Флудий & кузьмич

Ильенков Андрей Юрьевич

– С близнецами позже – пусть в арьергарде пока будут, как козырная карта; прямых улик у них всё равно пока нет, а значит, немного времени у нас есть: сейчас главное – малютка, - скомандовал я, и мы начали наскоро приводить себя в порядок, что бы в относительно приличном виде выдвинутся в кузницу.

XV

Однако, как только я смыл с лица косвенные признаки тяжело пережитого накануне времени, так тут же глаза в глаза встретился на крыльце с Наденькой. Признаюсь, что в чехарде минувших событий её светлый образ хоть и сидел уже, видимо, навечно в моей душе (памяти), но периодически пропадал, как картинка с монитора при перегрузке компьютера. И новая очная встреча с моей любовью, словно самовар чистой колодезной

водой, с новой силой наполнили меня свежими чувствами. Более того, мне показалась, что всего за неполные сутки, что мы не виделись, она стала ещё краше и нежней, что также взбудоражило мою и без того бешено метущуюся по венам и аортам в жажде нового совокупления кровь.

– О! Наденька…привет, какая ты сегодня…необыкновенная! – невольно вырвалось у меня.

– Гм…- не смогла она удержать с трудом сдерживаемую улыбку, - а ты, Федь, ничего не хочешь мне рассказать… - всё-таки сумела она нахмурить чудесный бровки.

– Если бы ты только знала, дорогая, как много мне нужно тебе сказать, - едва не утонул я в её бездонных глазах от нахлынувших чувств, - но вскрывшиеся чрезвычайные обстоятельства вынуждают меня перенести наш разговор на неопределённое время, - как можно деликатней и выдержанней закончил я крайне важную в текущей ситуации для себя фразу.

– Тебе видней… - грустно согласилась Надежда и упорхнула с крылечка, как птичка из гнезда, чмокнув на прощание меня в небритую щёку, от чего я пусть и на мимолётное мгновение, но вновь побывал на небесах от неописуемого блаженства.

– Зятёк, ну елки-палки, ты опять тормозишь?! – появился невесть откуда взволнованный почти что официальный тесть.

– Извини, Кузьмич…задумался: всё - бежим, - и мы рысью, не привычно опасливо оглядываясь по сторонам, посыпали до кузницы.

Ликвидировав без эксцессов вышеуказанное расстояние, мы застали Ломакина живым, но явно в неважном здравии. Но егерь быстро переломил кризисные явления в организме Петра с присущей ему убедительность заставив выпить болезного гения 50 грамм харловки с рассолом, а я не мешкая ни секунды, принялся починять бортовой компьютер малютки, без которого агрегат был как чемодан без ручки: и бросить жалко (запрещено инструкцией), и нести (взлететь) невозможно. Однако, я тут же впал в безвыходный ступор, ибо ума не мог приложить чем заменить выгоревший в угли предохранитель, а запасного, как водится, не оказалось благодаря объявленной чиновниками от ВВС очередной инициативы по всеобъемлющей экономии ресурсов в том числе и запасных частей. Да, да…, уважаемый Мудриус, как не прискорбно об этом говорить, но, увы и ах: бюрократизм и компанейщина, свойственные развивающимся, не зрелым обществам, выводятся гораздо медленнее, чем даже целые галактики. И ведь что до соплей обидно?! Сидит где-нибудь эдакий сморчок-крючкотвор с двумя извилинами и выдаёт на гора тонны никому ненужных инструкций, рекомендаций, прожектов, пустая суть которых исключительно в саморазмножении, дабы окружающие, глядя на пустопорожнюю, но «плодовитую» деятельность чиновника, даже не усомнились в его нужности обществу. А мы: то есть все те, кто ежесекундно выполняет реальную работу, связанную порой с непомерным риском: по полной расхлёбываем эту бездонную выгребную яму безответственности и профанации деятельности.

Вспомните как на Зуле, когда местные непонятным образом посвичнивали с нашего спускаемого аппарата габаритные светодиоды мы собственноручно их ваяли буквально на коленке из подручных средств, не имея запасных. А когда наш звездолёт, как тузик грелку, едва не порвал в клочья метеоритный ливень у Галактики М-95 и только благодаря вышей беспримерной находчивости мы сумели сесть на случайно пролетающую мимо заброшенную орбитальную станцию и там героически залатали пробоины чем попало. А ЧП на Бриксе. Да чего там, перечислять - ей Богу, командор, накипело! И пусть меня спишут в запас и разжалуют до рядового, но сегодня же разрожусь фельетоном – пропесочу гнилую систему по чём зря! А ведь ещё считаемся

самой продвинутой цивилизацией в видимой части трети вселенной - курам на смех!

– Что, Фёдь, плюс в минус выпал али наоборот? – попытался подбодрить Кузьмич, глядя на мою растерянную и кислую физиономию, когда я обречённо разглядывал бесполезную уже в употреблении деталь.

– Да что-то в этом роде: контакты метеолитовые в предохранителе, собаки, выгорели, - только и смог я ответить, лихорадочно перебирая в рассредоточенном уме варианты выхода из непролазного тупика.

– А что это за метеолит такой: никогда о таком не слыхал? – удивился порозовевший к жизни Ломакин.

– Да это материал такой с высокой проводимостью и тугоплавкостью, но его у вас с сотворения Мира не водилось, - вновь потерял я осторожность.
– То есть он только в нашем секретном НИИ синтезируются, - тут же оправился я, совравши, отчего традиционно начал впадать в душевную депрессию, которая, как вы понимаете, не разряжала и без того гнетущий драматизм напряжения текущего момента.

– А может тогда заменить Вольфрамом, например?! – предложил гениальный Ломакин, и, я, моментально сравнив его характеристики, заявленные в местной таблице Менделеева с параметрами метеолита - внутренне согласился.

– Грамм тридцать наберём?! – моментально оживился я.

– Сколько? Сколько?! – аж вздрогнул Петр, - да вы что, Фёдор Фомич, - хорошо если грамм 10 найдём и то: это же сколько лампочек надо разбить – с десяток харловок без освещения останутся.

– Жаль…- вновь начал я чернеть от безысходности едва не всею плотью ощущая, как столь необходимое для скорейшего ремонта малютки время протекает, как вода сквозь песок, - тогда этот вариант исключается, ещё идеи есть?

– Гм…- многозначительно кашлянул Кузьмич, и я тут же впился в него взглядам, как утопающий хватается за соломинку, - а золото подойдет?

– Вполне…- молниеносно обработал я характеристики посредством отчаянного мозгового штурма, - а наберём ли, времени то почти не осталось?

– Ну, ежели по сусекам поскрести, то думаю, - наскребём тебе на контакты…хотя дело, сам понимаешь, весьма деликатное…, меркантильное…- непривычно сконфузился егерь.

– Да чего там деликатного! – возмутился Ломаки, - вот возьмите: мне для науки ни чего не жалко, - и он протянул мне своё обручальное кольцо.

– Молодец Петька! – и моё прими: только обожди малость - мылом смажу, а то – въёлось, в палец, как моя Петровна в мозг.

– Да вы что, братцы… - едва молвил я дрогнувшим голосом стоя, как оглушенный, и чувствуя, как у меня сами собой наворачиваются слёзы умиления от широкого жеста товарищей.

– Да чего там…бери - на благое дело скидываемся, а не жидам в ломбард, - как всегда аргументировано напирал Кузьмич, - у меня и орден есть – там этого золота грамм на пять точно есть: сейчас сбегаю – заодно и близнецов проведаю…как они там, эти – не зажилят - наши ребята – то же чего-нибудь дадут.

– Ну, если выгорит дело – по гроб жизни буду вам обязан! – взял я себя в руки, - всё что только не пожелаете сделаю, убьюсь, а отблагодарю!

– Зачем же, милок, убиваться?
– хитро подмигнул Кузьмич, - ты нам, Федь, живой и здоровый нужен, а то кто будет внуков поднимать…я уж, как видишь, давно не молодёжь да и Россию в Космос подымать надо, а то залежались на печи…

И мы, по родственному улыбнувшись друг другу, тут же принялись за работу: я с Ломакиным выделывать специальную формочку для переплавки, а егерь поспешной рысцой отправился, как старатель, собирать недостающее для этого золото.

«О, Святая Бесконечность, какие же настоящие, достойные истинного уважения люди – последнюю рубаху с себя снимут, но помогут ближнему. Определённо у Землян ещё есть шанс бесславно не сгинуть в пучине греха и порока как иные цивилизации», - как сейчас помню, радовался и переживал я за неведомое никому во Вселенной будущее моих друзей и их потомков, работая плечом к плечу с талантливым кузнецом.