Феникс
Шрифт:
"Какие там Англии, - популярно объяснил мне Тихон Тимурович, - когда еще в помине нет ни Американского континента, ни Африканского, нет Австралии и Антарктиды".
– "А что ж тогда есть, коли ничего нет?" - спрашивал я его. "Есть один суперконтинент Пангея, - отвечал геовед, - который в будущем расколется на части. И еще миллионы лет те части будут дрейфовать по лику Земли, прежде чем займут знакомое нам положение и приобретут привычные очертания".
Так что, вполне вероятно, точка, где я сейчас сижу, в будущем окажется под толщей антарктических снегов или на дне мирового океана. (Боже, как эфемерны наши представления
Вообще, Новая (она же Старая) Земля - это сплошные знаки вопроса, на которые нам еще предстоит отвечать и отвечать. Нам изрядно пришлось повозиться, вычисляя кульминации неизвестных для нас звезд. Место Полярной звезды стало вакантным, знакомые созвездия тоже исчезли, перемешанные в мешке времени. Многое нам еще предстоит открыть, систематизировать, дать названия. Хватит ли у нас поэтической зоркости, чтобы рассмотреть в блистающих россыпях звезд очертания новых созвездий?
Так вот - о меридиане. Если секстант позволяет по высоте солнца определить широту, то хронометры дают возможность установить долготу. Но здесь-то и загвоздка. У нас нет точки отсчета - нулевого меридиана. Образно говоря, мы еще только строим этот меридиан с помощью метода триангуляции. Одним из наших заданий является определение длины дуги в километрах между пунктами А и В. Между точками, лежащими на этом, пока условном меридиане. Между нашей базой и берегом моря. Вот почему еще мы идем строго с севера на юг, никуда не отклоняясь.
Более точные ответы дадут градусные измерения, то есть измерения в километрах длины дуг в 1 градус в разных местах на поверхности Земли.
Стало быть, меридиан, который нам предстоит нанести на карты, мы и назовем нулевым... Впрочем, оставим этот вопрос специалистам.
Я прерываю свои размышления, свой поток сознания и прислушиваюсь. То ли мне кажется, то ли мнится, то ли в самом деле издалека накатывает едва слышимый механический рокот. Я поднимаю руку и прошу тишины. Все смолкают. Рокочущий звук тоже, как назло, рассасывается в атмосфере. Но мы терпеливо ждем, мы все обращаемся в слух, люди бездвижно стоят в неудобных позах, как в стоп-кадре. Наконец, снова выплывает из-за порога слышимости рокочущий звук и больше не гаснет, но все увеличивается, набирая силу.
Появляются они внезапно. Две огромные (так мне показалось) металлические "стрекозы" выскакивают из-за кромки деревьев, низко, едва не задевая кроны, на бреющем полете проносятся над лагерем. Все участники похода вскакивают с мест, машут руками, орут в тридцать две глотки; ни вой турбин, ни посвист винтов не может заглушить ликующие звуки. Против ожидания, вертолеты летят от побережья. То есть с прямо противоположной стороны. Очевидно, они все-таки промахнулись и теперь возвращаются назад. Что ж, могло быть и хуже.
Вертолеты закладывают крутой вираж, гася скорость, идут на разворот. Они летят в строе минимального боевого расчета - ведущий и ведомый, и на секунду мне мерещится, что машины готовятся атаковать лагерь. Тем более, что у одного вертолета под брюхом висит какое-то стреловидное, похожее на разлапистую ракету, сооружение. Техническая мощь человечества порой не только восхищает, но и пугает отдельную личность.
Синхронно, четко выполнив разворот, "стрекозы" медленно подлетают к нашей стоянке, нервно мигая габаритными
Тотчас же резко стихает ужасающий вой турбин, смерчи выдыхаются. Уже встречающим можно слегка расслабиться, но подходить близко до полной остановки винтов еще опасно. И только когда лопасти замирают, безвольно обвиснув, все с радостными воплями бросаются к вертолетам. Повышенная радость людей легко объяснима: прибыли не просто два вертолета, прилетели два островка Родины!
Отворяется дверца пилота первой машины, и на землю бодро спрыгивает моложавого вида мужчина, не только плотно сбитый, но и ладно скроенный. На загорелом лице светится белозубая улыбка и веселые глаза - настоящий славянский ас. Расстегнув под подбородком ремешок, он снимает с головы тяжелый шлем, расчесывает пятерней влажные, цвета спелой ржи, волосы. Люди расступаются, я выхожу вперед.
– Командир вертолетного звена, капитан Петров наконец-то прибыл, - полуофициальным тоном докладывает летчик, сильно стискивая мою ладонь своей шершавой твердой лапищей.
Мне представляться не было нужды. Личность известная: безответственный художник - сомнительная фигура, почти террорист, бывший смертник, монаршей волею Хумета выдвинутый на должность походного Старшины. И, кроме того, меня знакомили уже с летчиками, когда мы обговаривали детали воздушной поддержки экспедиции. Поэтому я сразу перехожу к делу.
– Были какие-то проблемы, капитан Петров? Сигнал наш хорошо слышали?
– Как раз с сигналом-то и возникла проблема, - веселые глаза Петрова становятся серьезными, на лице отражается некоторое недоумение.
Мы не спеша направляемся в лагерь. Мимо нас, словно муравьи, снуют туда-сюда казаки, груженые тюками. Летчик растерянно вертит в руках шлем, как бы размышляя, с чего начать, потом берет шлем подмышку и начинает рассказывать по порядку:
"Мы вылетели с базы, поймали пеленг и легли на курс. Сигнал был устойчивым, мощным, но почему-то на 25 градусов восточнее от предполагаемого места стоянки экспедиции. Это было странно, но потом мы подумали, что какие-нибудь непредвиденные обстоятельства вынудили вас уйти в сторону. Когда мы пролетели 170 километров, нас вновь охватило сомнение в правильности курса, ведь вы сообщили, что прошли только 123 км. Что-то тут было неправильно. Но сигнал поступал на условленной частоте, и мы обязаны были лететь на пеленг. Наконец на 180-м километре, источник сигнала был обнаружен. Но это было совсем не то, что мы ожидали увидеть. А увидели мы ни много ни мало, как межзвездный корабль".