Фея и лорд кошмаров

Змеевская Анна

— Я лапаю тебя, потому что мне этого хочется, — даже не пытаясь отстраниться, прошипел Себастьян. Будь он чуточку больше… социализирован, сказал бы совсем другое. И сменил бы тон, чтобы не казаться совсем уж наглой сволочью. Увы, не судьба. — Потому что ты красивая. Потому что ты нравишься мне. Меня не тянет к людям, но меня тянет к тебе. Можешь искать сколько угодно оправданий и причин, но я тебе тоже нравлюсь. Или тебе тоже больше не с кем делать всё это?

Что именно «это», он пояснил наглядно — снова потянул за запястье, коснулся губами там, где бился пульс, легонько

сжал зубы. Мягкими поцелуями покрыл кожу до самого локтя. Ответом стал шумный вздох, который Мэйр попыталась сдержать, но не преуспела. Себастьян выпрямился, чтобы посмотреть в сверкающие глаза.

И не выдержал — взгляда, шквала чужих эмоций, вида чужих губ так близко. Наклонился снова, делая то, что так давно хотелось — прижал к себе ещё сильнее, впился в тонкую шею, прикусил нежную смуглую кожу, наверняка оставляя след. Уловил удивленный, еле слышный стон; запустил пальцы в шелковистые волосы, оттянул их, открывая себе доступ.

— Ну же Мэйр… Скажи, что тебе не нравится… Скажи, и мы прекратим всё это. Я прекращу, — лихорадочно шептал он, продолжая целовать, кусать, вести языком от острой ключицы до самого уха. — Скажи, Мэйр, ну…

— Так н-не… нечестно, — выдала Мэйр почти жалобно, голос её заметно дрожал. — Нечестно, — хрупкие с виду пальцы впились Себастьяну в плечо, больно и наверняка до синяков. — Нечестно, слышишь ты, мудак бессовестный?!

— Ой, ну и что?

Ответ его злобной фее не понравился. Себастьян услышал треск ткани — это надорвался рукав рубашки под чужими пальцами. Мэйр больно стукнула его ладонью в грудь — не столько отталкивая, сколько негодуя, — но тут же вцепилась в воротник, притянула обратно и поцеловала.

Ничуть не ласково, остервенело даже, мстительно прихватив нижнюю губу острыми клыками… Но поцеловала. Сама. И с явной охотой.

Этого хватало, чтобы напрочь отшибить последние мозги.

Сдерживать её Себастьян не пытался. Куда там, когда чужие руки выдирают рубашку из штанов; когда горячие ладони ложатся на спину, царапая почти до крови; губы целуют в обнажившееся плечо так, что впору кончить только от этого. Хотелось разложить Мэйр прямо тут, благо кухонный стол крепкий и выдержал бы. И Себастьян уже почти сделал это, огладив бедро и закинув ногу себе на талию, чтобы быть ещё ближе.

Мэйр была против — невзирая на возбуждение, которое легко читалось в хаосе ее чувств, она снова мстительно укусила его за губу. Лихорадочное «Ну не здесь же!» обожгло, заставило всё же отстраниться.

Глаза напротив сверкали уже не злобой, а нетерпением и желанием; Себастьян тонул в его мути и из последних сил заставил себя потянуть Мэйр к лестнице.

Они раздевались прямо на ступеньках, не особо заботясь о сохранности вещей и том, что поутру придется убираться. Раньше он всё равно не собирался никуда выпускать свою фею. Не из-за десяти лет целибата. Просто это его фея, внутри которой так хочется оказаться, целовать каждый дюйм обнаженной кожи, чувствовать гибкое тело под собой.

Себастьян опрокинул её на постель, тут же сжав узкие запястья в ладонях. Остановился, буквально оторвав себя от горячих губ — перевести дух,

да просто хотя бы вздохнуть, потому что всё это… запредельно.

— Боги, ну какая же ты… — прошептал, прижимаясь своим лбом к её.

И отпустил, желая исполнить уже свою мечту целовать Мэйр так, как хочется. Глубоко, толкаясь языком в тёплый рот. Прикусывая подбородок и кожу на тонкой шее; беззащитные ключицы, расчерченные татуировками, каждую из которых хотелось обвести отдельно. Вылизывать обнаженный живот, двигаясь все ниже.

И остановился, чтобы полюбоваться ею — взволнованной, теплой, такой близкой, что впору чувствовать себя подростком, впервые оказавшимся в постели с девушкой. Разумеется, это было далеко не так — спасибо деревенской скуке и собственной внешности. Но Мэйр это Мэйр, ради которой он готов дружить хоть с деревьями, хоть со всей лесной нечистью разом.

— Эй, ты чего? — поинтересовалась она, несильно потянув за волосы на затылке и заставляя посмотреть в полыхающие льдистой зеленью глаза.

— Хочу, чтобы тебе было хорошо со мной. Всегда, Мэйр, — тихо проговорил Себастьян, снова возвращаясь к шее, выдыхая в нее, сцеловывая крохотные капли пота.

— Так мне разве плохо? — изумилась она, приподнявшись на локте и улыбаясь ему — не насмешливо, скорее очень уж понимающе.

Свободная рука легла на затылок, осторожно поглаживая; горячие пальцы медленно скользнули по шее вниз, стиснули плечо.

— Всё в порядке, — Мэйр провела ладонью по его спине, ненароком задевая царапины, которые сама же и оставил. Снова поцеловала — коротко, легонько, чуть не целомудренно. Словно бы не она каких-то пять минут назад сдирала с Себастьяна одежду. — Успокойся, ладно?..

Себастьян нервно усмехнулся. «Успокоиться» вышло так себе. Бездна, да это вообще невозможно, когда рядом с тобой — под тобой — твоя гребаная волшебная фея. Не обиженная и злющая, будто норовящая сожрать (но что уж там, горячая, как всё Инферно разом), а привычная и уже такая родная — ласковая, добрая, внимательная и самую малость вздорная.

Та самая Мэйр, в которую Себастьян так по-идиотски втрескался.

И которая, вдруг хитро прищурив глаза, улыбнулась, чтобы в следующий миг раскрыть перед ним свое сознание, позволить рухнуть в мысли и фантазии. Себастьян видел, как образы перед глазами оживают, как Мэйр — то ли настоящая, то ли та, из воображения, сгибает ноги в коленях и разводит их в стороны. Как тянет руки вниз, свои и его, предлагает войти, для начала пальцами, потому что ей нравятся пальцы Себастьяна, и она думала о том, какие они в деле, с самого начала.

И о Боги, если Себастьян кончит прямо сейчас, вины его в этом нет ни капли. Все происходящее странно, необычно и не так, как это могло бы быть с любой другой девушкой. Но просто потрясающе, потому что ну в самом деле, не просто же так Мэйр прогибается в пояснице и стонет. И тянется, тянется к нему, цепляется за плечи и целует, глубоко и влажно, когда Себастьян входит в неё. Сознание улетает куда-то, магия клубится внутри, переливается золотыми искрами, не толкает и не рвется никуда, ведь ей тоже нравится.