Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования
Шрифт:
Автограф // ГТГ. — XIV.175.
248. С. А. Толстая [1449] — А. Г. Достоевской
<С.-Петербург. Конец января 1880 г.>
…Очень мне хотелось увидеть вас, сказать вам, хотя вы и знаете, как мы с вами скорбим и плачем, — вы не знаете, как мы до самой глубины души любили его…
Автограф // ЛБ. — Ф. 93.II.9.53.
Письмо написано на бумаге с траурной рамкой.
1449
Графиня Софья Андреевна Толстая — вдова поэта А. К. Толстого. По характеристике А. Г. Достоевской, "женщина громадного ума, очень образованная и начитанная. Беседы с ней были чрезвычайно приятны для Федора Михайловича, который всегда удивлялся способности графини проникать и отзываться на многие тонкости философской
249. А. П. Сазанович и М. И. Муравьев-Апостол — А. Г. Достоевской
Москва. 1 февраля 1881 г.
Многоуважаемая Анна Григорьевна, неожиданная кончина дорогого для русского сердца Феодора Михайловича глубоко нас огорчила.
Каким достойным, блестящим образом покойный закончил последний год своей полезной жизни: незабвенною речью на празднике Пушкина и романом "Братья Карамазовы", в котором так типично отразилось наше взбаламученное общество.
Матвей Иванович и я, мы спешим выразить вам, многоуважаемая Анна Григорьевна, сердечное соболезнование в постигшем вас горе. У вас есть большое утешение — сознание, что вы вполне были достойной, энергичной подругой покойного и составляли его счастье. Дай вам бог воспитать своих деток в родителей!.. [1450]
Автограф // ИРЛИ. — 30254. — C. CXIIб6.
250. А. П. Философова [1451] — А. Г. Достоевской
1450
Сообщая А. Г. Достоевской через пять лет, 8 мая 1886 г., о смерти М. И. Муравьева-Апостола, человека, на котором сосредоточивались, по ее словам, все ее земные привязанности, Сазанович писала:
"У меня теперь в распоряжении все бумаги покойного, вся его переписка с товарищами и посторонними знакомыми. Что вы намерены делать с письмами Матвея Ивановича и его товарищей, которые я когда-то передала Федору Михайловичу? Не соединить ли их вместе и не издать ли их отдельной книгой?" (там же).
1451
Анна Павловна Философова (1837-1912) — известная деятельница в области женского образования.
В своих воспоминаниях о Достоевском она писала:
"Как много я ему обязана, моему дорогому нравственному духовнику! Я ему все говорила, все тайны сердечные поверяла, и в самые трудные жизненные минуты он меня успокаивал и направлял на путь истинный. Я часто неприлично себя с ним вела! Кричала на него и спорила с неприличным жаром, а он, голубчик, терпеливо сносил мои выходки! Я тогда не переваривала романа "Бесы". Я говорила, что это прямо донос…" (См. Тыркова А. В. Анна Павловна Философова и ее время. — Пг., 1915. — С. 258).
Достоевский в одном из писем к Философовой охарактеризовал ее как женщину, "добрую беззаветно и беспредельно", наделенную "прекрасным умным сердцем" (Письма. — IV. — С. 66-67).
Висбаден. 1/13 февраля 1881 г.
Сейчас вычитала из газет, какую мы все понесли еще потерю!! Не стало нашего дорогого Федора Михайловича! Конечно, нет слов, чтобы выразить вам всю мою скорбь, дорогая Анна Григорьевна, и, конечно, нет слов у меня утехи и для вас; одно можно с уверенностью предсказать, что Федор Михайлович всегда будет жить в сердце истинно русском! Как я жалею, что горькая моя судьба приковала меня к загранице и что я лишена даже возможности проститься с дорогим усопшим [1452] <…> О себе могу только сказать одно, что я нахожусь все в том же печальном положении! Изгнанная из отечества, лишенная семьи и здесь, на чужбине, лью горькие слезы и молю господа дать мне терпение!
1452
Философова осенью 1879 г. была выслана Александром II из России за "неблагонадежность" и за связь с революционными элементами.
Автограф // ЛБ. — Ф. 93.II.9.95.
251. Вс. С. Соловьев — П. В. Соловьевой
С.-Петербург. 2 февраля 1881 г.
Милая мамочка, писать нечего, ибо все так скверно. Вчера похоронили Достоевского. Это так нежданно и ужасно! Похороны, вынос, вообще все эти дни были что-то никогда не виданное. В России никого так еще не хоронили — подобие представляли еще похороны нашего дорогого [1453] , но я тогда мало видел, да и Москва — не Петербург: Петербург гораздо живее и отзывчивее, писатель всегда популярнее ученого. А это было что-то баснословное!
1453
Соловьев говорит о похоронах
Вдове нераздельно с детьми, сыном и дочерью, дана вечная пенсия в две тысячи. Этого тоже никогда не бывало — ведь Достоевский нигде не служил и был прощенным каторжником! Это явление отрадно [1454] …
Автограф // ЦГИАЛ. — Ф. 1120. — Оп. 1. — Ед. хр. 88.
252. Е. А. Цертелева (Лавровская) — А. Г. Достоевской
Канн. 2/14 февраля <1881 г.>
…Сейчас только прочитала я до глубины души поразившую меня печальную весть о кончине незабвенного супруга вашего.
1454
В ЦГАЛИ хранится автограф (на французском языке) критического очерка Анны Николаевны Энгельгардт (1835-1903) о Достоевском, озаглавленный "Великий русский психолог" (датирован 21 апреля 1882 г.).
В заключительной части очерка автор отмечал:
"Смерть застигла его 28 января 1881 г. в апогее славы, популярности. Его похороны были событием. Ни с чем не сравнимая пышность его похорон обратила на себя внимание даже людей из народа, осведомлявшихся, что же собой представляла эта великая личность, этот генерал, которому отдают столь блистательные почести?
На вопрос подобного рода, заданный человеком из народа, который спросил, кого ж это хоронят с такой небывалой торжественностью, один студент ответил: "Бывшего каторжника".
Молодежь никогда не забывала, что он являлся мучеником своих убеждений" (Ф. 572. — Оп. 1. — Ед. хр. 212).
Всякое утешение бессильно, ничтожно перед ударом, поразившим вас…
Автограф // ЛБ. — Ф. 93.11.9.112.
253. Л. Н. Павленков — М. Ф. Де Пуле
С.-Петербург. 4 февраля 1881 г.
28 января угасла жизнь человека честного, писателя первоклассного, мыслителя, печальника рода человеческого — не стало Федора Михайловича Достоевского! Я не знал покойного, я даже никогда не видал его, но понимал его только по его произведениям, и, признаюсь, дорогой мой брат, ни одна смерть после кончины матушки не поражала меня так глубоко, так тяжело, как смерть Федора Михайловича Достоевского. Я и теперь еще не могу успокоиться, какая-то тоска, безотчетная грусть сдавливает мою душу, когда я вспомню о нем, точно мне чего-то недостает.
30-го числа я был в его доме на панихиде, и я, как вы говорите, "человек спокойный", разрыдался до истерики, до обморока, и только стакан воды, данный мне помощником директора Обсерватории Рыкачевым, моим знакомым, привел меня в сознание. Эту совершенно неожиданную для меня историю пришлось мне разыграть в присутствии большого общества, в числе которого был великий князь Дмитрий Константинович [1457] … На другой день, т. е. 31-го, на выносе тела я решительно не мог быть и был только на похоронах, 1-го числа, но этот день прошел для меня благополучно. Если бы я с моими рыданиями был единичное явление, то, конечно, попал бы на страницы газет, но, к счастью, я был не один плакавший и рыдавший о покойнике.
1457
Вел. кн. Дмитрий Константинович (1860-1918) — сын вел. кн. Константина Николаевича.
О похоронах я писать не буду, так как все это вы должны уже знать из газет, но скажу, что это было что-то необыкновенное, чего еще не было и едва ли будет. Да, настало "оскудение земли русской", закатилась лучезарная звезда с мрачного литературного небосклона. Что теперь осталось? Тургенев — но этот барич почти забыл Россию, перестал писать, да, как говорят, и разучился писать по-русски; Григорович — но тот давно уже замолк; граф Толстой — но он редко утешает нас, а затем — вся литературная тля a la Крестовский, Данченко [1458] , Шкляревский [1459] и им имя легион!
1458
Плодовитый беллетрист и очеркист Василий Иванович Немирович-Данченко (1848-1936).
1459
О Шкляревском см. в примеч. к п. 84.
"Братья Карамазовы" — последнее произведение Федора Михайловича — ясно показывает, сколько еще могучей творческой силы таилось в его душе, и — вдруг замолк навеки! Бедная Россия, какой-то тяжелый рок лежит на ее светлых силах, на дарованиях и талантах, только начнут развиваться, крепнуть, — смотришь — конец! Так погиб Пушкин, Лермонтов, Никитин и, наконец, Достоевский, которого сломила одиннадцатилетняя каторга. Едва ли мы дождемся такого другого глубокого психиатра, каковым был Федор Михайлович, так как для того, чтобы писать так, чтобы раскрывать всю душу человеческую и затем относиться к ней так тепло и любовно, как относился он, — нужно пережить столько, сколько пережил, перечувствовал и вынес он, и выйти из этого ужасного горнила не ослабленным, жестоким, а вселюбящим, всепрощающим, глубоко религиозным и бескорыстно честным! <…>