Feel Good. Книга для хорошего самочувствия

Гунциг Томас

Наконец настал день передачи. Камилла Боннен де Ла Бонниньер дала ей столько советов, что она чувствовала себя как после семинара по маркетинговому менеджменту («целевая аудитория, позиционирование, продукт»). Алиса поняла, что эта женщина ее в высшей степени раздражает. За час до начала передачи, когда темноволосая девушка наносила ей макияж, ей вдруг безумно захотелось побыть одной и в тишине, чтобы не было больше ни разговоров, ни советов, чтобы все оставили ее в покое. Но она ничего не сказала, и Камилла Боннен де Ла Бонниньер с приклеенной улыбкой и мертвыми глазами продолжала говорить без умолку, пока Алису не позвали в студию.

Там уже были журналист (он пожал ей руку и сказал успокаивающе, что все будет хорошо), автор комиксов с грязью под ногтями и еще один автор, Жоэль Вассёр, который, казалось, чувствовал себя как в собственной ванной.

Прозвучал

сигнал, и начался прямой эфир.

Журналист взял интервью у Жоэля Вассёра, потом у автора комиксов, Алиса терпеливо слушала и восхищалась этими людьми, так непринужденно выступавшими на публике. Иногда она замечала, что камера берет ее в кадр, видела свое изображение на маленьком экране под потолком студии, по-прежнему не узнавала себя, но старательно улыбалась. Время шло, и она все меньше представляла себе, что будет отвечать на вопросы, которые ей зададут.

Ее очередь настала неожиданно.

Журналист повернулся к ней, все такой же улыбчивый, все такой же симпатичный, и, после кратких представлений, начал:

— Ваш роман выходит через несколько дней, и о нем уже много говорят. Те, кому посчастливилось его прочесть, называют его главной книгой начала литературного года. Скажите, вы написали эту прекрасную и светлую историю как ответ на драмы, наложившие отпечаток на вашу жизнь?

Алиса сначала не поняла, что он имеет в виду под «драмами, наложившими отпечаток на ее жизнь», и запаниковала, когда до нее дошло, что он намекает на выдумку Тома. Много месяцев никто не заговаривал с ней об этой истории, ни Анн-Паскаль Бертело, ни Камилла Боннен де Ла Бонниньер, ни худенькие девушки с прямыми челками. В конце концов она решила, что все об этом забыли.

Но, оказывается, не забыли!

Она попыталась дать нейтральный ответ:

— Нет… Не думаю… Я начала эту книгу, сама толком не зная зачем, а потом… Потом мне стало казаться, что она овладевает мной.

Журналист покивал.

— Да, это большая удача… Столько радости и нежности при вашей непростой судьбе. Вы воевали на стороне езидских женщин. Вас называли Белой Вдовой.

Алиса отчетливо ощутила, что падает, кровь, циркулировавшая в ладонях и ступнях, в локтях и коленях, отхлынула и свернулась в дальнем уголке ее организма. Стиснув зубы, она пробормотала:

— Знаете, все это… Это теперь позади… Далеко… Как будто этого никогда не было.

Тут снова заговорил Жоэль Вассёр:

— Извините меня, но в вашей истории что-то не сходится. Мне ее рассказали… Пресс-атташе вашего издателя рассказывает ее всем, разумеется, эта история привлекает внимание… Вот только я немного знаю те места, я несколько раз бывал там, когда работал над романом «Глаза без слез», и могу поручиться, что ополчения езидских женщин никогда не было. Женское ополчение было, да, но это были курдские женщины.

Теперь все смотрели на нее: Жоэль Вассёр, журналист, автор комиксов с грязью под ногтями, Анн-Паскаль Бертело и Камилла Боннен де Ла Бонниньер тоже смотрели на нее из-за кулис, камера смотрела своим единственным глазом, темным, круглым и холодным, а за камерой на нее таращились полмиллиона зрителей передачи, среди которых были журналисты, книготорговцы, няня Ахилла и Агаты с Ахиллом и Агатой, и, может быть, Северина, и, может быть, отец Ахилла. А те, кто пропустил прямой эфир, смогут посмотреть запись завтра, послезавтра, когда угодно, смотри хоть целую вечность, коль скоро она поселится на проклятых просторах Интернета.

Повисшая в студии тишина показалась ей до жути долгой, и так же тяжело, точно вековой ледник, эта тишина заполонила ее «я».

Не было мыслей. Не было идей. Как будто бесплодная ночь заменила мозг в ее черепной коробке. Все время, что длилось это молчание, Алиса была убеждена, что никогда больше не сможет произнести ни единого внятного слова.

А потом что-то произошло.

Она не знала, сколько прошло времени, но вдруг в ней зазвучал голос. Добрый, живительный голос произнес несколько слов, проливших ей на сердце бальзам бесконечной любви:

Looking out a dirty old window Down below the cars in the city rushing by I sit here alone and I wonder why [38] .

Голос Ким Уайлд взмыл в ней, как голос древнего духа, вызванный к жизни ее отчаянием. И слова «Kids in America», такие радостные и яростные, дали ей силы ответить спокойным голосом:

—

Мне нужны были деньги, вот и все. Может быть, никто здесь не знает, что такое нужда в деньгах. Настоящая нужда в деньгах! Не в деньгах, чтобы жить, а в деньгах, чтобы выжить. Было время, чтобы добыть эти деньги, я испробовала все. Я была готова работать, готова делать все, что угодно. Но работы просто-напросто не было. А если и подворачивалась, мне все равно не хватало даже на жизнь. Дело не в том, что я хотела стать богатой, я бы, конечно, не имела ничего против, но это не было моей целью. Просто мир устроен так, как он есть, нельзя прожить в нем без денег. А если вы мне не верите, попробуйте сами. Это просто невозможно. Когда нет денег, это хуже смерти! Недаром столько бедняков кончают с собой! Все лучше, когда есть деньги, все проще. С деньгами жизнь поистине прекрасна. Богатые люди, по-настоящему богатые, знать не хотят таких, как я, бедных. По-настоящему богатые люди сожгут всю нефть до последней капли, выловят всю рыбу до последней рыбешки, все пустят по ветру и построят себе маленький личный рай, изолированный от нашего ада. Они знать нас не хотят. Ну вот, и бедняки вроде меня выкручиваются, как могут, чтобы выжить и прокормить своих детей. Что я и делала! Я выкручивалась. Я отсосала за деньги, вы знаете, что такое CIM? CIM — это пятьдесят евро сверху! И я могла бы еще отсасывать, куда деваться, вот только, когда я стану старше, никто больше не захочет, чтобы я у него отсасывала! Разве что отдельные извращенцы, которые любят старые рты. И знаете, что я сделала? То, что я сделала, гораздо хуже этой лжи про Белую Вдову — я похитила ребенка! Да, я это сделала! Крошечную девочку! Я назвала эту девочку Агатой, потому что не знаю ее имени. Я хотела вернуть ее родителям, но так и не узнала, кто они. Мне бы надо было тоже бросить ее, сдать в полицию, но я не смогла, я люблю эту крошку, я жизнь готова отдать за нее! И эта книга, «Feel Good», была моим последним шансом на спасение, на спасение моего сына, на спасение себя! Поначалу эта книга должна была стать культурным налетом — я хотела что-то сляпать, чтобы обеспечить себя. А потом мне понравилось писать! Я действительно полюбила это дело. И у меня есть замечательный друг, это он придумал всю эту историю про курдских женщин и Белую Вдову… Он сделал это, потому что думал, будто должен это сделать, он считал, что без этого книгу не издадут, а нам нужны были деньги немедленно, иначе нищета, он потрясающий писатель, пишет странные истории, я разозлилась на него, это было глупо с моей стороны, не на него, а на всю эту жестокую и бесчеловечную систему я должна была злиться, а он — он сделал это, чтобы спасти нас. Он сделал это из любви. Никто никогда не доказывал мне так прекрасно свою любовь. Я поняла это в последние месяцы, и еще я поняла, что люблю его. Ну вот, все остальное меня не волнует, эту книгу вы можете сжечь хоть сейчас, если хотите. С меня довольно этого цирка.

38

Глядя в старое грязное окно / На гоняющие внизу автомобили/ Я сижу здесь одна и думаю почему. (Цитируется песня «Kids in America».)

Алиса огляделась, все молчали. Она встала и вышла из студии. За кулисами ей навстречу шагнула Камилла Боннен де Ла Бонниньер, ее взгляд был мертвее обычного, и впервые на памяти Алисы она не улыбалась. Алиса подошла к Анн-Паскаль Бертело, обняла ее и сказала просто: «Мне очень жаль».

Она взяла свое пальто и вышла в ночь.

6. Осень

Том стоял перед телевизором, сжав кулаки. Он только что видел в прямом эфире уход Алисы.

После первого момента удивления журналист сумел овладеть ситуацией и начал говорить что-то вроде: «Что ж, думаю, такие вещи случаются…» Но Том не стал слушать дальше, ему было плевать, что скажет журналист. Он выключил телевизор, взял телефон и позвонил Алисе.

Она сняла трубку.

Он сказал ей: «Приходи».

Она ответила: «Иду!»

Через полчаса она пришла: запыхавшаяся, растрепанная, обливаясь потом.

— Дети? — спросил Том.

— Они с няней, — сказала Алиса, — она переночует у меня… Я все равно собиралась ее попросить.

Том поцеловал ее.

Она поцеловала Тома.

И они занялись любовью на диване.

Потом они занимались любовью на обеденном столе, потом на кухонном (рядом с пятном сырости), потом на полу (под засохшим фикусом), потом у двери ванной, потом в ванной, потом в кровати Тома и наконец одновременно уснули.