Фейк

Румянцева Анастасия

– Я думал у меня отсрочка, – Клим оттягивает ворот модной темно-синей рубашки с красными вставками, которую недавно купил за кредитку Арса.

– Она закончилась уже как неделю, – хмыкает Лев. – Но Игнат сделал поблажку. У тебя ведь батя помер.

– А если бы я не пришел сегодня? – ладонь Льва с силой сжимает плечо Клима. – Я ведь мог не прийти. Или передумал и ушел. А ты не заметил…

– Эх, Клим. Вот вечно ты ерунду порешь. Игнат знал, что рано или поздно ты явишься. И с какой стати я должен подставляться, прикрывая твою задницу? В конце концов платит-то мне Игнат. А с тобой мы всего лишь друзья.

Друг,

которому можно перерезать горло.

И он тащит Клима за собой. Обратно по коридору, на этот раз вверх по лестнице на второй этаж здания, где за шумоизолирующими стенами находится кабинет Игната. Клим уже бывал здесь, и в прошлый раз сердце едва не остановилось. Теперь ситуация хуже. Просрочка закончилась, а он даже не внес и части долга.

Клим напряг мозг, стараясь припомнить сумму. Четыреста тысяч рублей? Нет… Кажется около шестисот.

– Клементий!

Из-за стола встает Игнат с широченной улыбкой, за которой прячется холодная жестокость. О, это видно по мрачному взгляду, неизменному, несмотря на улыбку. Еще в первую их встречу, Климу показалось, что перед ним полная противоположность Арсению. Высокий, худой, темноволосый. Наверное, Злата обрисовала бы Игната секси-персиком. Такие мужчины вполне в ее вкусе.

Игнат впивается взглядом в Клима и медленно произносит, растягивая гласные:

– Мы тебя уже заждались. Ну, что? Ты принес девятнадцать тысяч долларов?

– Что?!

Лев резко давит Климу на плечо, и он падает на вертящийся стул перед столом Игната.

– Было же шестьсот тысяч рублей? Когда…

– Когда, когда, – раздраженно повторяет Игнат и садится в мягкое кожаное кресло. Он не отводит глаз ни на секунду, поэтому Клим утыкается взглядом в дощатый пол, затем разглядывает стены, увешанные охотничьим трофеями. Голова дикого кабана, огромные рога лося. Эти мумифицированные животные наводят еще больше ужаса, чем сам Игнат. – Тогда, когда ты продолжил играть вместо того, чтобы вернуть долг, и зарылся еще глубже. А в долларах удобнее считать знаешь ли, – и он снова фальшиво улыбается.

Клим мысленно ругается.

– Я… ты ведь знаешь, у меня умер отец.

– О, да, прими мои соболезнования, – взгляд Игната темнеет. – Я тоже потерял отца и мать. Говорят, только когда теряешь обоих родителей, становишься взрослым. Я повзрослел в семь лет. Тебе повезло больше. Сколько тебе?

– Двадцать семь, – сипит Клим.

Игнат откидывается в кресле. Длинными пальцами стучит по лакированной столешнице. Этот стук отзывается дробью в висках Клима, и он старается дышать глубоко, втягивая странную смесь дыма, меда и смолы. Черт, кажется это духи Игната. Злата бы точно пищала от восторга.

– А может не повезло, – фыркает Игнат и переглядывается со Львом, который сто процентов стоит позади Клима. – Пять лет назад в твоем возрасте у меня было больше мозгов, чем у тебя, Клементий. О чем ты думал, когда снова сел за рулетку? – и он ударяет кулаком по столу, разрушая давящую тишину.

– Хотел отыграться.

– Отыграться? Клементий, в рулетке невозможно отыграться. Ты приходишь сюда и платишь за то, чтобы получить наркотик: чувство азарта и видимость контроля над жизнью. Но ты не выигрываешь. Никогда. Иначе мой бизнес бы рухнул, – хрипло смеется Игнат и ладонью причесывает густые волосы. – И сейчас ты должен мне девятнадцать тысяч долларов. А если будешь бесить меня тупыми

ответами, я накину еще тысячу для ровного счета.

Клим молчит.

Игнат вновь растягивает узкие губы в улыбке и разочарованно качает головой:

– Ну? Что же ты молчишь? Самый шумный клиент и вдруг в молчуны заделался. А перед девушками тот еще балагур. Как собираешься возвращать долг? – холодно добавляет он.

– Через полгода, – неуверенно начал Клим, – я вступлю в наследство. И все верну.

– О, как. Удобно твой отец умер, не так ли? А может ты ему помог?

Клима прошибает пот, и он стискивает кулаки:

– Не смей так говорить, – шипит он.

– Иначе ты и меня на тот свет отправишь? – Игнат достает из ящика сигареты и поджигает одну. Глубоко затягивается, выпускает облачко белесего дыма. – А если серьезно, Клим, мне плевать, кто из отпрысков Леонида Вольфа его грохнул, ты или твой братик с сестричками, – он говорит тихо, словно уверен, что у него в руках целый мир. – Полгода я в любом случае ждать не собираюсь. У тебя срок до двадцатого декабря. И если ты не сделаешь мне подарок к Новому году, твою родню ждут еще одни похороны.

Глава 9. Ангельская пыль

Арсений закладывает руки за спину и подходит к окну. Вчера шла метель, сегодня идет метель. Декабрь не просто рьяно отстаивает свои права, он не дает ни единого шанса на побег из зимы.

В кабинете до сих пор витает дух отца. Едва уловимый запах табака и дорогого одеколона. Аромат пропитал кожаное кресло, въелся в трещины на подлокотниках и сидении. Однотонные бежевые обои тоже пахнут отцом. Или так проявляется тоска?

Арсений поворачивается к столу и еще раз скользит взглядом по идеальному порядку. Сейчас в любой мелочи он видит Леонида Вольфа. Посередине ноутбук, сбоку разложенные по стопкам документы. В углу кабинета принтер и сканер. И старое, затертое кресло, которое путешествовало с отцом из кабинета в кабинет, пока он строил свою империю.

– Даже после твоей смерти, я боюсь здесь что-то менять, – Арсений пальцами касается ровных рядов книг на полках.

Стук в дверь эхом звучит в груди.

– Войдите! – резко велит он и достает из кармана замученную пятирублевую монету. Вдох. Выдох. Вот так, уже спокойнее.

В кабинет входит она, привнося вместе с собой морской аромат, и монета замирает в руках. Виктория Евгеньевна Гончарова. Не успел он познакомится с одним следователем и пережить весь ужас допроса, как новая встреча. Он ничего не знает. Он ничего не хочет. Особенно говорить, что отец мертв. Вспоминать об этом. Думать.

– Добрый день, Арсений Леонидович, – она делает два коротких шага и протягивает ладонь для рукопожатия. – Я ваш…

– Знаю, – обрывает Арсений и сжимает ее холодную руку, которая оказывается весьма сильной для такой миниатюрной женщины. Темно-синяя форма смотрится на ней, как чужая, а голубые глаза такие яркие. – Теперь вы ведете дело о смерти… отца, – снова приходится выговорить это непростое предложение.

Виктория кратко проводит ладонью по рыжим волосам, забранным в рыжий пучок, и невольно отводит взгляд. Странно. Профиль следователя кажется знакомым. Словно давным-давно он уже ее видел. В толпе, буквально мимолетно. Но почему чувство дежавю не покидает Арсения? Неужели случайно увиденное лицо может врезаться в память, как наскальная живопись?