Французская революция: история и мифы
Шрифт:
Вместе с тем, Е.М. Кожокин подчеркнул, что социальный слой, определявшийся при Старом порядке как собственно "буржуазия", имел в действительности мало общего с капиталистическим предпринимательством. В XVIII в., указывал он, термином "буржуа" обозначали «ротюрье, не занимающегося какой-либо производительной деятельностью, человека, пользующегося определенным достатком, живущего "на благородный манер", на государственную или частную ренту» [337] . Причем со второй половины XVIII в. именно это значение слова было доминирующим. Впрочем, Кожокин отмечал, что существовало и другое, также применявшееся в XVIII в., более широкое и менее четкое значение термина "буржуазия" – верхний слой городских жителей, принадлежавших к третьему сословию и обладавших (в зависимости от местных нюансов) определенным юридическим статусом [338] .
337
Там же. С. 35.
338
См.: Там же. С. 33-35.
В зарубежной научной литературе также нет единой дефиниции этого понятия. Констатируя, что в XVIII в. оно употреблялось в разных смыслах, авторы выбирают какой-либо из них в зависимости от собственных предпочтений. Так, видный английский специалист по истории Старого порядка У. Дойл предлагает следующее, достаточно широкое определение: «Изначально слово "буржуа" означало просто жителя города, но, исходя
339
Doyle W. Des origines... P. 172.
340
Ibid. P. 177-178.
Близкой к этой точки зрения придерживаются и такие авторитетные французские исследователи, как П. Губер и Д. Рош. Рассмотрев разные определения понятия "буржуазия", существовавшие во Франции XVI-XVIII вв., они пришли к выводу, что, согласно наиболее распространенному из них, в него входила верхушка городского населения (bons citoyens), состоявшая в основном из лиц трех категорий: держателей должностей (officiers), торговцев (marchands) и получателей различного рода рент. Их всех объединял лишь одинаковый, "буржуазный", образ жизни, отличный от того, что вели, с одной стороны, дворяне, с другой – простолюдины. В остальном каждая из перечисленных категорий имела мало общего с другими, тоже входившими в состав "буржуазии". Они столь радикально отличались друг от друга и по источникам дохода, и по роли в общественно-политической жизни, и даже по своей социальной психологии, что авторы исследования сочли возможным назвать соответствующую главу "Буржуа и буржуазии", употребив понятие во множественном числе. Причем из всех этих "буржуазий" к капиталистическому предпринимательству имела прямое отношение лишь одна – торговцы [341] .
341
Goubert P., Roche D. Les Francais et l’Ancien R'egime. P., 1984. T. 1. P. 170-185.
Что касается предпринимательства, то новейшие исследования показывают: занимавшийся им экономически активный слой французского общества конца XVIII в. состоял не только из ротюрье, но и в значительной степени из представителей привилегированных сословий [342] . В своё время французские историки-марксисты предложили определять буржуазию по следующим признакам: 1) свободно распоряжается средствами производства; 2) применяет на основе свободного договора рабочую силу, располагающую только своей способностью к труду; 3) присваивает вследствие этого разницу между стоимостью произведенного товара и оплатой затраченного труда [343] . Однако, если приложить эти критерии к реально существовавшей социальной структуре Старого порядка, то окажется, что им в полной мере соответствуют такие дворяне, как Ле Камю де Лимар, основатель знаменитых медеплавилен Ромийи, или Игнас де Вандель, владелец ещё более знаменитого металлургического предприятия Крезо, но уж никак не те бездеятельные рантье, которые собственно и назывались "буржуазией". Таким образом, казавшееся некогда простым и самоочевидным понятие утрачивает в свете новейших исследований прежний смысл и определенность, распадаясь фактически на несколько других, одинаково именуемых, но почти не связанных между собой.
342
См., например: Кожокин E.M. Указ. соч. С. 25-27; Пименова Л.А. Дворянство накануне Великой французской революции. М., 1987. С. 48-50; Richard G. Noblesse d'affaires au XVIII si`ecle. P., 1974.
343
См.: Собуль A. Указ. соч. С. 164.
Итак, кого же во Франции конца XVIII в. можно считать "буржуазией"? Именовавшийся таким образом слой экономически пассивных рантье? Городскую верхушку третьего сословия в целом? Капиталистических предпринимателей, в число которых входили представители всех сословий, в том числе привилегированных? Или, действительно, точнее говорить не об одной, а о многих "буржуазиях"? [344]
Впрочем, какой бы ответ мы ни выбрали, сама по себе констатация того, что буржуазия была "разной", логически влечет за собой новый вопрос: Какая именно буржуазия совершила Революцию?
344
При отсутствии четких критериев понятия "буржуазия" французские историки решают эту задачу каждый по-своему. Причем даже те из них, кто тяготеет к Обществу робеспьеристских исследований, объединяющему сторонников "классической интерпретации", находят сегодня возможным употреблять это понятие во множественном числе – "буржуазии" (см., например, сборник статей: Bourgeoisies de province et R'evolution. P., 1987), хотя, как мы видели, ещё относительно недавно Собуль расценивал подобное дробление понятия ни больше ни меньше как покушение на теорию классовой борьбы. Перечень же таких "буржуазий" каждый историк, похоже, определяет сам. Так, Ж.Л. Иссартель, анализируя социопрофессиональный состав местных органов власти в регионе Средней Роны, выделяет "буржуазию Старого порядка", "торговую буржуазию" и "фабричную буржуазию". – Issartel J.L. Soci'et'es populaires et 'elections dans la r'egion du Rh^one moyen (1791-an II) // AHRF. 1998. N 314. P. 615, 618.
Коббен, пожалуй, первым поставивший эту проблему в подобном ракурсе, предложил проводить различие между буржуазией "растущей" (rising) и "приходящей в упадок" (falling). К первой он относил предпринимателей, занятых в торговой, промышленной и финансовой сферах, ко второй – оффисье и близких к ним по своим интересам лиц свободных профессий. При Старом порядке первая из этих двух социальных групп, по мнению английского историка, процветала благодаря происходившему в стране экономическому росту. Положение второй, напротив, ухудшалось из-за непрестанного падения цен на покупные должности и сокращения доходов их держателей. Соответственно, предприниматели не имели сколько-нибудь серьезных оснований желать ниспровержения Старого порядка, а потому и не играли в Революции столь заметной роли, как оффисье, которые собственно и возглавили движение против монархии. Именно держатели должностей и лица свободных профессий, то есть категории населения, далекие от капиталистического предпринимательства, и оказались, по словам Коббена, той "революционной буржуазией", что разрушила Старый порядок. И хотя Революция действительно освободила экономическую деятельность от многих существовавших ещё со времен средневековья ограничений, в этом она лишь продолжила политику, начатую ещё министрами-реформаторами при Старом порядке [345] .
345
Cobban A. The Social Interpretation... P. 54-67.
346
Cobban A. The Myth of the French Revolution. P. 111.
В дискуссии, вызванной выступлением Коббена, не раз отмечалось, что его концепция не свободна от некоторых упрощений и неточностей. Так, по мнению Дойла, исследовавшего динамику цен на продаваемые должности во Франции XVIII в., Коббен ошибался, говоря об устойчивой тенденции к снижению их рыночной стоимости. По утверждению Дойла, накануне Революции цены на большинство должностей, напротив, росли, что, по его мнению, не дает оснований расценивать оффисье как "приходящую в упадок буржуазию" [347] .
347
Doyle W. The Price of Offices in Pre-Revolutionary France // Historical Journal. 1984. N 27. Впрочем, в научной литературе высказывалось также мнение, что, несмотря на некоторое подорожание должностей к концу Старого порядка, на протяжении предшествовавшего этому столетия всё же преобладала тенденция к падению цен на них. – См.: Mousnier R. Les Institutions de la France sous la monarchie absolue. P., 1980. Vol. 2. P. 346-347; Малов В.H. Ж.-Б. Кольбер. Абсолютистская бюрократия и французское общество. М., 1991. С. 100-101.
Вместе с тем, многочисленные исследования, мощным стимулом для проведения которых стала указанная дискуссия, подтвердили, что поставленные Коббеном проблемы в целом актуальны и заслуживают самого пристального внимания. Не затрагивая всех аспектов этих дебатов, коснусь некоторых из них.
Наблюдение Коббена относительно существенных различий в экономических интересах и политических устремлениях разных "буржуазий" – в частности, предпринимателей, с одной стороны, и оффисье вместе с лицами свободных профессий ("буржуазии таланта", как их ещё иногда называют) – с другой – нашло подтверждение в целом ряде локальных исследований. Возьмем для примера такие большие, но столь непохожие друг на друга города, как Тулуза и Марсель.
Тулуза, где торговля и промышленность имели относительно слабое развитие, была известна, прежде всего, как один из ведущих административно-судебных центров. Расположенные там многочисленные суды обеспечивали городу важную роль в жизни страны и служили основным источником дохода для населения. Неудивительно, что именно судейские и, прежде всего, адвокаты парламента составляли наиболее влиятельную и богатую социальную категорию внутри третьего сословия [348] . Их образ жизни, существенно отличавшийся от того, который вело большинство коммерсантов, был близок к образу жизни дворян-землевладельцев. Свободные средства судейские также предпочитали вкладывать в приобретение земли [349] . Хотя социальная мобильность между группами, составлявшими верхушку третьего сословия, например между капиталистической и некапиталистической буржуазией, имела место, однако масштабы её были достаточно ограничены. Так, отцы 31,6% адвокатов тоже были адвокатами; 23,6 – юристами других специальностей (прокурорами, нотариусами и т.д.); 15,8 – буржуа-рантье и лишь 12% – коммерсантами [350] . В период "предреволюции" судейские в целом и адвокаты парламента в частности играли, как самая просвещенная и политически наиболее активная социальная группа, ведущую роль в организации парламентской оппозиции монархии. С началом же Революции и переходом Тулузского парламента в лагерь её противников лидерами "анти-аристократического" и антимонархического движения стали опять же не торговцы или мануфактуристы, а служащие судов низшей инстанции [351] . Ни о каком противоборстве предпринимательской буржуазии и дворян-землевладельцев не было и речи [352] . Даже такой авторитетный представитель "классической" историографии, как Ж. Годшо, признавал, что политическая борьба в Тулузе конца XVIII в. не вписывается в марксистские представления о "классовом конфликте" [353] .
348
Berlanstein L.R. The Barristers of Toulouse in the Eighteenth Century (1740-1793). Baltimore, 1975. P. 3, 47-55.
349
Ibid. P. 55-60, 67-77.
350
Ibid. P. 34-35.
351
Ibid. Р. 141 et suiv.
352
Sentou J. Fortunes et groupes sociaux `a Toulouse sous la R'evolution Toulouse, 1969. P. 469.
353
Godechot J. La R'evolution francaise dans le Midi toulousain. Toulouse, 1980 P. 33.
В Марселе, одном из ведущих центров морской торговли, между негоциантами и собственно "буржуазией", то есть верхним слоем городского населения, не связанным с коммерцией, при Старом порядке тоже существовали глубокие различия не только по источникам доходов, но и по культурному уровню и повседневному образу жизни [354] . С начала же Революции эти социальные группы повели между собой острую борьбу за влияние в городе. Как показал в своём исследовании британский историк У. Скотт, негоцианты, наиболее богатая и просвещенная часть населения, традиционно игравшая ведущую роль в жизни Марселя, связывали с созывом Генеральных штатов надежды на умеренные реформы по улучшению государственного управления. Однако, оказавшись в период избирательной кампании объектом резких нападок со стороны некапиталистической "буржуазии", они заняли оборонительную позицию, пытаясь сохранить своё руководящее положение. За подписание "патриотических" петиций негоцианты увольняли подчиненных, причем даже столь уважаемых, как капитаны морских судов; оказывали грубое давление на избирателей, наполняя собрания "буржуазии" своими людьми; а 19 августа 1789 г. даже тайно обратились к властям с просьбой ввести в Марсель королевские войска и предать суду "патриотических" лидеров. И всё же марсельским негоциантам не удалось сохранить принадлежавшую им ранее власть в городе: в феврале 1790 г. был избран новый, "буржуазный" муниципалитет [355] .
354
Как писал современник, "это будто два разных народа, которые под именем марсельцев составляют один". – См.: Carri`ere Ch. Negociants marseillais au XVIII si`ecle: Contribution `a l''etudes des economies maritimes. P., 1973. T. 1. P. 248; Кожокин Е.М. Указ. соч. С. 34.
355
Scott W. The urban bourgeoisie in the French revolution: Marseille, 1789-92 // Reshaping France: town, country and region during the French Revolution / Ed. by A. Forrest, P. Jones. Manchester, 1991. P. 86-104.