Фестиваль голодных призраков

Ночь с 14-го на 15-ое седьмого месяца , Лоян,

столица династии Тан, 703 г. н.э.

Лоян озарился светом тысяч алых фонарей!

Девушки в летящих одеждах танцевали и смеялись, укротители огня играли с пламенем, поэты читали свои лучшие стихи, лавочники продавали сладости и подарки для живых и мёртвых, а даосы предлагали зажечь благовония и почтить память старых и молодых: сегодня, в полнолуние

седьмого месяца, начался фестиваль голодных призраков.

Город шумел и искрился, но в сердцах двоих затаилась тревога…

Далисы.

Молодой мужчина сидел за столом, спрятавшись за ворохом свитков. Сгорбившись, он пристально наблюдал за флюгером землетрясения, прислушиваясь к далёкому шуму праздника и медленно потирая виски. Флюгер стоял на полу, на его круглых бронзовых боках лениво играли отблески свечей. Устройство напоминало большой жбан для вина, только с куполообразной крышкой и шириной шесть чи. На его внешней стороне располагалось восемь драконьих голов, обращённых к четырём сторонам света и промежуточным направлениям. Под каждым драконом сидели лягушки, запрокинув головы и открыв рты. Вот за ними и следил человек, чувствуя нарастающую тревогу: в животе противно урчало, а в голове роились нехорошие мысли.

Раздался щелчок. Пасть одного дракона распахнулась и из неё выкатился маленький бронзовый шар. Он упал прямо в открытый рот лягушки. По залу, окутанному полутьмой, разнёсся тонкий звон. Мужчина подскочил от неожиданности, толкнув коленом стол. В пиале с давно остывшим чаем луна посеребрила мелкую рябь. Это была любимая пиала сыщика: он сам разрисовал её. Линии напоминали большого лохматого пса.

— Дурной знак… — пробормотал мужчина, всматриваясь в иероглифы, начертанные возле каждого дракона.

В этот раз маятник, установленный внутри флюгера и всегда качавшийся вместе с дрожащей землёй, выбил шар из пасти того дракона, который указывал на юг.

Сам же мужчина не ощутил ни единого толчка. Зато флюгер чувствовал всё, даже слабую дрожь земли на больших расстояниях…

Прибор попал в руки мужчины шесть лет назад, в пятом месяце. В тот же год, в ту же ночь с 14-го на 15-ое седьмого месяца маятник внутри флюгера указал на землетрясение, которое произошло на севере, через год — уже на юго-востоке, а ещё через год — на северо-западе… С тех пор во время фестиваля голодных призраков пропадали люди: они тонули в Лохэ и её старицах, в окрестностях Лояна и ближайших деревнях… Тела не находили, лишь только одежды всплывали на поверхность.

Суеверные горожане говорили о призраках и демонах, но для мужчины это было всего лишь очередное дело… Единственное дело, которое он пока не смог раскрыть за шесть лет: ровно с того момента, как сыщик заступил на пост шаоцина. Шутники ли это или же сумасшедшие, шаоцин не знал. Но он осознавал, что за всеми преступлениями всегда стоял человек. Возможно, не один. Но чего он пытался добиться и зачем ему столько жизней? Этого сыщик не понимал. Даже стихи неизвестного поэта, которые каждый раз таинственным образом оказывались на столе шаоцина, не проливали свет на истину, но зато прекрасно

помогали раскрывать другие преступления. Благодаря неизвестному помощнику сыщик, и без того привыкший полагаться на себя, идти по следу и вгрызаться преступникам в глотки, получил славу Цепного пса.

Но по иронии преступного мира, Цепной пёс из года в год ломал зубы именно об это дело…

Звуки приближающихся шагов выдернули сыщика из размышлений. В дверь тихонько постучали. Не дождавшись приглашения, гость быстро вошёл. Его взгляд сразу упал на флюгер. Найдя глазами гладкий бронзовый шар, мужчина спохватился: задумчивость на его лице сменилась добродушием. Улыбаясь, он поставил на стол поднос с лёгкими закусками и горячим чаем.

«Чего же ты хочешь, Демон?», — шаоцин нахмурился, наблюдая за каждым движением подчинённого.

— Юй-сюн, поешь! Добрее хоть станешь! — добродушно подмигнул Демон. — Да и ночка будет ой какая длинная… Силы пригодятся!

Юй Фэн нахмурился ещё сильнее, но усилием воли заставил себя кивнуть. Он накрыл флюгер плотной тканью и снова сел за стол, пробормотав:

— Преступление не заставит себя ждать… Садись, чжэн Юн.

Шаоцин разворошил руками свитки и нашёл ещё одну пиалу. Налив крепкий чай, он энергично поставил её на стол, едва не расплескав, и жестом руки пригласил чжэна. Демон сел напротив Юй Фэна и пригубил пиалу, наблюдая, как отблески свечей словно тонут в складках иссиня-чёрной плотной ткани, из которой был сшит юаньлинпао Юй Фэна.

На его груди красовалось изображение сечжи: люди верили, что этот единорог, напоминавший то ли быка, то ли козу с густым тёмным мехом, олицетворял правосудие и обладал врожденной способностью отличать добро от зла, уличать лживого человека и мог даже проткнуть его рогом. И как бы Юй Фэн не верил в эти сказки, такова была форма Далисы.

Но Цепному псу искренне нравилась последняя особенность этого вымышленного существа…

Главная у лица Лояна.

— Поймите, я не могу! Мне семью кормить надо! Ай-яй!

Крики донеслись до стражей Птицы счастья. Девушка в серебристых доспехах быстро и решительно направилась в толпу, крепко сжимая ножны.

— Слушай, ты! — крикнул человек в потасканном сером шухэ. — Или ты отдаёшь мне эти яшмовые браслеты просто так, или пеняй на себя!

Лавочник, тщедушный старичок, попытался что-то возразить, но разбойник схватил его за грудки и хорошенько потряс.

— Несчастный смерт…

Договорить он не успел: девушка зачерпывающим движением нанесла удар снизу к правому плечу. Мужчина покраснел от боли, отпустил лавочника и согнулся пополам. Страж похлопала разбойника по плечу, наклонилась и выдохнула ему прямо в ухо:

— Ты настолько жалок, что мне не хочется марать меч об тебя…

К ним подбежало сразу несколько человек в таких же доспехах.

— Увидите его в Далисы, — холодно бросила она, выпрямляясь. — Предъявите за вымогательство и угрозы.

Два человека утащили вопящего разбойника, который пытался вырваться и скрыться в толпе. Один из зевак даже прикрикнул: