Физик
Шрифт:
И сразу почувствовал. Резкий, диссонирующий холод. Не просто прохлада воды, а ледяное, мёртвое ощущение. Словно вода была не живой, а застывшей, заколдованной. И тишина. Не естественная тишина леса, а вакуум, отсутствие жизни. Журчание, которое он слышал ушами, казалось фальшивым, наложенным поверх этой мертвой тишины.
— Она… мёртвая, — прошептал он, не открывая глаз. Сердце заколотилось чаще. — Холодная… злая какая-то. И тихая. Слишком тихая. Звук… неправильный.
— Верно слышишь, — одобрительно кивнула Марфа. — Морок. Старая ловушка для путников. На вид –
Олег открыл глаза. Ручей всё так же весело журчал, сверкая на солнце. Но теперь он видел его иначе. Его прозрачность казалась стеклянной, безжизненной, а журчание – механическим повторением звука.— Ловушка… Кто её поставил?
— Кто ж теперь упомнит? – Марфа пожала плечами. – Может, дух обиженный, может, колдун давний. Место такое. Лес многое хранит. Но твой слух тонкий тебя уберёг. Ты почувствовал фальшь раньше, чем глаза обманулись. Это хороший знак.
— А… что делать? Как пройти? — Олег огляделся. Обойти ручей не представлялось возможным – с обеих сторон подступали густые, колючие заросли и топкая трясина.
— Можно силу ломать силой, — сказала Марфа, — но это шумно, и силы у нас с тобой сейчас немного. А можно… с уважением пройти. Показать, что мы не слепцы и не глупцы. Дай-ка соли щепотку.
Олег достал из сумы мешочек с солью. Марфа взяла щепотку, подошла к самой кромке воды и, что-то тихо прошептав себе под нос, бросила соль в ручей. Там, где кристаллики коснулись воды, на мгновение прошла легкая рябь, словно вода вздрогнула, и неестественный холод чуть отступил.
— Иди теперь, — сказала Марфа. — Быстро иди. И не оглядывайся. И не думай о холоде. Думай о тепле очага, о солнце думай.
Она первой легко перепрыгнула по камням на другой берег. Олег, стараясь не дышать, последовал за ней. Он чувствовал ледяное дыхание морока совсем рядом, но заставлял себя думать о тепле амулета на груди, о жаре печки в бане, о живом огне. Он почти бегом перескочил последние камни и оказался рядом с Марфой на другом берегу.
Оглянувшись (хоть Марфа и не велела), он увидел, что ручей позади снова журчит и блестит как ни в чём не бывало. И только птицы по-прежнему молчали в этом месте.
— Вот так, — Марфа поправила платок. — Малый урок внимательности. И снова – за счёт твоей силы. Ты распознал морок – и морок чуть ослаб. Но устал ты, верно?
Олег молча кивнул. Устал – не то слово. Ощущение было, будто он не ручей перешёл, а марафон пробежал.
— Ничего, — Марфа тронулась дальше по едва заметной тропе. — Скоро привал сделаем. Но помни этот урок. Не всё то золото, что блестит. И не всё то жизнь, что движется. Слушать надо глубже. Всегда. Особенно здесь.
Они пошли дальше, оставляя позади заколдованный ручей. Олег чувствовал себя абсолютно выжатым, но в то же время… немного гордым. Он смог. Он распознал ловушку, пусть и с подсказкой. Он учился. Медленно, тяжело, с огромными затратами сил – но учился. И Омуты Тихие, где он, возможно, сможет восполнять эту силу и лучше её контролировать, казались
Лес вокруг снова ожил. Словно перейдя невидимую границу владений морока, они вновь окунулись в привычный мир звуков и запахов. Запели птицы, зашелестел ветер в вершинах, запахло смолой и прогретой солнцем хвоей. Но Олег почти не замечал этого. Усталость навалилась на него свинцовым грузом. Ноги двигались почти автоматически, голова была пустой, и даже амулет на груди, казалось, потускнел и остыл. Он чувствовал себя не просто как севшая батарейка, а как батарейка, которую к тому же уронили, погнули и потом ещё разрядили в ноль.
«И это только начало пути», — безрадостно подумал он. — «Три дня до Омутов. Если каждая ловушка и каждый урок будут стоить мне столько сил, я туда просто не доползу. Может, зря я вообще в это ввязался? Сидел бы в своей бане, колол дрова, чинил бы телеги – тоже польза. Зачем мне эти искры и мороки?»
Но другая часть его, упрямая, та, что выбралась из серой рутины, пусть и таким шокирующим способом, тут же возразила: «Ага, сидел бы. И через месяц взвыл бы от тоски ещё хуже, чем в городе. Нет уж. Раз начал – надо идти. Хоть ползком».
Словно услышав его внутренний спор, Марфа остановилась. Они вышли на небольшую, залитую солнцем поляну. В центре рос могучий, раскидистый дуб, такой старый, что его кора напоминала глубоко изрезанную морщинами кожу великана. Под его кроной зеленела сочная трава, а у корней виднелись плоские камни, словно специально положенные для сидения. Место дышало покоем и силой — спокойной, древней, умиротворяющей.
— Здесь отдохнём, — сказала Марфа, стягивая с плеча свою суму. — Место доброе. Дуб этот многое помнит, силой делится охотно с теми, кто без злого умысла приходит. И солнце тут греет до самых костей. Садись, поешь. Силы надо восстановить.
Олег с облегчением опустился на один из тёплых камней, прислонившись спиной к шершавому стволу дуба. Даже просто сидеть здесь было приятно. Казалось, само место вливает в него толику спокойствия. Он достал из сумы хлеб и вяленое мясо. Еда была простой, но на свежем воздухе, после пережитого и на фоне жуткой усталости, она показалась ему невероятно вкусной. Он ел медленно, тщательно пережёвывая, чувствуя, как к нему понемногу возвращаются силы — пока только физические.
Марфа ела молча, небольшими кусочками, глядя куда-то в глубину леса своими немигающими глазами. Казалось, она не просто ест, а совершает некий ритуал, вбирая в себя не только пищу, но и силу этого места, солнечный свет, дыхание старого дуба.
— Дуб… он тоже живой, как та липа в деревне? — спросил Олег, немного придя в себя. Ему вспомнилось то медленное гудение, которое он почувствовал под ладонью вчера вечером.
— Ещё живее, — кивнула Марфа, не поворачивая головы. — Он корни глубоко пустил, до самой воды подземной достаёт. И кроной небо обнимает. Он – мост между землёй и небом. Слушает и землю, и ветер. И помнит всё. Такие деревья – как капища природные. Рядом с ними и дышится легче, и сила возвращается быстрее, если умеешь принять.