Foot’Больные люди. Маленькие истории большого спорта
Шрифт:
– А вы верили? После первого тайма?
Он улыбнулся и ничего не ответил. Просто поднял бокал повыше, салютуя нам.
На двух креслах в конце салона лежал кубок.
– Можно? – спросил я.
– Конечно, можно.
Я подошел и наклонился над серебряным трофеем. Очень осторожно поднял и удивился, насколько же он тяжелый. И попросил фото на память с Газзаевым.
Нас щелкнули, я передал кубок Косте, чтобы он тоже сфотографировался.
Я верил в случившееся, но и не верил тоже. Потом взял вымпел, который каким-то чудом купил перед матчем. Везде продавались программки и шарфы, но я искал именно вымпел,
– Валерий Георгиевич, подпишите мне, пожалуйста. На добрую память. «Спасибо за поддержку» или что-нибудь такое, – попросил я.
Он мотнул головой, беря вымпел и маркер. И медленно вывел: «Лучшему коментатору».
Понял, что пропустил одну букву, и чертыхнулся. Исправил.
– Валерий Георгиевич! – сказал я, протестуя. – Это же не так, я теперь никому показать его не смогу…
Он поднял на меня глаза, и я замолчал.
– Для меня вы с Костей – лучшие. Потому что я знаю, как вы переживали в каждом матче.
– Он еще и фартовый, – сказал из-за моего плеча Стельмах. – Мы ни одного матча с ним не проиграли.
– Не надо такие вещи вслух говорить, – парировал я. – Везение, как и деньги, любит тишину.
И был прав. Через три месяца ЦСКА проиграл «Ливерпулю» в Суперкубке. Но, как писали Стругацкие, это уже была совсем другая история.
Но в том матче примета сработала. Что-то случилось с пультом, и минут за пятнадцать до начала матча я пропал из комментаторского канала. Репортаж начал Гриша Твалтвадзе, сидевший на подстраховке в Москве. Связь вернулась аккурат перед первым голом ЦСКА, и я кричал, ликуя, почти всю победную для нас концовку матча.
Самолет приземлился, и всех его пассажиров повели в специальный зал ожидания.
– Люди приехали, – сказали нам. – Счастливые, веселые.
Команда вышла навстречу болельщикам. Пространство взорвалось криками восторга.
Мы стояли с Костей у двери и наблюдали за общим ликованием.
– Фантастика! – сказал я ему. – Просто фантастика.
Следующей весной юношеская сборная Колыванова стала чемпионом Европы. Еще через два года «Зенит» взял Кубок с Суперкубком УЕФА, а сборная выиграла бронзу на Евро.
Такие три года! Даже не верится.
Свадебный генерал
Парк «Адидас» в Париже был обычным веселым интерактивом. Стояли макеты и манекены, на мини-площадке возилась с детьми какая-то звезда. Камер было мало, но девушки-корреспондентки с микрофонами улыбались так, словно это было брачное агентство категории luxury.
Я подошел поближе и увидел, что это Руй Кошта. Его Португалия проехала мимо чемпионата мира, как и Россия. Кошта дал себя обвести, вскинул руки, празднуя вместе с мальчишками гол. Девушки напали на него, он улыбался, но выглядел очень смущенным. И одет был совершенно провинциально, как уличный музыкант – в темную рубашку и жилетку.
Я дождался, когда дамы перестанут ослеплять португальца улыбками. Подошел спросить, особо не веря в успех – говорит ли он на английском?
Кошта отрицательно покрутил головой. Перечислил: португальский, испанский, итальянский. Я стоял и думал, взять ли у него автограф. Но так и не взял, потому что не понимал, что тогда с ним делать.
Он уехал, а я пошел рассматривать коллекцию мячей чемпионатов мира. Ту часть парка,
– Обалдеть! – сказал я сам себе и повторил. – Обалдеть!
Там были все мячи начиная с первого Кубка – 1930 года. Может быть, тот мяч был всего лишь репликой, но все равно коллекция смотрелась внушительно. Ровно шестнадцать штук.
Во мне проснулся коллекционер, но тут же снова заснул. Я спешил – нужно было ехать монтировать сюжет. Сорок минут на машине до медиацентра, за которые было необходимо успеть написать текст.
Я ушел, оставив у витрины с мячами двух смуглых парнишек в синих майках сборной Франции, которые были им заметно велики. Подумал: если я пережил такое искушение, то что же сейчас чувствуют они? Представил, как мальчуганы озираются в поисках подходящего камня – пока еще не для того, чтобы разбить стекло, а чтобы просто примерить такую возможность.
Полицейский приветливо махнул мне рукой на прощание. Коллекцию стерегли, еще бы. С ума сойти, думал я в машине. Просто нереальная коллекция. И успокаивал себя тем, что в моей тогдашней однушке она вряд ли бы поместилась.
В сюжете мячам досталось больше времени, чем Коште. Все-таки редкость. Слово «эксклюзив» в широкий обиход тогда еще не вошло.
У Юры Розанова на юбилее специальным гостем был Авраам Грант, приехавший поздравить именинника в компании с Германом Ткаченко. Герман – человек полумагических возможностей. Мне всегда казалось, что если бы он не был так красноречив и убедителен в своих вербальных конструкциях, то мог бы сойти за мага. А так, стоит ему открыть рот, ты сразу понимаешь – это менеджер. Или промоутер. Или кто угодно из высших футбольных сфер, но только не маг. Никакого волшебства, кроме волшебства его слов. Я бы не удивился, если бы с ним прибыл Рио Фердинанд, как много лет назад. Или Гус. Или даже Месси, да еще в компании с Роналду.
Но вместо них был Грант. Помню, как я обернулся, ища взглядом Игоря Рабинера, охотно живописавшего подвиги и события израильтянина. А Игорек отсутствовал. И для меня это как-то сразу умалило эффект от Гранта.
Дело было в «Архитекторе», в двух шагах от Патриарших. Я хотел было пойти выразить Гранту свое почтение, как вдруг вспомнил булгаковский завет: «Никогда не разговаривайте с неизвестными». И не двинулся с места.
Это было так и не так. Гранта я знал, как и все собравшиеся. По телевизионному экрану и стадиону. Человек мог выиграть финал Лиги чемпионов – таким же парадоксальным образом, как сделает это Ди Маттео. И не выиграл. А потом установил удивительный рекорд, вылетев из Премьер-лиги с двумя клубами подряд – сначала с «Портсмутом», потом с «Вест Хэмом».
Я сидел и смотрел на него. Три года назад он играл здесь, в Москве, в финале Лиги чемпионов, и мог в случае успеха рассчитывать на переход в совершенно иной сонм клубных тренеров. И вот он снова здесь, в роли свадебного генерала.
Я так и не спросил у Юрки, что подарил ему тренер удивительной судьбы, сейчас работающий со сборной Ганы. Куда, по мнению Ольги Смородской, пытался сбежать из ее железнодорожного царства Кучук.
На Кучука у руля сборной Ганы я бы посмотрел. Примерно с таким же интересом, с каким рассматривал в тот вечер Гранта. Леонид Станиславович – один из тех немногих, кого можно снимать для немого кино, и все равно не будет скучно.