Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 2
Шрифт:
– И вы называете это шизофренией?
– Если говорить честно, то я не знаю, что такое шизофрения. Только прошу не удивляться, если через год вы станете вести дело Элизы Вуйтчак, гражданки Китая, богатой как тысяча чертей, проживающей в одном из вроцлавских богатых вилл, и станете размышлять над тем: куда девался Василевский.
– Ну... это уже вы пересолили.
– Возможно, но не сильно.
– Но вы же сами говорили, что уже много лет знаете пациента по фамилии Василевский.
Хиршбаум вновь расхохотался.
– Даааа? Говорил? На самом деле? – Он закурил. – А разве я, случаем, не говорил еще, что он на всех оказывает гипнотическое влияние? И вы считаете, будто бы я являюсь каким-то исключением? Уже неоднократно я убеждался в том, что он многое что может. Быть может, пять лет назад я узнал его как Збышка Грабецкого
– И вы являетесь профессиональным психологом?
– Профессиональным... – Хиршбаум пожал плечами. – Слово-отмычка. Вы хоть знаете, что такое психология? Вижу, что не знаете, так что поясню. Психология – это наука, выдуманная врачами, которые боялись крови, - он вновь рассмеялся, но в его смехе были слышны печальные нотки. – Нихрена мы не знаем о человеческой психике. Нихрена не знаем о мозге! Фрейд, фамилия, которую знает каждый, был научным ничтожеством, что ему неоднократно доказывали. Он – научный ноль! Ничто! Но это не мешает, чтобы фрейдизм цвел и пах. Уже в качестве философии? В качестве веры? Честное слово, не знаю. Психоанализ – это не наука, тем не менее, его применяют во всем свете.
Мержва тоже сунул в рот сигарету.
– Еще немного, и вы начнете пояснять, будто бы все это нам только снится.
О! – Хиршбаум нацелил в него палец. – И вы уже находитесь на верном пути.
– На каком пути?
– Чтобы сделаться практикующим фрейдистом. Прошу прощения, профессиональным.
Офицер лишь вздохнул. Он поднялся с капота, выбросил окурок и распрямил кости.
– Вижу, что сегодня мы ни до чего не дойдем, - буркнул он. – Но вернемся к делу. Благодарю вас обоих за встречу.
Он выбросил банку в ближайший мусорный контейнер, слегка прикусывая губу, открыл двери своей лянчии, сделал жест, будто хотел остаться, переборол себя, уселся в машину и завел двигатель.
Василевский не глядел на удаляющийся автомобиль. Вместо этого он глянул на приятеля.
– Здзисек!... – Он не знал, как толком выразиться. – Я что, и вправду псих?
– Какой еще псих? – пожал плечами Хиршбаум. – Не бери дурного в голову.
– Говори.
Тот отбросил только что прикуренную сигарету.
– У тебя в жизни все в порядке? Какие-то проблемы, помимо этого офицерика? Кто-то тебя преследует? Гонится за тобой? Или ты опасен для окружающих?
Василевский молчал. Он не мог справиться с собственными мыслями.
– Ну, и раз тебе хорошо, нечего и беспокоиться. – Хиршбаум тоже завел двигатель. – Положи на все болт и заскочи в четверг, как обычно.
Он стартовал резко, против направления движения, затем сразу свернул на ведущий вниз пандус.
Василевский даже не успел его поблагодарить. Долгое время он просидел в молчании. Затем объехал бетонный стержень здания и попал на выездной пандус, но уже по нужной стороне. При выезде было немного хлопот с электронным билетом, поскольку никто не предусматривал, что сюда можно въехать и выехать, не высаживаясь из автомобиля и не выходя наружу. Вокруг не было ни единого человека. Какое-то время он размышлял над тем, не позвонить ли в центр обслуживания паркинга, но, зная жизнь, в эту пору там тоже никого не было, так что пришлось бы выкаблучиваться с глупыми компьютерами, которые милым голоском заставляли бы его нажимать на все новые клавиши в телефоне. Пришлось выйти и разыскивать автомат. По крайней мере, на какое-то время это отвело его мысли от всего дела. Но когда шлагбаум наконец поднялся, все вернулось.
Неужто он и вправду сумасшедший? Шизофреник с приступами амнезии? Действительно ли устроил себе левый паспорт в Белизе? Ну, псякрев! Он и вправду понятия не имел, где находится этот долбаный Белиз, какой там у них официальный язык. Не сильно-то он помнил, чтобы что-то устраивал, но... Погоди. Он придавил педаль газа, мчась через засыпающий город. Ведь должен же он что-нибудь помнить. Должен иметь каких-то знакомых. Так, погодь, погодь... Секретарша? Он видел ее несколько раз. На работу принял, и правда, по газетному объявлению. На фирме были какие-то компьютерщики, имелась бухгалтерша. Ее он видел раз в месяц, компьютерщиков – вообще никогда. Все по телефону, впрочем... а разбирался ли он в этом? Устраивал простые, хорошо оплачиваемые заказы,
Альфа промчалась через Тшебницкий мост. Мост. Его он помнил. Вообще, хоть в Карловице перебрался недавно, район казался вроде бы знакомым. Во всяком случае, какие-то его элементы. Василевский слегка притормозил. Нет, домой он ехать не может, просто не выдержал бы один, в четырех стенах. Он опустил оба стекла, поддаваясь ударам теплого ветра, и разглядывался. Он помнил гигантскую башню по другой стороне Одры и улицу, затененную кованными из железа оградами. Он свернул в улицу Каспровича, помня, что под казармами там была водонапорная башня. Василевский придавил педаль газа. Альфа рванула вперед, словно он хлестнул ее плеткой, моментально проскочив, что ни говори, длинную улицу. Башня, действительно, имелась. Равно как и казармы, сейчас принадлежавшие университету. Он свернул налево. Потом направо. Военный городок. Один из более крупных домов теперь был перестроен в инфекционную больницу. Вновь свернул налево. Он наверняка помнил эту дорогу. Помнил эту брусчатку, высокие тротуары, платформу ждя противовоздушного наблюдения на одной из крыш... Василевский прибавил газу. Альфа раскочегарилась до двух сотен в час по неровной, узкой дороге. К счастью, стояла ночь, и везде было пусто. Дорога вывела его за застройки, в поля. Нет, это не поля. Полигон. Василевский придавил педаль тормоза. Остановился на мощеном подъезде рядом с проржавевшим шлагбаумом и табличкой "Военная территория – проход запрещен". Этот подъезд он помнил... Вытащил фонарик и вышел, разглядываясь по сторонам. Счастье, что это военная территория – последний столь крупный оазис чистой, ничем не загрязненной природы буквально в нескольких минутах от центра.
Василевский заблокировал центральный замок и, освещая дорогу фонарем, направился вдоль оставшейся еще от немцев бетонной дороги для танков. Вновь он почувствовал себя будто во сне. Луна освещала странную округу, поросшую доходящей до локтей травой. Или это была не трава, а камыши? Во всяком случае, серебристое море с немногочисленными островками отдельных деревьев тянулось до самого горизонта. Он ускорил шаг. Деревья появились и возле дороги. Он видел два орудия. Немецкое "acht coma acht" и польскую переделку пятидесятых годов. Оба потрепанные, сейчас представляющие собой исключительно декорацию. Откуда-то ему было известно, что следует свернуть направо. Фонариком осветил небольшую табличку "Территория противохимических учений". В узком столбе света он видел расставленные среди деревьев заржавевшие столики и... то, чего подсознательно разыскивал. Выжженный корпус немецкого транспортера времен войны. Василевский продрался сквозь высокие травы и умело запрыгнул на наклонную броню. Какой-то шутник нарисовал на бортах свастику и знаки Африканского Корпуса. Это правда, Роммель здесь тренировался, только развалины машины не имели пустынного камуфляжа. Василевский сунул фонарик в один из открытых лазов. В средине кто-то должен был разводить костер. Изнутри панцирь был закопченный, серое покрытие стен, в большинстве своем, расплавилось. Места для солдат с разбитыми контейнерами, широко раскрытый задний, штурмовой люк, пустое двигательное отделение... Василевский спустился вниз. С трудом, через два отверстия от чертовски узеньких дверок, протиснулся в командирский отсек. Уселся, а точнее, присел, на месте водителя и глянул сквозь броневое забрало, заслоняющее наблюдательную бойницу. Щели в забрале были сделаны в форме елочки, словно в шлеме средневекового рыцаря.
И в этот момент зазвонил сотовый телефон. Василевский от неожиданности вздрогнул. Фонарь упал на пол.
– Да, слушаю?
– Приветствую, - раздался в трубке низкий голос. – Вы со мной не знакомы. Полковник Вашков.
– Хмммм... чем могу служить?
– Не были бы вы так добры подойти ко мне. Что-то не хочется брести через эту траву.
– Подойти к вам? Перепуганный Василевский выставил голову из люка. – Куда?
Почти что рядом, на боковой дороге между деревьями зажглись фары двух машин. Одна из них была исключительно крупной.