Фельдмаршал Борис Петрович Шереметев
Шрифт:
3
Благодаря окладной книге 1708 года мы знаем с некоторой точностью, что давал фельдмаршалу оброк. Правда, два обстоятельства делают итоги 1708 года очень приблизительными для последующего времени, даже при условии, что установленные в 1708 году нормы остались неизменными. Дело в том, что единицей обложения служил тяглый крестьянин, то есть сумма оброчных поступлений должна была непрерывно возрастать в соответствии с непрекращавшимся увеличением населения вотчин, и, с другой стороны, с такой же, можно сказать, непрерывностью, хотя под конец и мелкими кусками, росли самые владения фельдмаршала. Значит, содержащийся в оброчной книге сводный перечень оброчных поступлений может в лучшем случае характеризовать только
Сумма окладного оброка увеличивалась еще так называемыми запросными столовыми припасами — новое заимствование из государственной практики. Впервые они затребованы были (в неизвестном нам составе и количестве) в 1705 году в Псков, где тогда находился фельдмаршал со своим штабом, в качестве временной меры. Так по крайней мере поняла дело вотчинная администрация, прекратив их высылку в последующие годы. Однако фельдмаршал напомнил о них. В 1718 году он писал в указе молодотудскому приказчику: «Справитца тебе с прежними моими старыми указами, которые были присылавы в бытность мою изо Пскова, и другая мои присылающийся указы, понеже по оным указам сверх окладной книги по расположению збиралися со крестьян молодотудской моей волости запросный столовыя запасы и присылалися ко мне во Псков, а после того, по тем же указам, такия столовыя запросныя запасы погодно присылались к Москве, — токмо не ведаю, зачем оная высылка ныне оставлена»{541}. «Запасы» снова были высланы.
Среди перечисленных «запасов» совсем нет, как мы видим, хлеба. Он не входил в круг оброчного обложения и заменялся в некоторых вотчинах деньгами, а в большинстве их, где была барская запашка, — работой. Как было раньше в этом отношении, мы не знаем, но в 1708 году, в момент составления оброчной книги, барскую запашку мы застаем во многих вотчинах фельдмаршала. Можно думать, что опыт убедил его в большей выгодности собственной пашни. В 1708 году под барскими полями во всех шереметевских вотчинах окладная книга считала 2012 десятин, на которых высевалось около 3093 четвертей хлеба. При последовавшем затем расширении запашки обе цифры должны быть увеличены не менее чем вдвое; следовательно, принимая обычный для того времени урожай сам–2,5–3, мы можем измерить количество получавшегося в хозяйстве Бориса Петровича хлеба суммой в 15–18 тысяч четвертей.
Но в рационально поставленном хозяйстве запашка влечет за собой появление и других хозяйственных статей. Так именно было и у фельдмаршала. По показаниям окладной книги, при всех тех вотчинах, где существовала пашня, имелся или хотя бы проектировался скотный двор. Количество скота и птицы точно определялось указом, а на будущее время вступал в действие общий наказ: «впредь на тех скотных дворех держать с приплодом и больши (установленного количества. — А. З.), сколько милостивый Бог приплодит, а менши того числа на тех скотных дворех николи скотины чтоб не было»{542}.
В 1717 году у Шереметева появилась мысль устроить молочное хозяйство под Москвой, в Константинове, для чего молодотудскому приказчику было послано предписание: «…купить на оброчные деньги… на завод на племя сто коров дойных»{543}. А в подмосковной деревне Островках при мельнице, где было изобилие птичьего корма, организован был своего рода питомник домашней птицы, и сюда со всех вотчин свозилась всякая «живность — гуси и утки и куры русские»{544}.
Много внимания уделялось овцеводству. Центром этой отрасли хозяйства стала, по-видимому,
Не во всякой вотчине, но там, где имелись благоприятные условия, культивировались фельдмаршалом огородничество и садоводство. В ростовской вотчине — селе Вощажникове — он завел огороды. «Да прислать бы тебе к Москве, — читаем в указе вощажниковскому приказчику Ивану Кострову, — сего 718 году… также и огородным овощам, что уродилося… А что есть луку и чесноку, токмо оставя из оного на Семены к предбудущему году, все прислать к Москве; да накопав хорошаго хрену немалое число, моркови, простарнаку, репы и ретки прислать же к Москве. Также от огородных овощей капусты кислой, и сеченой, и белой, и шеткованной, и свежей, и бураков и протчаго, что уродилося сего лета, приуготовить в зиму, как надлежит…»{546}. В других указах, направлявшихся туда же, говорится о яблоках, огурцах, свежих и соленых, о петрушке и т. п.
Большой сад был разведен в молодотудской вотчине в сравнительной близости от Москвы. Из указа мы знаем, как он заводился. На первое распоряжение об этом приказчик отписался, что «угодные места под сад» заняты «под тяглом у крестьян», и потому сада завести негде, на что последовало решительное предписание: «…взять (угодные места. — А. З.) у крестьян, а их перевесть… на иное место», и далее — инструкция, как сад устраивать: «…а под сад землю кончая изготовить к осени, чтоб было навожено перегною доброго, а земли захватить десятины две или и болше»{547}.
Особое место в хозяйстве занимало коневодство. Конские заводы были в Вощажникове и Молодом Туде. Судя по всему, они имели обширные размеры, хотя цифры на этот счет в документах отсутствуют. «А мое и богатство, что в лошадях… — писал фельдмаршал князю В. Л. Долгорукову. — Есть аргамаки турецкие и одна персицкая, да две арабских, и коней чистых имею, рослых и удалых и широких нагайских, а с ходою ни единыя не имею и николи у себя не имел… понеже какая лошадь ни есть с ходою, все те спотыкчивы и увальчивы, и вам известно: николи я на таких не езживал»{548}. Лошади для него были не только хозяйственной статьей, а прежде всего — предметом гордости. Как страстный любитель, он не смотрел на трудности, чтобы получить редкий экземпляр. Посланный в Турцию после Прута для ратификации мирного договора, Шафиров разыскивал в Константинополе лошадь каких-то особых качеств по специальному его заказу. «Лошадь вашему превосходительству сыскал и купил изрядную, — извещал он Бориса Петровича. — Истинно могу свидетельствовать вашим денщиком, что трудился в том, сколько мог, и лутче той сыскать не мог»{549}.
В Молодом Туде на конюшенном дворе служил «иноземец Шмит», который «лошадей кует и лечит». К нему у фельдмаршала тоже было исключительное внимание. Молодотудский приказчик получил целую инструкцию, как с ним обходиться: о нем «иметь призрение особое, и в посные дни давать ему мяса на день по две гривенки, а по воскресениям — день курица, другой и гуся сверх указного числа двух гривенок мяса и масла коровья по рассмотрению, чтобы не был в нужде, и по вся дни по две чарки вина простого и квас доброй, и держать ево в ласке своей и призрении»{550}.