Фрау Маман

Блэр Лия

— Не дрейфь, Бес сюда не сунется, потому что я голая, а с Ромашкой я справлюсь, — прошептала подруга и забежала в воду, но от берега не отошла.

— Убью сучку!

Как и ожидалось, Ромка скинул обувь и прыгнул в воду не раздеваясь.

— Рома! — крикнул Горин, едва услышал металлические нотки в голосе друга.

— Ира! — пискнула Мирослава, увидев, как рассекается вода под быстрыми взмахами рук пловца.

Быстро, как юркий зверек, Ира выскочила из воды, схватила вещи и рванула Иванову за руку.

— А вот теперь

бежим! — они неслись, как ветер, не разбирая дороги, через поля, слыша только, как кровь и адреналин стучат в висках.

Петляя между домами и путая следы, подруги выбежали к заброшенному саду и юркнули в знакомую стихию. Спустя пять минут, удостоверившись, что погони за ними нет, они отпустили напряжение, хохоча, как ненормальные, лежа на траве под старыми яблонями.

— Все, конечно, супер, Ир… Но как мы теперь на улицу выйдем? — все еще давилась от смеха Иванова, понимая, что сериал только начинается.

К обеду они проснулись на сеновале, сдернув с себя жаркое одеяло, но не спеша покидать ночлежку. Вспоминая приключения прошедшей ночи, решили на время не показываться в общественных местах деревни, а при сигнале «SOS», завидев одного из нежелательных субъектов, прятаться, даже если придется залезть в чужой сортир.

Сказать, что Мирослава не хотела увидеть Горина — соврать. Хотела. Очень. Только смысла в этом теперь совсем не находила, учитывая, что он занят во всех смыслах. Глупое сердце глухо отбивалось на каждую мысль о нем, а в груди неприятно тянуло.

Три дня они пропадали на задворках деревни, а ночами шушукались в сарае, придумывая смешные глупости и хихикая над тупыми шутками.

На четвертый день дед заставил их поливать огород, прицепив поливочный шланг к колонке и навалившись на рычаг подачи воды с папиросой в зубах. В одинаковых халатах, которые привезла им Фрау Маман, объяснив это своей особой любовью к ежикам на принте, они выполняли указание старшего. Ира поливала, а Мирослава дергала травку, которую именовали сорняком.

— Ирка, а ну окати непутевую водицей. Ее солнцем припекло, видать, — дед Василий поправил кепку на ушах. — А ты прекращай топтать помидоры, тудыть твою мать!

Ледяная вода обрушилась на Миру тысячами иголочек, моментально ставя колом все: от макушки до пяток, в том числе волосы на теле. Мечась по сторонам, вереща, как полоумная, она пыталась скрыться, но Ира проворная, а бойкие комментарии деда только подзадоривали.

— Так ее, Ирка! Поливай шибче шельму! Ритка, иди послухай, у твоего отродья голос прорезался.

— Я… вас не прощу! — пища, закрывалась от воды Мира. — Ира, я тебя ночью с сеновала скину… гадина!

Рванув к калитке, потому что сил уже не осталось, она попала в горячие руки Горина, который прижал ее к себе и заслонил от лейки, принимая на себя потоки холода. И она застыла, не сводя глаз с его лица.

— Костик! — встрепенулся дед и отошел от колонки, перекрыв воду. — Чаво так долго шел?

Заплутал что ль?

Не сразу Костя отпустил свою добычу, свалившуюся в руки, смотрел и смотрел, будто боялся потерять из вида, а потом произнес тихое «черт!» и разжал руки.

— Дела были, Василий Тимофеевич, но я не с пустыми руками, — гость протянул руку, вручая довольному старику бутылку «беленькой».

— Уважил, стерьвец. Ну, пойдем, посидим, погуторим. Токма, тебе надо обтереться, а то на гуся похож, — на радость застывшим от неожиданности девушкам дед Василий увел Горина в дом.

Когда и как уходил Бес, девушки не знали, потому что убежали к чертовой матери подальше. В знак солидарности Ира отдала свой сухой халат подруге, а сама надела мокрый, предварительно отжав. Бродили они долго. Одежда успела высохнуть, а едва вернулись, загнала их Фрау Маман в истопленную баньку, да так отходила дубовым веничком, что выползали они со слабым верещанием: «Помогите, кто-нибудь».

Распаренные и уставшие, они лежали на сене, в куче одеял, покрытых сатиновой белой простыню, и пялились в дощатую крышу, сквозь прорехи которой подмигивали звезды. Легкие белые ночные рубашки и распущенные волосы, разметавшиеся по подушкам, набитым лебяжьим пухом, делали их похожими на нимф.

— Так бы и лежала тут с тобой вечно, — тихо сказала Ира.

— И я тебя люблю, — улыбаясь, отозвалась Мирослава.

— А я люблю сильнее, — сбоку показалась голова Ромашки, и от неожиданности подруги закричали так, что половина деревни перематерилась, укладываясь на другой бок в кроватях.

— Ебанулся?! — набросилась Ира на несчастного Ромео. — Да у меня чуть инфаркт не случился!

— Пупс, ты такая лапочка, когда злишься, — с настойчивостью танка Рома залез на сеновал и улегся рядом со своим орущим чудом, обнимая, целуя. — Соскучился по тебе, пиздец как… Мира, иди погуляй, а…

— Не вздумай уходить, — прошипела Ира, шлепая по рукам Ромашку. — А ты, боров, вали отсюда!

— Не зли меня, Пупс, — рыкнул Ромео. — Из-за тебя мы с Бесом чуть не отмудохали Шелехова, а потом три дня пытались выяснить, где вы прячетесь. Я на взводе.

— Дебил, — тихо хихикнула Ира, позволяя обнять себя крепче.

— Пойду-ка я папу Геру повеселю новым анекдотом, — прокашлялась Мира, сползая со стога сена.

— Славунтич! А ну вернись, — крикнула подруга. — Ромашка, вот вечно ты невовремя.

Чуть не порвав лицо от улыбки, Иванова тихо прикрыла дверь сарая и собралась в дом, прикидывая, как сегодня окрестит ее дедушка Вася за шатания среди ночи.

— Прокатимся? — в спортивках, футболке и с взъерошенными волосами Костя выглядел дерзким, домашним и чертовски привлекательным.

— Нет. Меня мама ждет, извини, — пытаясь успокоить перешедшее в бешеный ритм сердце, Мирослава отступила на шаг назад. Напугал он ее сильно, останется заикой или нет, теперь только время покажет.