Физик
Шрифт:
Ярина проверяла амулеты в круге, её пальцы касались бусин и камней, шепча слова, что звучали как эхо леса. Её лицо было бледным, но глаза горели, как у травницы, что не сдаётся, даже когда силы на исходе. Марфа сидела у очага, её новый оберег — нити с камнями — лежал на коленях, и её голос, слабый, но твёрдый, был как нить, что связывает их. Ворон ходил по периметру, его меч был в руке, а раненая рука не мешала ему вглядываться в тени. Его молчание было красноречивее ворчания — он знал, что бой близко.
Гул Чернобога был слабым, но настойчивым, как пульс,
— Ты слышишь её? — спросила Марфа, её голос был как луч света в темноте. Она посмотрела на Олега, её глаза видели его искру яснее, чем он сам. — Она говорит с тобой. Она часть тебя.
Олег сжал оберег, чувствуя, как его тепло сливается с искрой. Он кивнул, его голос был тихим, но твёрдым:
— Она… как река. Я вижу свет, тьму, равновесие. Но я боюсь, что не хватит сил.
Марфа улыбнулась, её лицо было усталым, но тёплым.
— Силы не в тебе одном, — ответила она. — В нас. В единстве. Твоя искра — ключ, но мы — замок. Вместе мы держим равновесие.
Ярина подняла голову, её руки замерли над амулетом.
— Ты не один, — сказала она, её голос был как земля, что не даёт упасть. — Мы с тобой. Как всегда.
Ворон хмыкнул, его меч звякнул о камень.
— Только не начинай ныть, пришлый, — буркнул он. — Я ещё не устал рубить. А ты свети, как умеешь.
Олег улыбнулся, чувствуя, как их слова разгоняют тень страха. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь на искре. Она была слабой, но жива, и он попытался её направить, как тогда в кругу. Он представил реку — глубокую, что течёт сквозь тьму. Искра откликнулась, и он увидел — не глазами, а внутри: свет, что пробивается, и тень, что кружит, как дым, но не нападает, а ищет.
Он открыл глаза, его сердце заколотилось. Оберег стал горячим, и гул Чернобога стал громче, как ветер, что рвёт листву. Тени за кругом дрогнули, и из них проступил звук — не шёпот, не вой, а треск, как будто ломаются кости. Олег замер, его искра вспыхнула — не ярко, а остро, как сигнал.
— Оно идёт, — сказал он, его голос был твёрдым, несмотря на холод, что сжимал грудь. Он указал на заросли у тропы, где тени шевелились, как живые.
Ярина схватила посох, её бусины вспыхнули ярче. Ворон шагнул к кругу, его меч был готов. Марфа встала, её оберег был в руке, и её голос был как заклинание:
— Держите круг. Он ищет слабость. Не дайте ему найти.
Тени сгустились, и из них проступила форма — не тень, не дым, а фигура, сгорбленная, с руками, что волочились по земле, и глазами, что горели жёлтым, как гниющий свет. Она не двигалась быстро, но её присутствие было как яд, что отравляет воздух. Голос Чернобога эхом отозвался в голове Олега, холодный и липкий: «Твой свет гаснет. Дай его мне,
— Не слушай! — крикнула Ярина, её посох вспыхнул, и свет амулетов в кругу стал ярче, как стена, что держит бурю. — Мы сильнее!
Ворон взревел, его меч рубанул по воздуху, как вызов.
— Лезь, тварь! — прорычал он. — Я разрублю твои кости!
Олег сжал посох, чувствуя, как оберег жжёт кожу. Он вспомнил их победы — Глубокий Лес, река, хижина. Они были вместе, и это было их силой. Он шагнул к кругу, его искра вспыхнула — не ярко, а упрямо, как звезда в ночи. Он представил реку — глубокую, что течёт, несмотря на тьму. Он подумал о Марфе, о Ярине, о Вороне, о своём мире — о смехе Коли, о тепле дома.
Искра откликнулась, тепло разлилось по рукам, по посоху, по кругу. Свет Ярины слился с его искрой, амулеты вспыхнули, как факелы, и фигура дрогнула, её жёлтые глаза потускнели. Голос Марфы звучал громче, её заклинание было как огонь, что сжигает тьму. Фигура вздрогнула, её кости затрещали, и она начала растворяться, но голос Чернобога остался, острый, как лезвие: «Ты не спрячешься. Я вижу твои трещины».
Фигура исчезла, её глаза погасли, и лес выдохнул, но гул Чернобога стал громче, как приближающийся гром. Олег пошатнулся, его искра угасала, но Ярина схватила его за руку.
— Мы держим, — прошептала она, её глаза блестели. — Ты держишь.
Ворон сплюнул, его меч опустился.
— Чтоб тебя, пришлый, — буркнул он. — Ещё одна тварь, и я начну считать тебя героем.
Марфа подошла, её оберег был в руке, и её голос был как пророчество:
— Он ищет слабость. Но наша сила — в тебе, Олег. Ты — ключ. Не забывай.
Олег кивнул, чувствуя, как оберег остывает. Он посмотрел на тропу, где тени были неподвижны, но он знал — Чернобог не ушёл. Его тьма была терпеливой, и её треск был обещанием. Они были вместе, и это было их светом. Но буря была здесь, и её сердце билось всё ближе.
Ночь накрыла хижину, как чёрное покрывало, гася даже слабый свет звёзд. Тропа за защитным кругом утонула в тенях, что шевелились, как живые, а гул Чернобога стал ритмом, что бил по нервам, как далёкий, но приближающийся гром. Олег стоял у входа, его посох светился слабо, отражая искру, что тлела внутри — не ярко, но упрямо, как звезда, что не гаснет в бурю. Оберег на запястье с синим камнем горел, как маяк, что держит его на плаву. Страх был, но он не владел им — Ярина, Ворон и Марфа были рядом, и их единство было как огонь, что горит в ночи.
Ярина стояла у круга, её посох вспыхивал, а бусины светились, как звёзды, но их свет дрожал, как будто тьма сжимала их. Её лицо было бледным, но глаза горели решимостью, как у травницы, что не сдаётся. Ворон держал меч, его раненая рука дрожала, но он стоял твёрдо, как воин, что встречает бурю. Марфа сидела у очага, её оберег — нити с камнями — был в руках, и её голос, слабый, но твёрдый, звучал как заклинание, что держит тьму на расстоянии. Очаг горел, но его тепло не могло разогнать холод, что шёл от леса.