Фальдийская восьмерка
Шрифт:
– Это твой шанс просветиться.
– С такими силами они давно бы снесли охрану, – подкрутил гогглы Веден, приближая картинку. Линзы на солнце окрасились в непроницаемо-черный. – О, этого я знаю. Маракс, наемник не из последних. По слухам, из кочевников. Любит маленьких девочек и резать уши. Пить, правда, не умеет совершенно. Однажды надрался так сильно, что попытался влезть на городскую стену, цепляясь одними губами…
– Ему удалось?
– Когда он успел собрать столько людей? – Сонатар при упоминании об увлечениях наемника заметно побледнел и оглянулся на дом. –
Семерка бандитов тем временем добралась до храма. Тяжело вооруженные бойцы заняли места по периметру площади, благоразумно держась подальше от собравшейся в центре толпы.
– Не уверен, что мы сдержим шарков, если начнется бой, – пыхнул трубкой Раскон и принялся стягивать перстни с пальцев.
– Что-то их больно дохера, – кивнул Колфер. – Кровищи будет… Зря я согласился.
– Вон он! – проорали с крыши.
Двери храма распахнулись, и на испаханную ногами площадь ступил человек в серой тогвианской рясе. Он откинул с лица капюшон, сверкнув на солнце густой рыжей шевелюрой, огладил бороду и саданул молотком по висящей рядом со входом железке. Над городом поплыл высокий, протяжный звон. Раготар отбросил молоток, с издевкой поклонился в сторону дома и принялся избавляться от неудобного облачения.
– И давно у вас новый священник? – хмыкнул капитан “Гниды”. – А старый куда делся? Говорил мне батя, не доверяй святошам.
– Сука! – лязгнул Сонатар, теряя остатки самообладания. – Эй, на крыше! Глушите его! Ка-а-артечь!
– Эйра до сих пор нет! – приглушенно донеслось в ответ. Над парапетом мелькнула и тут же исчезла голова в блестящем шлеме.
– Успокойся, – приобнял раскрасневшегося северянина Раскон и указал на размахивающего белой тряпкой самозванца, увлеченно вещающего пестрой толпе, – Хотел бы он напасть, давно бы напал. Это выглядит, как приглашение к переговорам.
– Никаких переговоров, – рыкнул Сонатар, сбрасывая руку фальдийца и поворачиваясь к дому. – Каролдис! Где шаргов Каролдис, чтоб его гразги пожрали? И где этот трижды проклятый эйр?
Словно в ответ на его слова, двустворчатые двери поместья распахнулись и во двор, шатаясь, вывалился начальник стражи Шалариса. Не удержавшись на скользких ступеньках, он упал лицом вперед на брусчатку, выставив на всеобщее обозрение окровавленный затылок. Начал было подниматься, и даже крикнул что-то невнятное…
Из глубины дома серой, перебинтованной тенью проявился Везим.
– Крепкая голова, – виновато развел руками охотник, и обрушил вниз короткую, окровавленную дубинку.
Все произошло очень быстро. Растерянные стражники едва начали вскидывать оружие, а по ним уже будто проехался своим траком незримый для смертных Попутчик. Мелькали приклады, звонко сминая шлемы, умело заламывались за спину руки, летели со стены на камни так ничего и не успевшие понять наводчики огнеметателей, умело сброшенные вниз неожиданными ударами. До сих пор не сумевшие разбудить таргу служки жались спинами к машине, со страхом глядя в темные стволы жахателей.
Брак, вместе с незнакомым бойцом с “Сирени”, спешно закрыли створки ворот, отсекая происходящее внутри стен от излишне любопытных
– Боюсь, что тебе все-таки придется вступить в переговоры, – миролюбиво прогудел Раскон, не сводя глаз с красного от ярости северянина. – Ты ведь не хочешь, чтобы шарки сожрали твой поселок?
Тот скосил глаза вниз, где у самого горла блестело бритвенно-острое лезвие сабли, и кивнул.
– Раскон, вязать его? – спросил что-то жующий Колфер, поигрывая веревкой. Веден невозмутимо раскуривал трубку.
– Сонатар, друг мой, тебя вязать? – доверительно прошептал фальдиец, наклонившись к самому уху северянина.
Ноздри хозяина Шалариса раздулись, но он вновь промолчал. Из глубин дома раздались звуки ожесточенной схватки, гулко бухнул жахатель, выбросив из окон второго этажа сноп стеклянных осколков, искристыми льдинками усыпавших двор и собравшихся там бойцов, после чего все стихло. Со стороны зверинца орали потревоженные птицы.
Во дворе все успокоилось. Пленников деловито оттаскивали в пристройку, оставляя на серых камнях длинные дорожки из грязи и, кое-где, крови. С крыши, откуда прекрасно было видно происходящее, и куда не допустили горжеводов, слышалась приглушенная ругань, какой-то металлический лязг и глухие удары в крышку люка.
– Моя рука устает, – поднял голову Раскон. Темные очки блеснули на солнце.
– Тебе этого не простят, – процедил Сонатар, не делая, однако, попыток двинуться. Взгляд его метался то на крышу, то на саблю, то на темнеющий проем, ведущий в глубины дома.
– Если бы ты принял предложение Союза и не сидел на своих плетенках, словно летрийский купец на скорлупках, тогда да. Не простили бы, – кивнул фальдиец, – Сколько их было, этих предложений? Пять? Семь? Но ты же упрямый. Вольный город, свободный Шаларис, который ты, тем не менее, назвал своим именем. Воплощенная гордыня, памятник самому себе, возведенный в глуши из пропитанной химией соломы. Но есть ли на западе хоть кто-то, кто по-настоящему встанет за тебя с оружием в руках? Или будет мстить?
Грохот ударов в люк продолжался. На крыше внезапно что-то застучало, закашлялось. Небольшой движок, а это несомненно был он, загудел, набирая обороты. Его одинокое пение вдруг дополнилось тонким пересвистом компрессора, а после – басовитым скрипом металла. Ствол скраппера, до того направленный в сторону храма, уверенно пошел вниз, направляя свое жерло во двор.
– Никому не двигаться! – прокричал срывающийся, молодой голос.
– Опустил саблю, урод!
– Гразгова блевота… А мне про запасной движок не сказал, – вполголоса пробормотал Брак, с трудом карабкаясь на стену. – Про своего шаргового батю рассказал, про свои гразговы болячки рассказал, про блеванного Чесотку рассказал, а про движок и компрессор не сказал.