Флудий & кузьмич

Ильенков Андрей Юрьевич

И всё это только ради того, что бы у человека в массе своей, не было ни сил, не желания задаваться вопросом: «а отчего это подавляющее большинство вынуждено в поте лица своего, тратить время, силы, жизнь, наконец, дабы кое-как свести концы с концами, в то время как абсолютное меньшинство - распоряжается нами, как товаром, владеет всеми ресурсами, средствами производства и при этом, без зазрения совести чванливо купается в роскоши?»

Конечно, «не в деньгах счастье» и люди со здравым смыслом, как правило, обходятся малым, т.е. самым необходимыми материальными благами для достойной и относительно независимой

частной жизни, но много ли на Земле таких людей? И смогут ли они преломить тренд деградации, я, честно говоря – не знаю. А с учётом того, что их образование семимильными шагами переходит на платную основу, от которой развитые цивилизации давно отказались ради прогресса, то ситуация – весьма напряжённая. Я уже упоминал ранее про гений Ломакина: представляете себе насколько бы и без того гениальные разработки Ломакина были бы более глубокими и прорывными, если бы высшие образование было бы доступно всем желающим его обрести.

Знаете, уважаемый УДАВ, - я всё более склоняюсь к простой и очевидной мысли: стремление индивидуума к излишним материальны благам – есть один из признаков деградации личности, а уж китч оными – почти медицинский факт безумия и духовного растления. Ведь никто в здравом уме не против что бы у мыслящего существа был свой дом, необходимые для достойной жизни, а не существования – прочие необходимые средства, но когда, простите, когда смысл бытия сводится к тому, что на одну задницу иметь два и более золотых унитазов – это однозначно к доктору!

Ещё раз извините, что-то меня опять понесло…на баррикады. Кстати, как-нибудь я вам обязательно расскажу про Че Гевару – вот был матёрый человечище…Ладно… Всё, всё… беру себя в руки…Продолжаю…Может рюмочку, а? Лучше чуть позже…полагаете…Жаль…то есть, конечно, потерплю…настоящие революционеры и не такое выносили…

Так вот, видя и понимая как, тем не менее, не просто, живут люди типа Кузьмича с сотоварищами, и, памятуя о том, как они пожертвовали за ради моего спасения едва ли не последнее: я твёрдо решил отблагодарить их, в том числе и материально. Благо кое-какие редкие, а потому условно ценные на Земле каменья в непролазных, наличествовали в непролазных пещерах Тибета, расположенных на высоте 8000 метров над уровнем местного моря.

Таким образом, с горем пополам поправив за сутки пошатнувшееся здоровье, собравшись с мыслями и подарками, которыми оказались так щедры пещеры Тибета, я вновь направил малютку под Тверь, вдавив в её сверхпрочный пол педаль акселератора. Сердце моё трепетно билось в предвкушении встречи с моими товарищами и Наденькой, а душа поочерёдно пела и ныла, ибо после долгожданного свидания с ними неминуемо наступит невыносимая по неопределённости срока, а может даже и бесконечная – разлука.

XVII

Уже на подлёте к вожделенной цели, среди бескрайнего чёрнеющего августовской ночью русского леса, я заметил маленький одинокий огонёк, оказавшейся впоследствии костерком вокруг которого, как и было договорено накануне, в ожидании встречи находились мои друзья и любимая.

– Привет, честной компании! Все ли живы, здоровы?! – нарочито лихо, посадив «малютку» в метрах 30-ти от родного коллектива, высунувшись по пояс из люка и приветственно махнув кепкой, с нетерпением спросил я.

– А у нас все здоровы: и быки и коровы, - как-то странно ответил Кузьмич, и

мне показалось, что в его интонации едва заметно повеяло непривычным холодком недоверия в мою сторону, - сам-то как?!

– Спасибо, всё нормально: аппарат летает, исследования продолжаются; вы-то как с милицией разошлись, чем дело-то кончилась?!
– я всё это время места себе не находил…

– Да ты вылезай, Федь, из своей колымаги, а то торчишь как в президиуме на собрании - иди вон лучше к огню: обогрейся, картошечки запечённой поешь, а хочешь пирогов – Надежда тебе напекла, - ответил егерь также весьма натужно, хотя лицо, как и ранее, было спокойным, а взгляд – пронзительным и с неувядающей хитринкой.

– Ага, момент, - и я ловко, по-гусарски спрыгнув с макушки «малютки», подбежал к костру, где поочередно со всеми обнялся и даже впервые прилюдно осмелился поцеловать Наденьку в божественную щёчку.

– Фёдор Фомич, а можно я пока в аппарат залезу - страсть, как хочется поглядеть, вы ж обещали...- слёзно простонал Ломакин, словно ребёнок, которому сто тысяч раз подряд обещали конфету, но всякий раз говорили «отстань, обожди, после».

– Ну, раз обещал - валяй Петь! Только, чур – уговор: ничего руками не трогать, - старался я хоть как-то через третьи лица разрядить пока неизъяснимую напряжённость между мною и Кузьмичом, разумеется, дистанционно тут же включив так называемую блокировку «от дурака», свято помня, про гениальность и неуёмную тягу ко всему новому и неизвестному Ломакина.

– Да что вы - ни в коем разе! – завизжал от, наконец, снизошедшего на него счастья кузнец, словно ему на десять минут разрешили заглянуть в тайную книгу мироздания.

– А нам… можно?
– робко спросили богатыри-близнецы, глядя на радостно прыгающего в сторону «малютки» кузнеца.

– Легко! – но условие, братцы, то же: рукам воли не давать, - продолжал я разряжать обстановку, будучи на 200% уверенным, что через люк они чисто физически не протиснутся, в отличие от худосочного и мелкого Ломакина.

– Угу! – облегчённо и весело, сотряс густой ночной воздух, уникальный в своём роде дует одинаковых с лица чудо-богатырей, и, вдавливая сапожищами 48-го размера дремлющую почву к центру Земли, синхронно направились вслед за Петром.

– Зря ты, Федь, их так балуешь - отломают чего по глупости или любопытству – опять чинить, - попенял меня Кузьмич, - а теперь особенно и негде – в деревне-то до сих пор милиция шастает – улики всё ищут.

– Не сломают, Иван Кузьмич, материал такой, что хоть под стотонный пресс пускай, хоть лазером режь – ничего аппарату не будет, - пусть уж ребята поглядят напоследок – такого они никогда в жизни больше не увидят,- продолжал я либеральничать ради разряжения непонятно напряженной для меня атмосферы, пренебрегая техникой безопасности.

– Тебе видней, - мрачновато резюмировал егерь, может быть, сверхтонко намекая мне на давешнюю аварию и последующий ремонт «малютки» в связи с чем, собственно, непредсказуемая судьба и свела нас друг с другом.

– Так чем всё же дело в кузнице кончилось: обошлось или как?
– повторил я вопрос, который не давал мне покоя, присев на пенёк у костра между егерем и Наденькой, когда Ломакин и братья с горящими глазами и почёсывая никак не убирающиеся в карманы руки, удалились, как новую игрушку, тискать «малютку».