Феникс
Шрифт:
– Да, впечатлений здесь изобилие...
– Доктор усиленно размышляет.
– Вот какой мы делаем вывод: петля времени не замкнута до тех пор, пока мы живы... Если мы здесь погибнем, она замкнется окончательно.
– Для каждого в отдельности, - проясняю я вопрос.
– Разумеется...
– кивает умный доктор Лебедев.
– Но, возможно, я огорчу вас. Корабль Хумета обнаружен в непригодном для полетов состоянии. Судя по вашему рассказу - это просто груда металлолома, где лишь в каких-то там местах еще теплится жизнь,
– Значит, вы решительно отказываетесь от моего плана - захватить корабль?
– Видите ли... даже не знаю, как вам и сказать, чтобы не обидеть вас... В день принятия Конституции, нашей Конституции, мы все присягнули на верность новой родине и лично Его Высокопревосходительству Магистрату Хумету.
Словно зябкий ветер проникает под расстегнутую рубаху. Я поставил не на ту лошадку. Мысленно рву бесполезные билеты.
– Позвольте узнать, доктор: что вы чувствовали, когда там, на Земле, ну, на той еще Земле, подали сигнал к сбору?
– Абсолютно ничего не чувствовал. Это были обычные сборы в дальнюю дорогу. Ничем не отличавшиеся от поездки, скажем, в Москву. Если вы полагаете, что меня гнала какая-то сверхъестественная сила, уверяю вас, вы ошибаетесь.
– Но вы могли остаться дома? Разве вам совершенно нечего было терять?
– А зачем я должен был остаться? Родители мои умерли давно. Жена моя... ушла к другому еще ДО ТОГО... Когда я заболел - все друзья от меня отвернулись, с работы пришлось уволиться... Положение мое было пиковое, и тут на глаза попалось объявление...
– Объявление?
– усмехаюсь я и приблизительно цитирую из "Аэлиты": "Инженер Лось такого-то числа собирается лететь на планету Марс, требуется попутчик, обращаться в подворотню такую-то".
– Именно так я и воспринял это объявление - как бред сумасшедшего или розыгрыш, или хитро спланированный обман. А потом подумал: что я теряю? Заложил квартиру этой фирме в обмен на билет и... Да что там говорить! Я ХОТЕЛ поехать, и я поехал, не спеша, в трамвае, денег на такси у меня не было. А трамвай ходит как раз до Айкунайса, там пешочком еще километра четыре. Вот и все. Сюда я прибыл добровольно, и вовсе не намерен возвращаться назад. И считаю своим долгом поставить вас в известность, что планы ваши, относительно захвата корабля, с точки зрения действующего нового закона - преступны. Я не могу нарушить Закон. Поэтому, не только обсуждать, но и умалчивать о готовящемся заговоре считаю преступлением.
– Да успокойтесь, дорогой вы мой... никаких заговоров не существуют. Что ж, и потеоретизировать нельзя? А, кроме того, я лично Хумету не присягал, так что никакого предательства не совершил.
– Быть того не может, - не верит доктор, - как же вас могли назначить на столь высокую должность без присяги?..
– Хотите верьте, хотите нет. Я
– Ну что ж, по-видимому, вы Ему зачем-то нужны... Вы опасный человек. С вами лучше дружить, чем воевать... Простите, я должен идти.
Лебедев возвращается в лагерь. Честный, лояльный гражданин нового общества. А я, подлый предатель, чужак до мозга костей, смотрю ему в спину, в такое беззащитное пространство между лопатками, и рука моя лежит на рукоятке "макара".
Да нет, все верно. Он прав, а я нет. Представьте, что вы, мило беседуя с хорошим человеком, вдруг предлагаете ему совершить какую-нибудь гадость. Например, обокрасть его отца. Понятно, что вам плюнут в рожу. Очень часто мы, без всякого на то основания, проецируем свой образ мыслей на других людей, полагая, будто они такие же, как и мы. А они другие! Что ж, в таком случае опереться мне решительно не на кого.
Меня охватывает ужасная тоска. И я вою мысленно: "Какие, к черту, тут могут быть захваты?! Я что, Стивен Сигал какой-нибудь? Это он и драться мастак, и с электроникой на "ты". А что могу я? Я даже не знаю, с какой стороны к компьютеру подходят. И вообще, какого еще мне рожна надо?
– сдавливаю я горло оппозиционеру в себе так, что он хрипит.
– Не о тишине ли и спокойствии ты мечтал?.. Вот закончу поход, сооружу избушку, женюсь... если Владлена согласится... Заведем детей и будем жить в сени лепидодендронов. Красота! Будем растить детей, капусту и картошку выращивать, на охоту ходить, на рыбалку. И писать пейзажи. Как говорил небезызвестный Абдула: "Хороший дом, хорошая жена, что еще нужно человеку, чтобы встретить старость?"... За что, собственно, погиб Верещагин? Защищая то, чего уже не было. Ну, допустим, погиб он за Державу... Но где моя Держава? У меня ничего нет. Все мое здесь".
– Это рай!
– ору я во всю глотку.
"Ай-ай-ай!!!" - многоголосо откликается лес.
– Это край!
"Рай-рай-рай!" - соглашается лес.
Прибегает, сломя голову, весь растерзанный какой-то, подъесаул Бубнов.
– Что случилось, господин Походный Старшина?! Нападение?..
– ревет он жутким басом, выкатывая глаза так, что они того и гляди выпадут из гнезд и повиснут на кончиках воспаленных нервов.
– Слушай, Костя, - говорю я тихим голосом, - что у нас сегодня на завтрак?
– Сейчас узнаем...
– улыбка топором рассекает его лицо, глаза втягиваются в орбиты.
– Да, ладно, бог с ним, с завтраком...
– машу я рукой, и, по-приятельски обняв его за плечо, спрашиваю: - Скажи-ка мне, Константин Васильевич... Ты присягал на верность Магистрату Хумету?
– Так точно, - отвечает он, чувствуя себя под моей ладонью ужасно неловко, примерно, как гимназистка Рая, прижатая кем-то в темном сарае.