Фронт до самого неба (Записки морского летчика)
Шрифт:
В конце дня я направился к старшему лейтенанту Осипову, временно исполнявшему обязанности командира эскадрильи. По дороге встретил Тимонина.
— Ты куда, Минаков?
— Докладывать о готовности к вылету. — А вы что, проверить хотите?
— Нет, пока. Только что звонили сверху, передали, что вместо Прилуцкого с тобой полетит флаг-штурман ВВС ЧФ подполковник Васильев. [176]
— Почему?
Тимонин пожал плечами.
— Пути начальства неисповедимы…
— Доложите командиру полка, что я хочу лететь с Прилуцким. Мы уже слетались, отлично понимаем друг друга.
— Торгуешься?
— Время есть. Прошу довести мою просьбу до командования.
Тимонин поморщился, как от зубной боли.
— Хорошо, доложу. Только вряд ли что изменится. После окончательного решения жди в гости, приду с инженером и начальником связи «копать».
На том и расстались. На другой день подошел Осипов, отозвал меня в сторону.
— Твой полет в Москву отменяется. Полетит Казанчук.
— Ну что ж, сверху виднее…
— Да ты не унывай, на войне всяко бывает, — в свою очередь поговоркой утешил он меня.
Через несколько дней мы узнали печальную новость: Казанчук потерпел катастрофу. На обратном пути по маршруту Москва — Сухуми, в районе Гори, экипаж встретился со сложной метеорологической обстановкой: низкая облачность, дождь, плохая видимость. При развороте в горах самолет задел стабилизатором за дерево. В дальнейшем от вибрации он постепенно стал разрушаться в воздухе и, пролетев пятнадцать километров, упал и сгорел. Погибли все, и экипаж, и пассажиры…
Опять разведка
К вылетам на дальнюю разведку в море мы готовились с особой тщательностью. Едва светало, уже хлопотали у своей машины. Прилуцкий с Пановым проверяли фотоаппаратуру, навигационные приборы, прицелы, Лубинец аварийную оснастку, пулеметы, боезапас. Я замерял бензин и масло, осматривал моторы, шасси, крылья, фюзеляж, рулевое устройство, рассчитывал центровку…
15 октября задолго до рассвета ушел в разведывательный полет экипаж Андреева. Наш самолет остался на аэродроме в качестве запасного дежурного разведчика. [177]
Мы продолжали хлопотать у машины. Невдалеке майор Пересада попыхивал своей неразлучной трубкой. Исключительный случай, обычно он сразу же исчезал, проводив самолет в воздух. Не было в полку хлопотней должности, чем у Григория Степановича.
Я подошел, доложил о готовности к вылету.
Сжатые губы его тронула легонькая улыбка.
— Ну-ка давай проверю, как вы понимаете задачу. Задав каждому несколько вопросов и убедившись, что задачу мы понимаем в основном правильно, пояснил:
— Месяц назад главной целью воздушной разведки было обнаружение и фотографирование десантных средств противника в базах и на переходе. Теперь — обнаружение транспортов и конвоев, определение их состава, ордера, координат и элементов движения — курса, скорости. Опыта у нас еще маловато. Путаем классы и типы кораблей и судов, эсминцы со сторожевиками, транспорты с самоходными баржами. Надо по фотоснимкам изучать силуэты, использовать справочники. Разведданные должны быть точными, от них зависит успех. Вообще дело, за которое берешься, надо знать досконально!
— Муторное это дело, Григорий Степанович, лучше на
— Вот я и говорю, не понимаете, что такое разведка! Разведка — один из важнейших элементов боевых действий. И ведется для всех наших сил, действующих на Черном море. От ее результатов зависит планирование и успех больших операций. Морских, воздушных, сухопутных…
Я понял, что задел больное место Григория Степановича. Уже и не рад был, что ляпнул некстати. Начальник штаба сел на своего любимого конька.
— Вот вам пример. В ноябре сорокового года английская воздушная разведка сфотографировала итальянскую военно-морскую базу Торонто. Проявили снимки — крупные силы итальянского флота! Авианосцы нанесли массированный удар — и плакали фашисты. А вот обратный случай — бой у мыса Мотопан в марте сорок первого. Те же англичане из-за плохой воздушной разведки упустили главные силы итальянцев во главе с линкором "Витторио Венето". Я бы вам таких примеров знаете сколько привел? По сути дела, любой бой, любое сражение — иллюстрация к нашему разговору. Жаль, говорить [178] некогда. Готовьтесь, как следует. И своевременно доносите обо всем, что обнаружите.
— Наш радист не подведет!
— Знаю, Панов — отличный специалист. С ним связь всегда надежная.
Григорий Степанович взглянул на часы, пыхнул трубкой и заторопился к штабу.
В середине дня одно из наших звеньев вылетело на уничтожение четырех торпедных катеров, обнаруженных в бухте Киик-Атлама, маневренной стоянке небольших кораблей противника. Однако опоздали, катеров и след простыл. Видимо, гитлеровцы засекли наш самолет-разведчик и вовремя сманеврировали. Делать нечего, экипажи отбомбились по складам на берегу, подожгли шесть объектов. Но от огня зенитной артиллерии сильно пострадал и один из наших самолетов. На обратном пути обнаружили торпедные катера, они на предельной скорости спешили к Феодосии. Но бомбы были уже израсходованы.
После посадки летчики и штурманы шумно обсуждали неудачу.
— Сориентировались фрицы! А мы вынуждены были бомбить какие-то склады…
— Нужно назначать запасные цели!
— И разведку вести более скрытно…
— Если бы запасной целью были плавсредства в Феодосии, тогда бы и катера накрыли…
Да. Вообще с каждым днем становилось заметней, что рядовые летчики и штурманы начинают думать не только о своих конкретных обязанностях, но и об успехе группового полета, о задачах эскадрильи, полка.
В тот же день экипаж Андреева произвел разведку портов Ак-Мечеть, Евпатория и линии коммуникации Евпатория — Севастополь. В Ак-Мечети штурман Колесов обнаружил у берега пять шхун, в южной части бухты Сасык — транспорт водоизмещением пять тысяч тонн, на аэродроме Саки — пятнадцать самолетов противника. Все цели были зафиксированы плановой и перспективной съемкой.
Экипаж был доволен результатом разведки. Однако на разборе выяснилось, что из пяти радиограмм, переданных с самолета, ни одна не была принята на КП полка. [179] Стрелок-радист Евгений Никифоров работал не на той волне, градуировка передатчика оказалась сбитой.