Фрейлина
Шрифт:
Глава 2
В Бога я верила.
Не истово, спокойно. Не отрицала его и даже молилась каждый день. А, скорее, это было суеверной привычкой, как ни стыдно такое признавать. Будто не помолюсь сегодня и с теми, о ком мои молитвы, случится нехорошее. Будто так я оставлю их без Господнего пригляда. За себя просить перестала, когда поняла, что бесполезно. Тогда и наивная вера в скорую высшую помощь ушла. Как в те же сказки.
А вот странная эта боязнь осталась, да.
Три основные молитвы плюс отсебятина с просьбами о здравии для родных — раз в день перед сном, это обязательно было. Почему-то именно вечером. Может из-за лени —
То есть… несмотря на эти молитвы и причастие изредка, особым рвением к вере я не страдала.
А сейчас понимала, что, наверное, зря.
Потому что, похоже, со мной случилось что-то из ряда вон… из разряда тех самых чудес высшего порядка. Зеркала я не нашла, как ни оглядывалась, но достаточно видеть руки. Почти детские — тонкие кисти и нежная кожа пальчиков, никогда не знавших тяжелой работы; коротко, аккуратно обрезанные и отполированные ногти. Не те мои кисти — с кожей сухого типа, обтянувшей сухожилия на тощих запястьях и скромным «японским» маникюром.
И лицо… наощупь сложно представить что там, но тоже… Последние сомнения ушли, когда я добралась до волос — длинных и темных, сплетенных в слабую небрежную косу.
А раз все это не моё…
То, что случилось со мной там, страха не вызывало. Рановато, конечно, всего тридцать три — вообще ни о чем и… тромб, скорее всего, а что еще так скоропостижно? Ковидом я когда-то болела, а после него вроде бывает? Но что случилось это без боли и вне памяти — безусловный плюс. И мама не осталась одна, там сестра с семьей. Поплачет, конечно… или давно уже переплакала — смысл тут гадать о невероятном? Но у нее неплохое здоровье, да и внуки там… не дадут свалиться в депрессию.
А вот у меня тут явно речь идет о переселении души. Вот в ее существование я верила всегда и безо всяких. Хотелось потому что. Верить в лучшее хочется всегда, пускай даже оно будет потом, в другой жизни. Особенно когда эта не особо удалась, а вернее сказать — личной у меня совсем не было.
Причин я не понимала — хоть убей.
Вначале пыталась что-то с этим делать и сейчас даже вспомнить стыдно те свои потуги. Все было зря: попытки улучшить внешность своими силами, поиск и судорожное выпячивание «красоты внутренней». И даже отчаянная попытка несостоявшегося (и слава богу!) морального падения, потому что потом я умом бы тронулась, осознав степень своей глупости.
Объяснений не было, потому что не так я и страшна. Может и правда — слишком заумная? Суховата в общении? Зато хорошо воспитана и образована, и даже с какой-то жилплощадью. Пускай и не в Питере, но и не абы где — в Петергофе. И не во внешности тут дело. Я знала откровенно некрасивых женщин, которые благополучно вышли замуж и родили детей, а тут…
Наверное, шанс сделать это и для меня существовал бы гораздо дольше, но я разочаровалась. Уже в двадцать пять полностью переключившись на то, что мне было действительно интересно и на что стоило тратить свое время, а его я ценила.
Любимое дело, это очень много, это тоже счастье, пускай и иного порядка. Ну и успешная карьера в перспективе, тоже ничего себе так.
Я могла помечтать даже о месте генерального директора музея-заповедника «Петергоф». Почему нет? Годам так к пятидесяти. Для этого, правда, нужно иметь научную степень, отражающую должный уровень квалификации. Так и это было в ближайших планах.
Или возглавила бы службу по приему и обслуживанию посетителей и проведению культурных событий. Опыт участия в таких мероприятиях
Одно время так в это затянуло… я даже видела сны о тех временах, причем в подробностях — пробелы в знаниях благополучно заполняло воображение. Хотя чего скромничать? Я хорошо и с удовольствием окончила ВУЗ, многое знала из содержимого законодательных актов, делопроизводственных документов Министерства императорского двора и источников личного происхождения тоже. Благодаря цепкой памяти, из прочитанного запоминалось почти все… все, что я посчитала нужным.
Понятно, что, как женщине, мне особенно интересно было изучать воспоминания известных современниц той эпохи. И тут намешано — да… был интерес профессиональный, но и женский тоже, который есть острое любопытство. Стыдно за него не было, хотя чувство справедливости и мне не чуждо — есть оно во мне. Но красивая дворцовая романтика упорно будоражила воображение и из головы никуда не девалась, хотя я и понимала, что всё это жировало на крови и хребтах крепостных. Как дипломированный историк, об их жизни в то время я тоже знала, но она как раз и не требовала особого изучения. Всё было предельно ясно и глубоко погружаться в это, чтобы очередной раз ужаснуться, не имело смысла. К тому же, за небольшим исключением, историю делают «верхи».
Ну и личность, понятно.
О ее влиянии на историю знают все. И в нашем случае не всегда эта личность мужская. Может поэтому правящие мужчины не особо меня интересовали. В сути своей они с тех времен не особо изменились, их психология всегда базировалась на трех китах и все в той же очередности: карьера, прекрасный пол, хобби.
Плавали, знаем…
Еще до своего разочарования я хорошенько изучила все доступные источники, чтобы знать язык «противника» — так легче общаться и чего-то достичь. Не гарантия, как оказалось, но познавательно, а значит и полезно. Так что… гораздо интереснее для меня были женщины, имеющие влияние на мужчин, принимающих важные для страны решения.
Но обидно то… я так и не научилась понимать мужчин всех времен и женщин того времени — середины XIX века. А особый интерес вызывало именно это время. Потому что Ольгин пруд с его островами я чувствовала домом родным. И даже проводя экскурсии, то примечала сорняк на клумбе, чтобы убрать потом, то поправляла складочку на занавеси, то присматривалась — а не подвинуть ли чуть в сторону вон ту вазу?
Да — дамы той эпохи…
Похоже, мы с ними относились к жизни очень по-разному и разница эта с тем, как мыслю я и мужской пол, вряд ли сильно отличалась. Я не понимала ни тех, ни других! Те же императрица и великая княжна… то ли там жертвы воспитания, то ли чувств, которые замерли в пиковой точке, то ли безысходность, то ли гипертрофированное чувство долга. Но их воспоминания, а они казались очень правдивыми, были пропитаны покоем и счастьем. И это при том… ладно — сейчас не об этом…
Таисия могла быть фрейлиной, если ее «приблизили к дочери», то есть великой княжне Ольге.
Тогда вариант один — я фрейлейн домашнего обихода. Этого добра при дворе всегда хватало, но при Николае I, любившем порядок во всем, количество стало регламентированным — 36 единиц. Двенадцать из них (комплектных) обязаны были находиться при Дворе постоянно. Для остальных это было просто почетное звание, дающее право присутствия на балах.
Таким образом круговорот незамужних девиц во дворце не прекращался, это понятно.