Физик
Шрифт:
— Это не тень. Это он. Его воля. Готовьтесь.
Тени сгустились, и из них проступил звук — не шёпот, не вой, а гул, глубокий, как дыхание бездны. Воздух стал плотнее, как будто кто-то сжал его в кулаке. Олег почувствовал, как искра борется, как будто её тянули в пропасть, и голос Чернобога эхом отозвался в голове, холодный и ясный: «Твой свет — мой ключ. Приди, или я возьму всё».
— Он хочет меня, — сказал Олег, его голос был хриплым, но решительным. — Но я не его. Я ваш.
Ярина шагнула к нему, её посох вспыхнул, и свет амулетов в кругу стал ярче, как стена, что держит бурю.
— Ты наш, — ответила
Ворон взревел, его меч рубанул по воздуху, как вызов.
— Лезь, тварь! — прорычал он. — Я разрублю твою тьму!
Марфа подошла, её оберег был в руке, и её голос был как пророчество:
— Держите круг. Его сила — в твоей слабости, Олег. Но твоя сила — в нас. Слушай искру.
Олег сжал посох, чувствуя, как оберег жжёт кожу. Он вспомнил Глубокий Лес, реку, хижину — их единство всегда побеждало. Он закрыл глаза, направляя искру. Она была слабой, но он почувствовал её — реку, что течёт, несмотря на тьму. Он увидел свет, что пробивается, и тень, что зовёт, но не владеет. Голос Чернобога стал громче: «Ты не остановишь меня. Я уже здесь».
Тени на тропе сгустились, и гул стал рёвом, как будто лес кричал. Олег открыл глаза, его искра вспыхнула, и он знал — это не бой, а выбор. Чернобог был здесь, и его воля была как буря, что ждёт ответа.
— Мы готовы, — сказал он, его голос был твёрдым, как сталь. — Вместе.
Они стояли у круга, их свет был слабым, но живым, как огонь в ночи. Но тьма смотрела, и её гул был как обещание — буря началась.
Тьма за защитным кругом сгустилась, как чернила, что заливают свет. Лес дрожал, его корни шевелились под землёй, а гул Чернобога стал рёвом, как будто сама бездна открыла пасть. Олег стоял у края круга, его посох светился слабо, отражая искру, что тлела внутри — не ярко, но упрямо, как звезда в бурю. Оберег на запястье с синим камнем горел, как маяк, что не даёт утонуть. Страх сжимал грудь, но он не владел им — Ярина, Ворон и Марфа были рядом, и их единство было как огонь, что не гаснет в ночи.
Ярина сжимала посох, её бусины вспыхивали, но их свет дрожал, как будто тьма душила его. Её лицо было бледным, но глаза горели, как у травницы, что держит жизнь в руках. Ворон стоял у круга, его меч был поднят, несмотря на дрожь в раненой руке. Его рык был как вызов, что бросает бурю. Марфа держала оберег — нити с камнями, — её голос, слабый, но ясный, звучал как заклинание, что связывает их свет. Очаг в хижине горел, но его тепло тонуло в холоде, что шёл от леса.
Тени за кругом ожили, и из них проступила тьма — не фигура, не дым, а волна, что текла, как река, но была плотной, как смола. Её глаза — пустые, как звёзды, что погасли, — смотрели на Олега, и его искра сжалась, как будто её резали. Голос Чернобога ударил, как молот, не в ушах, а в груди: «Твой свет — мой. Дай его, или они падут».
— Он хочет твою искру, — прошептала Марфа, её голос был как предупреждение. — Но она твоя. Держи её. Держи нас.
Олег сжал посох, чувствуя, как оберег жжёт кожу. Его искра была слабой, но он знал — она жива, как и они. Он вспомнил её слова: «Ты — ключ для равновесия». Он не был ключом для Чернобога. Он был светом для них. Он шагнул вперёд, его голос был твёрдым, несмотря на холод, что полз по венам:
— Ты не получишь ничего. Мы вместе.
Ярина подняла посох, её бусины вспыхнули ярче, и свет амулетов в кругу слился с искрой Олега, как река,
— Олег! — крикнула Ярина, её голос был полон огня, несмотря на страх. — Твоя искра! Доверяй ей!
Он почувствовал, как искра борется, как будто её тянули в пропасть. Лес дрогнул, корни под ногами шевельнулись, как змеи, и круг амулетов затрещал, как будто тьма ломала его. Ворон рубил по корням, его меч застревал, но он не отступал. Марфа шептала, но её голос слабел, как будто тьма душила его. Олег сжал посох, вспоминая их победы — Глубокий Лес, река, хижина. Они были вместе, и это было их силой.
Он закрыл глаза, направляя искру. Она была слабой, но он представил её не как огонь, а как реку — глубокую, что течёт, несмотря на тьму. Он подумал о Ярине, о Вороне, о Марфе, о своём мире — о смехе Коли, о тепле дома, о запахе мела. Он подумал о равновесии, о свете, что не гаснет, потому что есть тьма, и о тьме, что не владеет, потому что есть свет.
Искра вспыхнула — не ярко, а чисто, как звезда, что пробивает бурю. Тепло разлилось по рукам, по посоху, по кругу. Свет Ярины слился с его искрой, амулеты вспыхнули, как солнце, и голос Марфы стал громче, как буря, что гонит тьму. Ворон взревел, его меч стал частью их света, и корни под ногами замерли. Тьма дрогнула, её пустые глаза потускнели, и её смола начала отступать, как река, что теряет силу.
Голос Чернобога стал тише, но острее, как лезвие: «Ты держишь их, но не себя. Я найду тебя». Тьма растворилась, её глаза погасли, и гул стих, но не исчез, оставив эхо, как далёкий гром. Круг амулетов держался, но его свет был слабее, как будто тьма оставила свои следы.
Олег пошатнулся, его искра угасала, но Ярина поймала его, её руки были тёплыми, как жизнь.
— Мы отбили его, — прошептала она, её глаза блестели. — Ты отбил его.
Ворон сплюнул, его меч опустился.
— Чтоб тебя, пришлый, — буркнул он, но его голос был полон уважения. — Ты светишь, как герой. Не расслабляйся.
Марфа подошла, её оберег был в руке, и её глаза были как озёра, что видят судьбу.
— Ты нашёл равновесие, — сказала она. — Но он знает твои трещины. Он придёт снова, и это будет конец.
Олег кивнул, чувствуя, как оберег остывает. Он посмотрел на тропу, где тени были неподвижны, но он знал — Чернобог не ушёл. Его тьма была терпеливой, и её рёв был обещанием. Он вспомнил свой мир, смех детей, и это дало ему силы. Он посмотрел на Ярину, на Ворона, на Марфу.
— Мы будем готовы, — сказал он, его голос был слабым, но решительным. — Вместе.
Они стояли у круга, их свет был слабым, но живым, как огонь в ночи. Но лес смотрел, и Чернобог смотрел, и его буря была здесь. Они отбили его волну, но он знал их слабости, и следующий удар будет последним.
Рассвет пришёл серый, его бледный свет тонул в тенях леса, окружавшего хижину. Защитный круг амулетов держался, но его свет был слабым, как будто тьма Чернобога оставила на нём свои следы. Олег сидел у очага, его посох лежал рядом, а пальцы сжимали оберег на запястье с синим камнем. Искра внутри тлела слабо, но упрямо, как звезда, что не гаснет в бурю. Усталость давила, но их победа над волной тьмы дала ему силу — не физическую, а внутреннюю, как свет, что пробивается сквозь мрак.