Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе
Шрифт:
Стэджер немного подумал, потирая подбородок длинными пальцами.
– Давай посмотрим, – сказал он. – Это серьезный вопрос, не так ли? По закону полагается от одного до пяти лет, но в случае растраты средний срок колеблется от одного до трех лет. Разумеется, в данном случае…
– Мне все известно об этом, – раздраженно перебил Каупервуд. – Мой случай не слишком отличается от остальных, и ты это знаешь. Растрата есть растрата, если так захотят местные политиканы.
Он глубоко задумался, а Стэджер встал и стал небрежно расхаживать по комнате. Он тоже размышлял.
– И я могу отправиться в тюрьму в любое время судебного разбирательства еще до того, как будет вынесено окончательное решение в высших инстанциях? – угрюмо спросил Каупервуд через некоторое время.
– Да, во всех судебных процедурах такого рода есть одно обстоятельство, – осторожно ответил Стэджер, который теперь теребил мочку уха и старался выражаться как можно деликатнее. –
30
Примерный аналог кассационной жалобы. Тогда в США она разделялась на две процедуры: ходатайство о пересмотре дела в суде текущей или высшей инстанции и «свидетельство обоснованного сомнения» со ссылками на соответствующие статьи законодательства.
Молодой банкир выпрямился, глядя в окно.
– Все довольно сложно, не так ли? – заметил Стэджер.
– Да, я бы так сказал, – отозвался Фрэнк и тихо добавил: – Тюрьма! Пять дней в тюрьме!
Что ни говори, это будет жуткая оплеуха. Пять дней до подачи ходатайства и получения свидетельства, если оно вообще будет получено! Сесть за решетку? Он должен избежать этого! Его коммерческая репутация не переживет такого позора.
Глава 32
Необходимость в последнем совещании между Батлером, Молинауэром и Симпсоном стремительно нарастала, так как ситуация ухудшалась с каждым часом. Третья улица полнилась слухами о том, что, помимо невозможности возместить крупные убытки, понесенные в результате еще не улегшейся паники на фондовом рынке после пожара в Чикаго, Каупервуд и Стинер либо Стинер при соучастии Каупервуда пробили в городской казне дыру размером в пятьсот тысяч долларов. Вопрос заключался в том, как замять это дело, так как до выборов оставалось еще несколько недель. Банкиры и брокеры обменивались друг с другом странными слухами о чеке, полученном в городском казначействе без согласия Стинера уже после того, как Каупервуд осознал свое грядущее банкротство. Существовала опасность, что это дойдет до сведения очень неудобной политической организации, известной как Гражданская ассоциация муниципальных реформ, президентом которой был известный сталелитейщик и человек кристальной честности и нравственности, некий Скелтон К. Уит. Этот Уит годами следовал по пятам городской администрации, где преобладали республиканцы, тщетно пытаясь пресечь творившееся там беззаконие. Он был серьезным и суровым человеком, одним из тех лицемерных праведников, которые смотрят на жизнь через призму гражданского долга и, нечувствительные к любым плотским страстям или увлечениям, доходят до крайностей в своей поддержке десяти заповедей в том виде, как они это понимают.
Ассоциация была сформирована для борьбы со злоупотреблениями в налоговом департаменте и с тех пор перед каждыми очередными выборами старалась подтвердить свою полезность в газетных публикациях или несмелым «исправлением» какого-нибудь мелкого чиновника, которое обычно завершалось вдали от всеобщих глаз за кулисами высших политических кругов в лице Батлера, Симпсона и Молинауэра. Сейчас ей не хватало необходимого топлива и боеприпасов, но обвинение в преступной связи Каупервуда с городским казначейством, по мнению некоторых политиков и банкиров, могло снабдить ее долгожданной дубиной для праведного гнева.
Однако решающая встреча между влиятельными политическими силами произошла через пять дней после объявления о его неплатежеспособности в доме сенатора Симпсона, находившемся на Риттенхаус-сквер – центральном районе потомственных богачей Филадельфии. Симпсон, из квакерской семьи, обладал отменным художественным вкусом и огромным влиянием, которым он пользовался для построения своей политической карьеры. Он мог быть необыкновенно щедрым, если за деньги можно было получить могущественных союзников и полезных приверженцев, и раздавал должности мировых судей, председателей фондов, ревизоров, делал политические и административные назначения тем, кто преданно и беспрекословно ему подчинялся. Он был более могущественным, чем Батлер и Молинауэр, ибо представлял интересы штата и государства в целом. Когда политические власти, которые пытались склонить результат общенациональных выборов в ту или иную сторону, интересовались мнением штата Пенсильвания, и Республиканской партии в частности, они обращались к сенатору Симпсону. Он досконально знал обо всем, что творится
Его четырехэтажный дом в венецианском стиле имел разнообразные следы этого увлечения: и окна с цветочным орнаментом, и дверь со стрельчатой аркой, и медальоны цветного мрамора, вделанные в стены, – сенатор был большим почитателем венецианских красот. Он часто бывал в Венеции, Риме и Афинах, привозил оттуда произведения искусства и старинные статуэтки. К примеру, ему нравились суровые скульптурные бюсты римских императоров и фрагменты статуй богов и богинь – красноречивые свидетельства высоких устремлений античной культуры. В мезонине дома находилось одно из его главных сокровищ – украшенная цветочной резьбой стела с остроконечным верхом, увенчанная козлиной головой Пана, и лепные осколки прекрасной нагой нимфы – только ножки, обломанные у лодыжек. Основание стелы у ног нимфы было покрыто резными бычьими черепами, переплетенными ветвями роз. В приемной стояли копии статуй Нерона, Калигулы и других римских императоров, а вдоль лестниц шли барельефы нимф и жрецов, подгонявших жертвенных животных к алтарям. Где-то в доме стояли часы, отбивавшие каждую четверть часа непривычным благозвучным жалостливым звоном. Стены комнат были затянуты фламандскими гобеленами, а в приемной, гостиной и библиотеке стояла резная мебель, изготовленная по образцам итальянского ренессанса. Сенатор не слишком хорошо разбирался в живописи и не вполне доверял своему вкусу, но полотна в его доме были настоящие. Он уделял большое внимание своим горкам со всевозможными безделушками, включая бронзовые статуэтки, венецианское стекло и китайский нефрит. Он не был коллекционером в общепринятом смысле, он просто был любителем редкостных вещиц. Экзотические тигровые и леопардовые шкуры, покрывало из шерсти мускусного быка на диване, выдубленная бронзовая козлиная и овечья кожа для обивки столов – все создавало впечатление элегантности и сдержанной роскоши. Столовая была устроена в стиле жакоб. Представлениям о прекрасном отвечал и винный погреб, заботливо пополняемый местными виноделами. Сенатор был человеком, привыкшим жить на широкую ногу, и когда в его резиденцию приглашали на обеды, приемы или балы, там собирались сливки городского общества.
Совещание проходило в библиотеке сенатора, он принял коллег с радушием человека, которому было нечего терять, но который мог многое получить. Были поданы бутылки виски, вина и сигары, и после того как Симпсон и Молинауэр обменялись общими фразами в ожидании прибытия Батлера, они закурили, думая каждый о своем.
Так получилось, что накануне днем Батлер узнал от окружного прокурора Дэвида Петти о чеке на шестьдесят тысяч долларов. Молинауэр узнал об этом непосредственно от Стинера. Именно Молинауэр, а не Батлер, усмотрел в этом возможность извлечь выгоду из положения Каупервуда, спасти местное отделение Республиканской партии от позора и избавить Каупервуда от его трамвайных акций втайне от Симпсона и Батлера. Нужно было лишь запугать его личной угрозой судебного преследования.
Вскоре явился Батлер с извинениями за задержку. Он, скрывая свое горе за внешним благодушием, произнес:
– Наступают веселые времена, и каждый банк хочет знать, как получить обратно свои долги.
Он взял сигару и чиркнул спичкой.
– Да, выглядит угрожающе, – с улыбкой отозвался сенатор Симпсон. – Садитесь, садитесь. Недавно я побеседовал с Эйвери Стоуном из «Джей Кук и Кo», и он сказал, что слухи о связи Стинера с банкротством этого Каупервуда ходят по всей Третьей улице и что газеты скоро раструбят об этом, если не принять меры. Я также уверен, что это известие скоро дойдет до мистера Уита из Ассоциации муниципальных реформ. Джентльмены, мы должны решить, что делать. В одном я уверен: нам следует без шума вычеркнуть Стинера из списка партийных кандидатов. Мне представляется, что это может стать серьезной проблемой, и мы должны сделать все возможное, чтобы смягчить дальнейшие последствия.
Молинауэр глубоко затянулся сигарой и выдохнул клуб серо-голубого дыма. Он вдумчиво посмотрел на гобелен на противоположной стене, но ничего не сказал.
– Одно не вызывает сомнений, – продолжал Симпсон, убедившись в том, что никто не собирается говорить. – Если мы в разумные сроки не выдвинем обвинение сами, это сделает кто-нибудь другой, и дело будет иметь неприглядный вид. По моему мнению, нам нужно подождать, пока не станет совершенно ясно, что кто-то еще собирается сделать это, – возможно, Ассоциация муниципальных реформ, – и тогда мы будем готовы вмешаться и станем действовать таким образом, как будто мы собирались так поступить с самого начала. Фокус в том, чтобы выиграть время, поэтому я предлагаю максимально ограничить доступ к бухгалтерским книгам нашего казначея. Ревизия, если она вообще начнется, хотя это весьма вероятно, должна быть неспешной.