Феноменология духа

Гегель Фридрих Георг Вильгельм

В споре между «умеренным» гегельянцем Д. Штраусом и одним из представителей «левых» гегельянцев — Бруно Бауэрам — в качестве центральной проблемы философии Гегеля выдвигалась, проблема взаимоотношения «субстанции» и «субъекта».

Для гегельянцев становилась все более очевидной непоследовательность Гегеля, допущенная при попытке «примирить» «субстанцию» с «субъектом» в «Феноменологии духа». Д. Штраус старался избавиться от этого противоречия, отбросив прочь «абсолютный субъект». Философию Гегеля он интерпретировал исключительно под углом зрения категории «субстанции», понятой им как исходный пункт и конечный результат гегелевской системы. Однако «феноменологическая» проблема взаимоотношения субъекта и объекта ворвалась в теоретическое построение автора «Жизни Иисуса» с другой стороны: она выступила

в виде рокового для Д. Штрауса вопроса об источнике развития «духовной субстанции», на который он так и не смог дать сколько — нибудь вразумительный ответ.

Бруно Бауэр, подметивший эту слабость Д. Штрауса, пытается интерпретировать гегелевскую систему, отправляясь от другой категории «Феноменологии духа» — категории «субъекта» («только «я» — субстанция»)

Спор гегельянцев по поводу отправных категорий гегелевской, философии, разработанных в «Феноменологии духа», не выходил — за пределы системы Гегеля. Однако в ходе него начало всплывать на поверхность и осознаваться реальное содержание этих категорий: Штраус все более настойчиво ставит на место категории «субстанции» идеалистически истолкованную природу и отражающее ее общественное сознание; Бауэр же постоянно подчеркивает, что под «субъектом» можно понимать только познающего индивидуума. Таким образом, в споре гегельянцев начинался процесс раскрытия «тайны» основных понятий «Феноменологии духа».

Следующий шаг в этом направлении делает Фейербах, первоначально также один из «левых» гегельянцев. Перейдя на позиции материализма, он, в отличие от «правых», и «левых» гегельянцев, пытается материалистически истолковать подлинное содержание философии Гегеля и ее отправных категорий. Гегелевский «абсолютный субъект», деспотически господствовавший в пределах «чистой мысли», был понят Фейербахом как абстракция, отвлечение одной из сторон «действительного цельного человека», которая затем была противопоставлена этому последнему в качестве чуждой силы.

Этим был сделан значительный шаг вперед по сравнению с «левыми» гегельянцами. Если они считали чуждой человеку силой только религию, а спекулятивно — идеалистическую философию расценивали как подлинное проявление человеческой сущности и вместе с тем как основное орудие, при помощи которого можно «снять» религиозное «отчуждение» (осознав его подлинную природу), то Фейербах считал эту философию точно таким же «отчуждением» действительного человека, как и религию.

Теория «отчуждения», развитая в гегелевской «Феноменологии духа», была обращена теперь против самой философии Гегеля. Если для немецкого идеалиста «отчуждением» «абсолютного духа» была прежде всего эмпирически — конкретная действительность, которая в конечном счете «снималась» «абсолютным субъектом», познавшим ее истинную природу в спекулятивной философии («абсолютный субъект» у Гегеля собственно и представлял собой эту спекулятивную философию), то у автора «Сущности христианства» дело обстояло как раз наоборот. Истинным существованием у него провозглашалось именно действительное чувственное существование человека — «цельного человека», — а все противостоящее ему в виде религии, спекулятивной философии и т. д. объявлялось его «отчуждением».

Сообразно с этим переосмыслялись и основные категории гегелевской «Феноменологии духа»: примирение «субстанции» и «субъекта» находит свое осуществление не в спекулятивной философии, как у Гегеля, а в ее противоположности — в «цельном действительном человеке», понятом как чувственное единство «я» и «не — я».

Проблема отчуждения здесь впервые получила свою рациональную формулировку, и тем самым был открыт путь для обнаружения всей реальной проблематики «Феноменологии духа». Проблема, сформулированная у Гегеля как проблема отношения «духа» к своим собственным «отчуждениям», раскрывается в «Сущности христианства» как проблема отношения реального человека к «отчуждениям» его сущности.

Фейербаховское истолкование Гегеля (хотя оно было всего лишь приближением к правильному пониманию его) можно считать высшей точкой, достигнутой буржуазной философией в раскрытии «тайны» «Феноменологии духа», т. е. ее реальной проблематики. Последующее развитие буржуазной философии было движением вспять и по сравнению с диалектикой Гегеля, и по сравнению с материализмом Фейербаха.

Пересмотр

буржуазной философией своего отношения к Гегелю вообще и его «Феноменологии духа» в частности нашел довольно отчетливое выражение в книге Р. Гайма «Гегель и его время». Его разбор «Феноменологии духа», осуществленный с неокантиански — позитивистских позиций, свидетельствовал о глубоком падении уровня буржуазной философской культуры и о ее неспособности подняться до сколько — нибудь цельной точки зрения. В гай — мовском изложении «Феноменология духа» оказывается хаотической грудой не связанных друг с другом частей, какофонией дисгармонирующих «мотивов». В итоге Гайм приходит к выводу, что «феноменология есть не что иное, как психология, в которую вмешательство истории внесло беспорядок и запутанность; в то же время это есть и история, потрясенная в своем внутреннем ходе вмешательством психологии» ^х.

Как видим, здесь совершенно утеряны даже те результаты, которых достигла послегегелевская философская мысль в выяснении реальной проблематики «Феноменологии духа». Гайм вообще не ставит перед собой такой задачи. Расчленив «Феноменологию духа» на составляющие ее «мотивы», он свою собственную неспособность постичь ее как нечто целое, дающее определенную картину мира, выдает за «эклектичность» гегелевского произведения.

Общее снижение буржуазной философской культуры в эпоху безраздельного господства неокантианства во второй половине XIX в. оказало свое влияние и на философов, вышедших из среды гегельянцев, — на таких, как И. Эрдман и Куно Фишер. В. своих попытках комментировать «Феноменологию духа» (особенно это заметно в книге Куно Фишера о Гегеле) они не поднимаются дальше описания ее содержания.

На рубеже прошлого и нынешнего веков интерес к философии Гегеля снова возродился, сменив почти полувековой период неокантианской травли гегельянства.

В 1901 г. вышло в Лейдене (под редакцией и с предисловием лидера голландских неогегельянцев Боллавда) новое издание «Критики сознания» Г. Габлера. В 1905 г. вышла брошюра В. Пур — пуса [21] , комментирующая один из разделов «Феноменологии духа».

В 1907 г. в Лейпциге вышло юбилейное издание «Феноменологии духа» с пространным введением издателя, лютеранского пастора Г. Лассона, которое представляло собою довольно солидное исследование об издаваемом труде.

21

W. Purpus, Die Dialektik der sinnlichen Gewisslieit bei Hegel, Nurn — berg, 1905.

Ill Гегель т. IV

В этой, наиболее значительной из перечисленных здесь работ отчетливо проступает стремление сблизить автора «Феноменологии духа» с Кантом, выразить концепцию этого произведения в терминах кантовски — фихтевского субъективизма. В «Феноменологии духа» Лассон видит не объективную диалектику, развернутую — хотя и в идеалистически искаженном виде — на основе исследования исторического «единоборства» общественного человека с окружающим его и противостоящим ему объективным миром, а субъективную диалектику, выведенную из «монолога» сознания с самим собой. «Пропедевтическая форма» изложения «Феноменологии духа» выдается за само содержание «феноменологического» движения.

После Октябрьской революции наряду с тенденцией интерпретировать «Феноменологию духа» в направлении кантовски — фих — тевского субъективизма, все более и более проявляется у буржуазных философов стремление к истолкованию этого произведения в духе иррационализма. Особенно ярко оно выражено в двухтомном сочинении Р. Кронера «От Канта до Гегеля», в книге Г. Глокнера «Фридрих Теодор Фишер» и в работе Ж. Валя «Несчастное сознание в философии Гегеля». Как свидетельствует уже само название работы Ж. Валя, центральной проблемой в ней становится проблема «несчастного сознания», которой немецкий мыслитель посвятил один из подразделов «Феноменологии духа». То, что у Гегеля занимало столь скромное место, у Ж. Валя становится исходным моментом при характеристике всей гегелевской философии.