Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2
Шрифт:
накопившееся в уме и в сердце, пусть выйдет хоть памфлет, но я выскажусь"
{"Биография и письма", стр. 288 {48}. (Прим. А. Г. Достоевской.)}.
Это был роман "Бесы", появившийся в 1871 году {49}. На возникновение
новой темы повлиял приезд моего брата {50}. Дело в том, что Федор
Михайлович, читавший разные иностранные газеты (в них печаталось многое, что
не появлялось в русских), пришел к заключению, что в Петровской
земледельческой академии в самом непродолжительном времени
политические волнения {51}. Опасаясь, что мой брат, по молодости и
бесхарактерности, может принять в них деятельное участие, муж уговорил мою
49
мать вызвать сына погостить у нас в Дрездене. Приездом моего брата Федор
Михайлович рассчитывал утешить как меня, уже начавшую тосковать по родине, так и мою мать, которая уже два года жила за границей (то с детьми моей сестры, то наезжая к нам) и очень соскучилась по сыну. Брат мой всегда мечтал о поездке
за границу; он воспользовался вакациями и приехал к нам. Федор Михайлович, всегда симпатизировавший брату, интересовался его занятиями, его знакомствами
и вообще бытом и настроением студенческого мира. Брат мой подробно и с
увлечением рассказывал. Тут-то и возникла у Федора Михайловича мысль в
одной из своих повестей изобразить тогдашнее политическое движение и одним
из главных героев взять студента Иванова (под фамилией Шатова), впоследствии
убитого Нечаевым. О студенте Иванове мой брат говорил как об умном и
выдающемся по своему твердому характеру человеке и коренным образом
изменившем свои прежние убеждения. И как глубоко был потрясен мой брат,
узнав потом из газет об убийстве студента Иванова, к которому он чувствовал
искреннюю привязанность! Описание парка Петровской академии и грота, где
был убит Иванов, было взято Федором Михайловичем со слов моего брата {52}.
<...>
Хотя материал для нового романа был взят из действительности, тем не
менее мужу было необыкновенно трудно его написать. По обыкновению, Федор
Михайлович был недоволен своей работой, много раз переделывал и листов
пятнадцать уничтожил {53}. Тенденциозный роман был, очевидно, не в духе его
творчества. <...>
В конце 1870 года выяснилось одно обстоятельство, благодаря которому
мы имели возможность получить значительную для нас сумму, именно:
Стелловский, купивший у Федора Михайловича права на издание полного
собрания его сочинений в 1865 году, теперь издал в отдельном издании роман
"Преступление и наказание". Согласно договору, Стелловский обязан был
уплатить мужу свыше тысячи рублей. И вот роман был уже издан, а издатель
ничего не хотел платить, хотя пасынок мужа и заявлял ему, что имеет
доверенность на получение денег. Не надеясь на опытность пасынка,
Михайлович просил А. Н. Майкова взять на себя труд получения этих денег, не на
себя лично, а поручить дело опытному присяжному поверенному {54}.
С глубочайшею благодарностью вспоминаю я о том, как бесконечно добр
был многочтимый А. Н. Майков к нам в эти четыре года нашей заграничной
жизни. И в этом случае Аполлон Николаевич принял в нашем деле самое доброе
участие, и не только поручил наше дело поверенному, но даже сам пытался вести
переговоры со Стелловским. Но этот издатель был заведомый плут, и А. Н.
Майков, опасаясь, что Стелловский может его обмануть, решился вызвать самого
Федора Михайловича в Петербург. А так как ему было известно, что мы всегда
сидим без денег, то придумал крайнюю меру, - именно прислал нам телеграмму, в
которой советовал мужу просить из Литературного фонда взаймы сто рублей и на
эти деньги приехать в Петербург одному, без семьи. На беду, телеграмма пришла
1-го апреля (день, когда в России принято обманывать), и мы с мужем сначала
приняли этот вызов в Петербург за чью-нибудь шутку или за коварное желание
кого-нибудь из кредиторов, а может быть и Стелловского, вызвать Федора
50
Михайловича в Петербург и там, угрожая посадить его в долговое отделение, расплатиться за "Преступление и наказание" скупленными за бесценок нашими
векселями. Добрый Аполлон Николаевич не ограничился присылкою телеграммы, а от своего имени позондировал комитет Литературного фонда насчет выдачи
писателю Достоевскому взаймы ста рублей, но фонд и на этот раз <...> отнесся к
этой просьбе недружелюбно, о чем А. Н. Майков говорит в своем письме от 21
апреля 1871 года {55}.
Федор Михайлович был очень расстроен, получив это письмо, и писал в
ответ: "Видите ли, однако, как фонд высокомерно отнесся к моей (то есть вашей
обо мне) просьбе насчет займа, каких потребовалось гарантий и пр. и какой
высокомерный тон ответа. Если б нигилист просил, не ответил бы так" {56}.
Время шло, и в апреле 1871 года исполнилось четыре года, как мы жили за
границей, а надежда на возвращение в Россию у нас то появлялась, то исчезала.
Наконец мы с мужем твердо положили непременно в скором времени вернуться в
Петербург, какие тяжелые последствия ни повлекло бы за собою наше
возвращение. Но расчеты наши висели на волоске: мы ожидали новое
прибавление семейства в июле или в начале августа, и если б мы не успели за
месяц до ожидаемого события перебраться в Россию, то нам неизбежно пришлось
бы остаться еще на целый год, до весны, так как везти новорожденного позднею