Физик
Шрифт:
Гул Чернобога стал громче, и тени за кругом дрогнули, как будто лес ожил. Олег почувствовал, как его искра сжалась, как будто её резали, и голос Чернобога эхом отозвался в голове — не шёпот, а удар, холодный и острый: «Твой свет — мой. Приди, или они сломаются». Это был не просто вызов — это была правда, и Олег знал, что тьма видит их трещины.
— Он идёт, — прошептала Марфа, её голос был как предупреждение. — Не его тень, не его слуга. Он сам. Это его взгляд.
Олег сжал посох, чувствуя, как оберег жжёт кожу. Его искра была слабой, но он знал — она жива, как и они. Он вспомнил её слова: «Ты —
— Мы не сломаемся. Мы вместе.
Ярина подняла посох, её бусины вспыхнули ярче, и свет амулетов слился с искрой Олега, как река, что встречает поток. Ворон взревел, его меч рубанул по воздуху, как вызов. Марфа встала, её оберег был в руке, и её голос стал громче, как ветер, что гонит тучи.
Тени за кругом сгустились, и из них проступила… не фигура, не тварь, а тьма — глубокая, как бездна, с глазами, что горели не цветом, а пустотой, как звёзды, что погасли. Это был не вестник, не порождение — это был Чернобог, его воля, его взгляд, что смотрел на Олега, как судьба, что неумолима. Голос ударил снова, как молот: «Ты не можешь держать равновесие. Твой свет гаснет».
Олег почувствовал, как искра борется, как будто её тянули в пропасть. Лес дрогнул, и амулеты в кругу вспыхнули, но их свет начал меркнуть, как будто тьма пила его. Ярина вскрикнула, её посох дрожал, а Ворон рубил по воздуху, но его меч не находил цели. Марфа шептала громче, но её голос слабел, как будто тьма душила его.
— Олег! — крикнула Ярина, её глаза были полны отчаяния, но и огня. — Твоя искра! Ты можешь!
Он сжал посох, чувствуя, как оберег жжёт, как кровь. Он вспомнил Глубокий Лес, реку, хижину — их единство всегда побеждало. Он посмотрел на Ярину, на Ворона, на Марфу. Они были его силой, его равновесием. Он закрыл глаза, направляя искру. Она была слабой, но он представил её не как огонь, а как реку — глубокую, что течёт, несмотря на тьму. Он подумал о своём мире — о смехе Коли, о запахе мела, о тепле дома. Он подумал о них — о Ярине, о Вороне, о Марфе, об их свете.
Искра вспыхнула — не ярко, а чисто, как звезда, что пробивает бурю. Тепло разлилось по рукам, по посоху, по кругу. Свет Ярины слился с его искрой, амулеты вспыхнули, как солнце, и голос Марфы стал громче, как буря, что гонит тьму. Ворон взревел, его меч стал не просто клинком, а частью их света. Тьма дрогнула, её пустые глаза потускнели, и лес выдохнул, как будто отпустил их.
Голос Чернобога стал тише, но острее, как лезвие: «Ты держишь их, но не себя. Я жду». Тьма отступила, её глаза погасли, и гул стих, но не исчез, оставив эхо, как далёкий гром. Олег пошатнулся, его искра угасала, но Ярина поймала его, её руки были тёплыми, как жизнь.
— Мы держим, — прошептала она, её глаза блестели. — Ты держишь.
Ворон сплюнул, его меч опустился.
— Чтоб тебя, пришлый, — буркнул он, но его голос был полон уважения. — Ты светишь, как надо.
Марфа подошла, её оберег был в руке, и её глаза были как озёра, что видят судьбу.
— Ты нашёл равновесие, — сказала она. — Но он знает твои трещины. Он придёт снова. И ты должен быть сильнее.
Олег кивнул, чувствуя, как оберег остывает. Он посмотрел на тропу, где тени были неподвижны, но он знал — Чернобог не ушёл. Его тьма была терпеливой, и её взгляд был как нож, что ждёт своего часа. Он вспомнил свой мир, смех детей, и это дало ему силы. Он посмотрел
— Мы будем сильнее, — сказал он, его голос был слабым, но решительным. — Вместе.
Они стояли у хижины, их свет был слабым, но живым, как огонь в ночи. Но лес смотрел, и Чернобог смотрел, и его буря была здесь. Они отбили его взгляд, но он знал их трещины, и следующий удар будет последним.
Глава 20. Равновесие и тьма
Рассвет пришёл холодный, его серый свет тонул в густых кронах леса, окружавшего хижину. Тропа за защитным кругом была неподвижной, но тени в зарослях шевелились, как дыхание, что предвещает бурю. Олег стоял у входа, его посох был в руке, а пальцы сжимали оберег на запястье с синим камнем. Искра внутри тлела слабо, но упрямо, как звезда, что не гаснет в ночи. Усталость сковывала тело, но их победа над взглядом Чернобога дала ему силу — не физическую, а внутреннюю, как свет, что пробивается сквозь мрак.
Ярина укрепляла амулеты в кругу, её посох лежал рядом, а руки вплетали новые нити с бусинами, что пахли рекой и землёй. Её лицо было бледным, но глаза горели решимостью, как у травницы, что не сдаётся, даже когда время истекает. Марфа сидела у очага, её оберег — нити с камнями — был в руках, и её голос, слабый, но ясный, звучал как маяк, что направляет в темноте. Ворон чинил свой меч у входа, его раненая рука двигалась медленно, но он не жаловался — его упрямство было их щитом.
Гул Чернобога затаился, но Олег чувствовал его — не в звуке, а в воздухе, как холод, что сжимает сердце. Его искра была слабой, но он учился её понимать — она была не просто силой, а частью равновесия, связью с миром. Он вспомнил слова Чернобога: «Ты держишь их, но не себя». Это была правда, и он знал — тьма ищет его слабость, его трещины.
— Ты готов? — спросила Марфа, её голос был как корень, что держит землю. Она посмотрела на Олега, её глаза видели его искру яснее, чем он сам. — Он не будет ждать. Его буря здесь.
Олег сжал оберег, чувствуя, как его тепло сливается с искрой. Он кивнул, его голос был тихим, но твёрдым:
— Я не знаю, хватит ли меня. Но я знаю, что не сдамся. Ради вас.
Ярина подняла голову, её руки замерли над амулетом.
— Ты хватит, — сказала она, её голос был как река, что течёт, несмотря на бурю. — Ты наш ключ. Мы с тобой.
Ворон хмыкнул, его меч звякнул, возвращаясь в ножны.
— Не начинай ныть, пришлый, — буркнул он. — Я ещё не устал рубить. А ты свети, как умеешь.
Олег улыбнулся, чувствуя, как их слова разгоняют тень страха. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь на искре. Она была слабой, но жива, и он попытался её направить, как тогда в кругу. Он представил реку — глубокую, что течёт сквозь тьму. Искра откликнулась, и он увидел — не глазами, а внутри: свет, что пробивается, и тень, что стоит за ним, не нападая, а зовя.
Он открыл глаза, его сердце заколотилось. Оберег стал горячим, и гул Чернобога вернулся, низкий и тяжёлый, как поступь земли. Лес зашумел, и тени на тропе дрогнули, как будто кто-то прошёл, не оставив следов. Олег замер, его искра вспыхнула — не ярко, а чётко, как сигнал.
— Он близко, — сказал он, его голос был твёрдым, несмотря на холод, что полз по спине. Он указал на заросли у тропы, где тени были гуще, чем везде.
Ярина схватила посох, её бусины засветились слабо. Ворон поднял меч, его раненая рука дрожала, но он был готов. Марфа встала, её оберег был в руке, и её голос был как заклинание: