к другому цензору и таким образом протискивалась через цензуру, хотя бы и с некоторыми урезками; притом же Петрашевский, который сам держал
корректуру статей, посылаемых цензору, ухитрялся расставлять знаки препинания
так, что после получения рукописи, пропущенной цензором, он достигал, при
помощи перестановки этих знаков и изменения нескольких букв, совершенно
другого смысла фраз, уже пропущенных цензурою. Основателем и
первоначальным редактором лексикона был офицер, воспитатель одного из
военно-учебных заведений, Н. С. Кириллов, человек совершенно
благонамеренный с точки зрения цензурного управления и совершенно не
соображавший того, во что превратилось перешедшее в руки Петрашевского его
издание, посвященное великому князю Михаилу Павловичу {4}.
Петрашевскому было в то время двадцать семь лет. Почти ровесником ему
был Н. А. Спешнев {5}, очень выдающийся по своим способностям, впоследствии
приговоренный к смертной казни. Н. А. Спешнев отличался замечательной
мужественной красотою. С него прямо можно было рисовать этюд головы и
фигуры Спасителя. Замечательно образованный, культурный и начитанный, он
воспитывался в Лицее, принадлежал к очень зажиточной дворянской семье и был
сам крупным помещиком. Романтическое происшествие в его жизни заставило
его провести несколько лет во Франции в начале и середине сороковых годов.
<...>
Шестилетнее пребывание во Франции выработало из него типичного
либерала сороковых годов: освобождение крестьян и народное представительство
сделались его идеалами. Обладая прекрасным знанием европейских языков и
136
обширною эрудицией, он уже во время своего пребывания во Франции увлекался
не только произведениями Жорж Санд и Беранже, философскими учениями
Огюста Конта, но и социалистическими теориями Сен-Симона, Оуэна и Фурье; однако, сочувствуя им как гуманист, Спешнев считал их неосуществимыми
утопиями. Получив амнистию за свой беспаспортный побег за границу, он
прибыл в Петербург, и, найдя в кружке Петрашевского много лиц, с которыми
сходился во взглядах и идеалах, сделался одним из самых выдающихся деятелей
этого кружка. Будучи убежден, что для воспринятия идеи освобождения крестьян
и народного представительства необходимо подготовить русское общество путем