Фрау Маман
Шрифт:
— Иванова! — обернувшись на окрик, она увидела Горина, улыбающегося открытой белозубой улыбкой, спешащего к ней.
— Откуда тебя-то черти принесли? — буркнула себе под нос Мира.
— Привет, — весь его вид говорил, что к новогодней ночи он готов на все сто. Безупречный во всем: одежда, прическа, парфюм приятный, ненавязчивый, но свежий, ощутимый.
— Как отвадить тебя, дай совет, — фыркнула и пошла дальше.
— Куда ты идешь? — не отставал от нее Костя, шагая заложив руки за спину.
— Ты мне кто, чтоб я отчитывалась? — рядом с ним ощущалось
— А кем ты хочешь, чтобы я стал? — наклонив голову к плечу, он улыбнулся, заглядывая ей в лицо.
— Прохожим, — не заметив накатанного снега, она поскользнулась, и Костя быстро поймал ее за локоть, не дав упасть.
— Колючка.
— Слушай, тебе что, девочек мало? Что ты ко мне прикопался? — собрав все свое самообладание, остановилась и посмотрела на него в упор.
— Нравишься, — пожал плечами Костя и подтолкнул ее вперед.
— А ты мне не нравишься. Так доступнее? — отчеканила, ускоряя шаг, чтоб быстрее скрыться за дверями магазина.
— Это ненадолго, Слава, — услышала она за спиной смех, едва дернула за ручку спасительного помещения.
Возвращалась домой Мирослава не торопясь, наслаждаясь одиночеством и мыслями о предстоящей поездке.
У подъезда ненавистного соседа остановилась черная иномарка, нарушая тишину громкой музыкой, и оттуда вывалилась веселая компания, препираясь и подталкивая друг друга. Девушки блистали серебром и золотом, а кавалеры, которых оказалось двое против трех, галантно указывали дорогу, зажав в руках бутылки с шампанским.
«Опять к Горину пожаловали», — разозлилась Мира и тут же себя одернула. В подобном ключе думать более чем неправильно.
Если она Ромку считала бабником, то Костя являлся конкретной блядью. Когда поблизости раздавался женский смех, то точно рядом с ним. Внешне, конечно, он красавчик, и вполне в ее вкусе, но подцепить триппер в первую брачную ночь желания не возникало. Папа Гера всегда говорил, что гулящие мужики доводят только до венеролога.
Наконец под бой курантов всем отдали команду: расслабиться, и довольные родители с соседями принялись пить и танцевать. Зная положенный ритуал, Мира не спешила вставать из-за стола, чтоб не нарваться на Фрау Маман, которая вытащит ее из комнаты любым способом и прикажет рассказывать стихи или петь песню. Унизительным являлось не само действие, а то, что это обязательно надо было делать перед гостями. Такое непонятное и странное проявление хвастовства своим ребенком.
Едва часы показали два часа ночи, она ускользнула в свою комнату. Лежа на кровати, закинув ногу на ногу, рассматривала на фото в сотовом дурашливые лица друзей, их покрасневшие на морозе щеки и вытоптанную надпись на снегу: «Мира, мы тебя любим!» Улыбка сама собой растягивала губы, а на душе становилось тепло.
— Мира! — громкий голос Фрау Маман в подпитии перекричал МС Вспышкина и Никифоровну в динамиках. — Komm zu mir!
— О нет, — простонала в подушку дочь, зная последствия. — Иду!
— Видал! Она у нас дрессированная, — хрюкающим смехом властная женщина
— Я жилистый, — засмеялся собеседник.
Впервые за семнадцать лет дочь Ивановых всерьез подумала ослушаться и сбежать. Проще голой на Красную площадь выйти, чем, не дай Бог, петь… при невыносимом соседе! И вообще, какого черта он приперся?! Остановилась она за углом в своих невеселых мыслях и немом монологе из одного вопроса: «За что?»
— Эй! Леопольд! Выходи, подлый трус, — опять прокричала родительница. — Не вынуждай меня передумать по поводу деревни!
Ничто не могло заставить отказаться от поездки, и она послушно и обреченно вышла к гостям и… к Косте.
— Смотри, какой прынц к нам пожаловал, — пиарила женщина гостя. — Красавец! Весь в мать. Может, женится на тебе, дуре, как подрастешь.
— Мам! — покраснев до самых мозгов, полным страдания тоном повысила голос несчастная.
— А ты на мать не ори. За таким, как у Христа за пазухой будешь. Сытая и обласканная, — махнула рукой Фрау Маман.
— Пап! — попытала девушка счастья у другой родительской половины.
— Гера, не сметь мне перечить! — пресекла вмешательство мать, а танцующий здоровяк послал своей супруге воздушный поцелуй, капитулируя без боя.
— Ты, Костенька, не смотри, что она у нас мелкая. В бабкину породу пошла. Зато она умница. Домовитая и послушная. Готовит хорошо, деток любит. Нарожает ораву— гарантирую, — улыбка Кости становилась шире, а Мира просто закрыла глаза, представляя себя невидимкой или где-то на краю Света. — Только ты не обижай мою ласточку, я за нее любого опиздюлю до реанимации. Для нас, родителей, счастье детей — главное. Гера, еб твою мать! Не лезь к елке. Миша, убери его, нахуй!
Пока еле стоящий на ногах дядя Миша оттаскивал папу Геру от сияющего символа Нового года, Горин поспешил удержать конструкцию от падения.
— Мам, хватит. Ты хоть понимаешь, как мне стыдно? — быстро тараторила пунцовая дочь, пока их никто не слышал.
— Глупости. Он еще не слышал, как ты поешь, — сердце у той так и ухнуло вниз, волоча за собой все внутренности, после слов матери.
— Мам, хочешь я буду каждый день на лестничной площадке петь, даже частушки твои похабные, только сейчас не надо, а?
— Я бы послушал, — присев рядом с Мирославой, Костя не скрывал своего веселья.
— Вот скажи мне, чего ты добиваешься? — злобно прошипела она ему в лицо, стиснув кулаки.
— Погуляешь со мной на выходных?
— А ты не староват для прогулок? — лишь для проформы задала вопрос, зная, что согласится.
— Жду не дождусь, когда ты пожалеешь о сказанном, — стереть его ухмылку хотелось до зуда в деснах.
— Я погуляю с тобой. Доволен?
— Очень, — прошептал Костя ей на ушко и перевел внимание на хозяйку дома. — Маргарита Васильевна, спасибо вам за гостеприимство, но мне пора бежать. Дома гости заждались.