Физик
Шрифт:
Он подумал о тех, кто стал частью его пути. Маленький Данька из деревни, который принес уголь, чтобы "свет делать". Женщина с травами, что шептала благословения на лапти. Даже Ратибор — ворчливый, подозрительный, но уже не враг.
— Они не готовы.
— Никто не бывает готов. Мир тоже не готов к тем, кто вспоминает себя.
Олег кивнул. В груди загудело — не страх, а что-то иное. Ожидание. Время подходило к точке. Все тропы, по которым он шёл, сходились к завтрашнему дню.
Он пошёл обратно, к деревне, по тропе, которую
— Помни: молния не всегда убивает. Иногда она освещает путь.
Олег не обернулся. Он просто пошёл.
И лес молча расступался перед ним.
К утру деревня проснулась не шумом, а тишиной. Такой, от которой у зверей замирают уши, а у людей в крови появляется тревога. Птицы не пели. Петух не кричал. Даже собаки, обычно громогласные в предрассветной серости, притихли. Всё будто ждало — не дня, не солнца, а исхода.
Олег стоял у колодца, держась за холодный край каменного венца. Лицо обдувал ветер — сырой, будто дышала сама земля. Он смотрел, как в воде дрожит отражение: он сам, и не он. Уже не тот, кто приехал с мокрым рюкзаком в спину судьбы.
За его спиной медленно собирались люди. Кто-то нёс узелки, кто-то — факелы. Кто-то держал за руку детей. Не было приказов, не было реестра. Просто — шаг за шагом, слово за словом — они приходили.
Первым подошёл Ратибор. Суровый, с мокрой бородой и топором на плече.
— Ты скажи только: назад вернёмся? Или нет?
— Я не знаю, — честно ответил Олег. — Но дорога будет. А выбор — за каждым.
— Ладно, — кивнул тот. — Хрен с ним, с выбором. Главное — чтобы кому-то морду дать было можно, если что. А там разберёмся.
Следом появилась Таиса — трававедка. Её волосы были заплетены в тринадцать тонких кос, каждая украшена костью.
— Я иду, — сказала просто. — Кто если не мы? Лекарство — не в коре. В том, кто ищет его.
Потом подошёл Данька. В руках — старый, обугленный кусок дерева, к которому были привязаны перья.
— Это мой… как ты говорил… прототип искроприёмника. На всякий случай, если молния сбежит.
Олег улыбнулся. Впервые за утро — по-настоящему. Он хотел сказать что-то, как учитель ученику, но Марфа уже появилась рядом.
— Пора. Тропа откроется не для всех и не надолго.
Сотня шагов до выхода из деревни казалась длиннее любого пути. За спиной оставались дома, окна, в которых мигала свеча, курицы, ласточки под крышами. Впереди — тропа, затянутая утренним дымом и ожиданием.
— Они ждут, — тихо сказала Марфа. — Омуты — не просто вода. Это зеркало. Кто посмотрит в них — увидит либо истину, либо бездну.
— А если и то, и другое? — спросил Олег.
— Тогда останется тот, кто не испугается ни того, ни другого.
Тропа вела вниз. Земля под ногами была сырой, но не скользкой. Деревья тянулись ветвями навстречу, будто хотели дотронуться, спросить: "Кто
Олег шёл впереди. Не как лидер, не как герой, а просто — как тот, кто не может стоять на месте. И за ним — деревня. Не вся, но часть. Те, кто решил идти. Кто чувствовал, что дальше нельзя жить, как прежде. Что граница — не в лесу, а в них самих.
И вот — тишина изменилась. Она больше не была пассивной. Она стала осязаемой. Лёгкий гул прошёлся по ушам. Как при заходе в подземелье. Или в храм.
Перед ними — ровная низина, покрытая туманом. И в её центре — Омуты.
Они не были озером. Это были… глаза земли. Круглые, гладкие, без отражений. Как будто вода в них не принимала свет. Только тьму. Воздух дрожал.
— Стойте, — сказал Олег, поднимая руку.
Все замерли. Даже Марфа.
Он сделал шаг вперёд. Один. Второй. И туман разошёлся перед ним. Вода в ближайшем омуте дрогнула, и в ней что-то появилось. Не отражение. Образ.
Он увидел себя.
Но не таким, как сейчас.
Не таким, как раньше.
А таким, каким мог бы быть.
С искрой не в пальцах — в глазах.
С пониманием — не в уравнениях, а в мире.
Он шагнул к воде. Вода не замутилась.
— Говори, — прошептала Марфа за его спиной. — Это твой момент.
И Олег заговорил.
Не громко. Но так, что слышали все.
— Я не знаю, кто я, — начал Олег, глядя в гладь Омута, — но знаю, что когда-то знал. Это чувство... оно живёт в каждом из нас, когда мы стоим на пороге. Когда дыхание задерживается, а время словно наклоняется — туда, внутрь.
Слова не звучали как речь. Это был поток. Искра, идущая изнутри наружу, вибрация смысла, который нельзя измерить в формуле. Вода слушала. Люди слушали. Даже деревья замерли. Не шелестели листья, не капала роса.
— Я шёл сюда не потому что знал путь. А потому что не мог больше оставаться на месте. Я больше не мог жить, притворяясь, что всё в порядке. Я — не спаситель. Не бог. И не герой.
Он обернулся. За ним стояли те, кто пошёл за ним в этот день. Их лица — усталые, но живые. Их глаза — наполненные ожиданием, страхом, верой.
— Я был просто человеком. Преподавал физику. Возил еду. Пытался не сломаться. Но однажды услышал зов. И пошёл. Не потому что знал, куда. А потому что что-то внутри меня сказало — «иди».
Марфа стояла чуть позади. Она не вмешивалась. Её роль была исполнена: привести. Сказать больше — означало бы нарушить ткань момента.
Олег повернулся к воде. Опустил в неё ладони. Она была не холодной. Тёплой. Как тело. Как жизнь. Она не сопротивлялась, но и не приглашала. Она — принимала.
— Если этот мир жив, — сказал он, — пусть он узнает меня. И я узнаю его.