Французская революция: история и мифы

Чудинов Александр

Таким образом, как мы смогли убедиться, понятие "буржуазная революция" – ещё одна ключевая категория марксистской интерпретации событий во Франции конца XVIII в. – довольно слабо согласуется с результатами конкретных исторических исследований и выглядит скорее мифологемой, порождением идеологии, нежели результатом изучения исторических реалий.

Часть вторая

"ЧЕРНЫЕ ЛЕГЕНДЫ" ИСТОРИОГРАФИИ

Глава 1

"ОТРАВЛЕННЫЕ СТРЕЛЫ ПРОТИВ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ"

Раны от меча заживают, раны от языка остаются.

Японская пословица

Помимо непоколебимой приверженности к формационной схеме объяснения Французской революции, ещё одной характерной для советской историографии чертой было весьма подозрительное, а то и откровенно негативное отношение к любым попыткам критики "классической" интерпретации данного события. Долгое время подобный подход ассоциировался у отечественных историков, прежде всего, с консервативным направлением исторической науки. Резко нетерпимое отношение к нему советских исследователей было напрямую связано с их уверенностью в том, что за любыми расхождениями в оценке Революции скрываются идеологические разногласия, а те, в свою очередь,

являются отражением классовой борьбы. "Начиная с Реставрации, – писал Н.М. Лукин, – и вплоть до наших дней не было, кажется, эпохи, когда классовая борьба не находила бы своего отражения в наиболее ярких работах по истории Великой революции, когда то или иное понимание этой революции не становилось бы орудием борьбы на идеологическом фронте" [384] . Соответственно, при такой постановке вопроса оппонент по научной полемике превращался в "классового врага", с которым надо не обсуждать дискуссионные проблемы, а бороться.

384

Лукин Н.М. Альфонс Олар (1849-1928) [1928] // Лукин Н.М. Избранные труды. М., 1960. Т. 1. С. 196. В начале своего научного пути автор этих строк также отдал дань подобным представлениям, являвшимся общим местом для советской историографии. См.: Чудинов А.В. Огюстен Кошен и его вклад в изучение Великой французской революции // ФЕ. 1987. М., 1989. С. 220.

Эффективным средством этой борьбы стала своего рода "черная легенда" о консервативной историографии, получившая самое широкое распространение в среде советских специалистов по французской революции. Согласно этой "легенде", работы консервативных историков, в силу своей политической ангажированности, находятся за гранью науки и принадлежат скорее к жанру публицистики, нежели исторического исследования. Такой подход позволял вести "диалог" с оппонентами тоже в духе политического памфлета, не затрудняя себя анализом их аргументации.

В данном отношении весьма характерен пример оценки советскими исследователями научного наследия Ипполита Тэна, ведущего консервативного историка Франции конца XIX в. С 1917 по 1985 г. никто из них не удостоил его творчество даже статьей, тогда как во Франции за тот же период вышло более десятка монографий о нем [385] . Тем не менее, Тэна советские историки в своих работах о Революции упоминали достаточно часто, но, делая это, они словно соревновались, кто более хлестко "припечатает" его в чисто публицистическом стиле. Н.М. Лукин, например, называл Тэна "идолом французских реакционеров", а его сочинение (вслед за А. Оларом) – "злостной карикатурой на историю революции" [386] . Т.В. Милицина, автор соответствующего раздела в "каноническом" для советской историографии труде 1941 г., характеризовала книгу французского историка как "грубую карикатурную мазню" и "гнусный памфлет" [387] . Но, пожалуй, всех превзошел здесь А.З. Манфред, высказавшийся с присущей ему яркой образностью: "Крайне реакционное направление историографии, имевшее с 70-х годов [388] своим признанным главарём Ипполита Тэна, продолжало вести войну отравленными стрелами против Великой французской революции..." [389]

385

Ср.: Великая французская буржуазная революция: Указатель русской и советской литературы. М., 1987; Каталог Национальной библиотеки Франции на сайте http://www.bnf.fr

386

Лукин Н.М. Указ. соч. С. 197, 208.

387

Французская буржуазная революция. М.; Л., 1941. С. 708-709.

388

XIX в.

389

Манфред А.З. Споры о Робеспьере [1965] // Манфред А.З. Великая французская революция. М., 1983. С. 380.

Крайне негативное отношение с ярко выраженным идеологическим подтекстом советские историки проявили и к оформившемуся в середине XX в. "ревизионистскому", или "критическому" [390] направлению западной историографии. Начавшаяся с конца 50-х годов в Англии и распространившаяся в 60-е годы на Францию, США и Германию "ревизия" фундаментальных постулатов "классического" видения Революции, характерного для историков либерального и социалистического толка, вызвала со стороны последних весьма негативную реакцию. Вспыхнувшая полемика имела ярко выраженную идеологическую окраску и велась в жестких тонах. Однако даже на этом фоне позиция советских историков, включившихся в дискуссию в середине 70-х годов, выделялась своей крайней нетерпимостью. Критику традиционного для марксистской историографии прочтения Французской революции они восприняли как посягательство на основы марксистского учения в целом, а за кулисами научного диспута увидели политический "заговор" против социалистического лагеря. "Стрелы, направленные против Французской революции XVIII в., целят дальше, – это стрелы и против Великой Октябрьской социалистической революции, могущественного Советского Союза, против мировой системы социализма, против рабочего и национально-освободительного движения, против всех демократических, прогрессивных сил, с которыми связано будущее человечества", – писал А.З. Манфред в журнале "Коммунист" [391] , главном теоретическом органе ЦК КПСС, что подчеркивало идеологическую значимость сюжета.

390

Определение "ревизионистское", чаще всего встречающееся в нашей научной литературе, это направление получило от своих оппонентов. Сами же его представители предпочитают название "критическое".

391

Манфред А.З. Некоторые тенденции зарубежной историографии [1976] // Манфред А.З. Великая французская революция. С. 419.

Эта статья, последняя опубликованная при жизни историка, оказалась своего рода политическим завещанием признанного лидера советской историографии Французской революции. И действительно, появившиеся в конце 70-х – начале 80-х годов труды отечественных исследователей о "ревизионистской" историографии, если не по форме, то по духу своему полностью соответствовали подходам, намеченным Манфредом. При внешней академичности и несомненной информативной ценности этих работ, их авторы преследовали прежде всего идеологическую цель – доказать полную научную несостоятельность любой попытки пересмотра марксистской интерпретации Французской революции [392] . Эта задача существенно облегчалась тем, что в нашей стране сочинения историков-"ревизионистов" были не доступны для широкой научной общественности: ознакомиться с ними можно было, только получив доступ в спецхран.

392

Соколова

М.Н. Современная французская историография. М., 1979; Афанасьев Ю.Н. Историзм против эклектики: французская историческая школа "Анналов" в современной буржуазной историографии. М., 1980; Далин В.М. Историки Франции XIX-XX вв. М., 1981.

Впрочем, "ревизионистам" в советской историографии ещё "повезло": их работы, по крайней мере, стали предметом специального анализа, пусть даже и в целях идеологического опровержения. О консервативных же историках в отечественной литературе до самого конца 80-х годов, как правило, продолжали писать языком политического памфлета. Дабы дать читателю более полное представление о существовавшей тогда в нашей науке ситуации рискну предложить его вниманию один из текстов того времени, посвященных данной проблеме, а именно – своё выступление на уже неоднократно упоминавшемся "круглом столе" 1988 г. За прошедшие годы многое изменилось в нашей науке, и сегодня этот текст уже выглядит в чём-то архаичным, однако я привожу его целиком, таким, каким он 16 лет назад вышел в малотиражном и давно уже ставшем библиографической редкостью сборнике материалов указанной дискуссии. Пусть читатель почувствует вкус той эпохи перемен, когда отечественные историки Французской революции находились на распутье: с одной стороны, они ещё и не помышляли о том, что когда-либо смогут выйти за пределы марксистской парадигмы, в лоне которой произошло их профессиональное становление, с другой – они уже остро ощущали невозможность дальнейшего развития науки в жестких идеологических рамках и всеми силами стремились эти рамки раздвинуть.

О новом отношении к консервативной историографии: через критику к синтезу

В силу ряда обстоятельств, заслуживающих специального освещения, в советской исторической науке на длительное время утвердился довольно односторонний подход к интерпретации истории Франции конца XVIII в. Французская революция и, особенно, якобинская диктатура рассматривались преимущественно с точки зрения их прогрессивной значимости. Любая же попытка критического осмысления отдельных негативных сторон революционного процесса неизменно встречала отпор. Естественно, при подобном взгляде на вещи имело место практически полное непринятие советскими авторами консервативной историографической Традиции. По праву считая себя продолжателями "классической" историографии революции [393] , они унаследовали от своих предшественников – либеральных и демократических историков конца XVIII – начала XX в. – не только достоинства, но, к сожалению, и не вполне объективное отношение к сторонникам консервативного направления, доходящее нередко до отрицания вообще какой-либо научной значимости их работ.

393

Термин, введенный в оборот французским историком-марксистом А. Собулем (см.: Собуль А. Классическая историография французской революции. О нынешних спорах // ФЕ. 1976. М., 1978), широко используется и в советских работах.

Оправдан ли такой подход? Допустимо ли повторять практически без всякой коррекции суждения, высказанные в пылу полемики десятки лет назад, когда прием, оказываемый тому или иному сочинению о революции, определялся не столько его научно-познавательной ценностью, сколько его политической направленностью?

Легко понять чувства Т. Пейна, называвшего сочинение Бёрка "Размышления о революции во Франции" [394] "драматическим произведением", изобилующим инсинуациями и искажающим факты с целью оклеветать восставших французов [395] . Для демократа Пейна книга Бёрка была лишь политическим памфлетом, призванным воспрепятствовать распространению революционных идей в Англии. Но означает ли это, что и почти два столетия спустя можно ограничиться повторением его оценки, характеризуя работу Бёрка только как "яростные нападки" человека, охваченного "припадками слепой, безумной, судорожной ярости" [396] ?

394

Burke E. Reflections on the Revolution in France. L., 1790.

395

Пейн Т. Права человека // Пейн Т. Избранные сочинения. М., 1959. С. 189, 197-198, 200.

396

Косминский Е.А. Историография средних веков. V в. – середина XIX в. М., 1963. С. 279. Фактически отрицают сколько-нибудь позитивный вклад Бёрка в историографию революции и другие авторы: Волкова Г.С. Эдмунд Бёрк и идейно-политическая борьба в Англии по вопросу о французской революции (1789-1793) // Проблемы новой и новейшей истории стран Европы и Америки. М., 1972; Абрамов В.Н. Вопросы государства и общества в политической философии Э. Бёрка // Тезисы к Всесоюзной конференции "Методологические и мировоззренческие проблемы философии". Секция 7. М., 1986.

Когда А. Олар и Ж. Жорес вступили в спор с И. Тэном, они рассматривали его многотомный труд [397] , прежде всего, как попытку поставить под сомнение политические ценности 1789 г., начертанные на знамени Третьей республики. Соответственно их отношение к Тэну определялось, в основном, острой политической борьбой тех лет, в которой либерал Олар и социалист Жорес были активно действовавшими лицами [398] . Однако, как справедливо заметил A.3. Манфред, "страсти, когда-то волновавшие и разделявшие участников и современников революционных событий, а позже их сторонников и противников, давным-давно перегорели и остыли, от них остался лишь пепел" [399] . Почему же в нашей специальной литературе работу Тэна до сих пор определяют "по Олару" – лишь как "злостную карикатуру на революцию" [400] ?

397

Taine H. Les origines de la France contemporaine. La R'evolution: In 3 vols. P., 1878.

398

Позднее в этой связи известный историк Ж. Лефевр писал: "Олар... никогда не переставал быть журналистом". – Lefebvre G. Les historiens de la R'evolution francaise // Lefebvre G. Reflection sur l'histoire. P., 1978. P. 235.

399

Манфред А.З. Великая французская революция. С. 402. Сам Манфред, отмечая, что "привнесение в историческую науку откровенно политических мотивов не приводит и не может привести к плодотворным научным результатам" (Там же. С. 410), тем не менее, характеризовал Тэна в духе скорее политического памфлета, чем академического исследования (см.: Там же. С. 370, 380).

400

Биск И.Я. История исторической мысли в новое время. Иваново, 1983. С. 69. См. также: Историография новой и новейшей истории стран Европы и Америки. М., 1977. С. 174-175.