Фея из Кореи
Шрифт:
– Прямо неловко говорить, неутомимый искатель истины, - но эту новость тебе тоже пока лучше не публиковать. Сам видел, что сила у меня есть, а вот нервы не стальные...
– Да кто этот шутник-то?
– до Лапикова наконец дошло, что случилось что-то серьезное и его могут заподозрить.
– И что случилось?
– И правда, Джун, в чем дело? Почему мы здесь?
Солнце мягко светило с востока, золотя редкие облака. Чуть слышно скрипел песок на дорожках, выложенных из плит. Джун ругалась с Сережей Лапиковым. Нет, похоже, она его побить хотела за что-то. Даже начала замахиваться.
Как все-таки импозантно выглядела ее соседка! Лиза про себя поправилась: кажется, импозантными обычно называют мужчин. А девушек тогда как? Элегантными? Волнующими и вызывающими желание смотреть, не отрывая глаз?
Художница стряхнула с себя чары и поинтересовалась, как они вообще оказались на улице. Смутные воспоминания у нее, конечно, были, но такие бредовые, что даже самой стыдно. Как будто Джун стала бы ее выносить на руках из... Там был дым, пожар.
– Пожар?
– невольно вырвалось вслух.
– Пожар?
– огнем загорелись глазки Лапикова.
– Слушай, любитель печатных сплетен, я тебе такое интервью дам - сенсационнее некуда, эксклюзивный материал. Только позже. И про пожар расскажу. Но не сейчас. Сам видишь - две девушки вышли принять воздушные ванны, хоть и незапланированные, но для здоровья полезные. А ты мешаешь процессу.
Голос кореянки немного изменился. Сейчас никто бы не сказал, что минуту назад она была готова разделать собеседника под орех. Просто улыбалась кокетливая девушка, которая ласково склонилась с высоты своего роста к рыжему пареньку, не такому правда огненно-рыжему, как Федя, но все-таки. Джун что-то прошептала на ухо Лапикову. Лиза отчетливо слышала имя "Илона".
– Да уж... от тебя ничего не скрыть - видела-то нас мельком, а сразу поняла. Ладно, все понял, ухожу. А то и впрямь расскажешь Илоночке что-то не то. Чтобы я за вами подглядывал? Да ни за что! Но она-то и поверить может...
Лиза кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание, а Джун почему-то моментально кинулась в дом, вынесла какой-то свой шарф, закутала Лизу и, больше не обращая внимания на журналиста, буквально потащила ее прочь, хотя, разумеется, и не на руках, а за руку.
На все вопросы упрямая девчонка отвечала уклончиво, хотя и призналась, что вчера сушила волосы, а фен из розетки не вынула, вот он и задымил. А Лапикова вообще обвинила со злости, что он с утра пораньше открывает фотоохоту. Когда Лиза удивилась, что оказалась не в номере, а на лавочке, Джун удивилась еще больше и спросила, неужели Лиза не помнит, как та ее будила и выпроваживала на свежий воздух. Так естественно это у кореянки выходило, что Лиза сама начала что-то такое припоминать. И все-таки сомнения оставались. Чувство защищенности и осознание того, что она находилась именно там где-нужно, когда ее кто-то обнимал и куда-то нес... Должно быть, это тоска по несбыточному и физически невозможному. Вот была бы Джун не Джун... Но полюбила-то Лиза именно ее, так что ни к чему тут терзаться фантазиями. Не будет одна девушка носить на руках другую. Все это - просто утренний сон.
В смущении от собственных мыслей девушка безропотно согласилась отправиться к "букам" и Инне в номер, пока Джун, отказавшаяся от помощи, будет наводить
Дверь им открыла полусонная Аллочка. В ответ на тихое и виноватое Лизино "доброе утро!" и еще более тихий, но без тени смущения и неловкости вопрос Джун "как голова?" она скривилась и заявила: "Два ноль в пользу пришельцев". Указав Лизе на диванчик перед окном, еще более напоминающая бельчонка "бука" отправилась наверх, за парадным облачением, как она выразилась. Дело в том, что по дороге Джун призналась: огонь она тушила обычным способом - с помощью первых попавшихся тряпок, в роли которых почему-то выступило Лизино любимое утреннее платье-рубашка.
Затолкав Цыпленка к "букам", которых он предварительно дружески разбудил звонком, проигнорировав все теплые, соответствующие шести утра слова приветствия, Джун отправился проветривать номер.
Что это было? Зачем проворачивать такую странную шутку? Опасную шутку. Может быть, не такую опасную, как на пляже в воскресенье. Но все равно. Ему и Лизе просто невероятно повезло, что ничего на самом деле не загорелось. Обычно такие вот игрушки в помещении не используют и ближе чем на пять метров к ним после броска не подходят: и искры могут поджечь все на свете, и дым, прямо скажем, не освежает прохладой. Это явно не обычная пакость. Но и неудавшийся выстрел дротиком тоже легкой шалостью не назовешь. И попытку утопить Лизу за шутку принять сложно. Почему он вообще так непозволительно расслабился? Как маленький. Как влюбленный идиот. Разве это любовь, когда из-за тебя страдает дорогой тебе человек, а ты ничего не предпринимаешь, просто потому, что боишься и проверяешь свои чувства? Разве это любовь, если ты думаешь только о своем благе и удовольствии?
Распахнув, насколько было возможно, окно, Джун заправлял кровати. Конечно, первым делом он привел себя в порядок - сменил вчерашнюю одежду на более подходящую для серьезных дел. Потом собрался с мыслями, для чего полчаса повалялся, глядя в потолок и просчитывая свои дальнейшие действия. Хотя что тут было думать-то? Он знал, что будет делать.
Еще раз перечитав записку, он остался доволен. Не содержанием, а своей выдержкой. Эту улику он спрятал в дорожную сумку, а другое послание не глядя положил туда, где хотел бы остаться сам.
– Хён, ты, правда, думаешь, что это подействует?
– Не подействует - скоро узнаем. Что-то наш красноволосый не звонит. А ведь какая задумка блестящая!
– А может, лучше в Африку поедем, на сафари? Снаряжение все с собой. Заодно и поработаем. Или на чемпионат Азии по пейнтболу?
– Идиот, ты забыл, зачем мы здесь? Хочешь, чтобы все досталось этой девчонке?
– Но если маму не обманул этот крючкотвор-юрист, то Джун - не...
– Все равно это девчонка!
– Да-да, все бы девчонки так тебя разукрашивали, хён, меньше было бы в Корее одиноких матерей.
– Идиот, тебе вообще нечем хвастаться.
Когда девчонки приодели Лизу - в зеленый аллочкин сарафан на тонюсеньких бретельках, ей сразу же захотелось покрутиться в нем перед Джун и узнать ее мнение, но Инна и Жизель, почему-то хмурые с утра и спавшие наверху, ее отвлекли своей угрюмостью.