Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Делёз Жиль

Шрифт:

Книга "Надзирать и наказывать" стала новым шагом. Скажем, есть, например, такая "вещь", как тюрьма: она представляет собой формацию среды ("карцеральной" среды), и еще она — форма содержания (содержимым ее является узник). Но эта вещь, или форма отсылает не к "слову", которое могло бы ее обозначать, равно как и не к означающему, для которого она была бы означаемым. Она отсылает к совершенно иным словам и понятим, таким как "преступная деятельность" или "правонарушитель", в которых выражается новый способ высказывания о нарушениях законности, наказаниях и их субъектах. Назовем такой вид высказываний формой выражения. Между тем, хотя эти две формы и возникли в одно и то же время, в XVIII веке, они от этого не становятся менее различными. Уголовное право проделало эволюцию, которая заставила его формулировать высказывания о преступлениях и наказаниях в контексте "защиты общества" (уже не мести и не восстановления попранных прав суверена): эти знаки ад; ресовались душе или духу и устанавливали ассоциации идей [11] между правонарушениями и наказаниями (код). Тюрьма же как таковая стала новым способом воздействия на тело, и происхождение у нее совершенно иное, чем у уголовного права: "Тюрьма, суровый образ, в котором сгущены все виды строгого порядка, не является эндогенным элементом в исправительной системе, определившейся на рубеже XVIII–XIX веков" [12] . Суть в том, что уголовное право имеет отношение лишь к тому, что может быть сказано о проблеме преступности: это некий строй языка, классифицирующий правонарушения, привлекающий правонарушителей к судебной ответственности и "отмеряющий" наказания; это одно из семейств высказываний, а также еще и порог. Тюрьма же, со своей стороны, имеет дело со зримым: она не только претендует на то, чтобы сделать наглядно видимым преступление

и преступника, но и сама образует некую видимость; прежде, чем стать образом камня, она формирует некий "режим света", она характеризуется "паноптизмом", то есть своеобразным визуальным расположением и световой средой, где надзиратель может видеть все без риска самому быть увиденным, а заключенные все время находятся в поле зрения и ничего не видят сами (центральная башня и камеры по кругу) [13] . Режим света и строй языка не обладают одной и той же формой и относятся к разным формациям. Теперь мы лучше понимаем, что Фуко непрестанно изучал эти две формы и в предыдущих книгах: в "Рождении клиники", по его собственным словам, — зримое и высказываемое; в "Истории безумия" — безумие в том виде, как его видят в больнице общего профиля, и безрассудство в той форме, в какой о нем говорится в медицине (а в XVII веке лечили не в больницах). То, что было постоянной темой всего творчества Фуко и существование чего было признано в "Археологии", но обозначено лишь негативно, как недискурсивные среды, находит в книге "Надзирать и наказывать" свою

[12]

НН, II часть, гл.1 (о движении, реформировавшем Уголовный Кодекс, и его высказывания) и гл.2 (почему тюрьма не входит в эту систему и отсылает к другим моделям).

[13]

НН, III, гл. З (описание "Паноптикона").

позитивную форму: зримая форма в ее противопоставлении форме высказываемого. Например, в начале XIX века зримыми становятся массы и группы народонаселения, они "выходят на свет", и в то же самое время медицинские высказывания завоевывают новые сферы высказываемого (повреждения тканей и анатомо-физиологические корреляции…) [14] .

Разумеется, у тюрьмы, как содержательной формы, есть и собственные высказывания, и свои уставы. Разумеется, уголовное право как форма выражения, как совокупность высказываний о преступной деятельности обладает своим содержанием, хотя бы в том, что касается нового типа правонарушений: не столько нападения на личность, сколько посягательства на собственность [15] . И обе эти формы непрестанно контактируют, проникают одна в другую так, что каждая может присвоить себе часть другой: уголовное право не перестает препровождать заключенных в тюрьму, обеспечивать их приток, тогда как тюрьма непрестанно воспроизводит преступную деятельность, превращая ее в "объект", и осуществляет цели, понимаемые уголовным кодексом поиному (защита общества, перевоспитание осужденного, изменение наказания в зависимости от конкретных обстоятельств, индивидуальный подход) [16] . Эти две формы предполагают друг друга. И, однако же, у них нет ни общих проявлений, ни сходства, ни даже соответствия. Как раз в этом пункте книга "Надзирать и наказывать" выдвигает две проблемы, которые не могла сформулировать "Археология", так как она основывалась на Знании и на примате высказывания в знании. С одной стороны, существует ли вообще в социальном поле какое-либо общее основание, независимое от форм? С другой стороны, насколько взаимодействие, подгонка двух форм, и их взаимное проникновение гарантированы в каждом конкретном случае?

[14]

A3, 214/163.

[15]

НН, 77–80 (об эволюции и изменениях видов правонарушений). " НН, IV, гл.1 и 2: как тюрьма заставляет признать себя в другую эпоху и вступает в корреляцию с системой уголовных наказаний, чтобы "производить" преступную деятельность или образовывать некую "преступную деятельность — объект" (282).

[16]

Эти уточнения необходимы тем более, что ВЗ обнаружит другую пару соотношений материи — чистых функций: на этот раз все множества будут многочисленными и разместятся в открытом пространстве, а функцией будет уже не навязывание определенного типа поведения, а "управление жизнью". ВЗ сопоставляет обе пары, 182–185; мы еще вернемся к этому вопросу.

Форма заявляет о себе в двух направлениях: она образует или организует разные виды материи; она формирует функции или ставит перед ними цели. К оформленным видам материи относятся не только тюрьма, но и больница, школа, казарма, мастерская. Наказание является формализованной функцией, равно как и лечение, воспитание, муштра, принуждение к работе. Нельзя отрицать, что между двумя формами существует своего рода соответствие, хотя они и несводимы друг к другу (в самом деле, в XVII веке медицинское обслуживание не имело отношения к больнице как общественному учреждению, а уголовный кодекс в XVIII веке по существу не был связан с тюрьмой). Как же тогда объяснить коадаптацию форм? Дело в том, что мы можем представить себе чистые виды материи и чистые функции, абстрагируясь от форм, в которых они воплощаются. Когда Фуко дает определение паноптизму, он определяет его либо конкретно, как оптическую или световую организацию, характеризующую тюрьму, либо абстрактно, как некую машину, которая не только применяется для определения любой зримой материи вообще (мастерской, казармы, школы, больницы в той же мере, что и тюрьмы), но также и пронизывает вообще все высказываемые функции. Следовательно, абстрактной формулой Паноптизма будет уже не "видеть, не будучи видимым", а навязывать какой-либо тип поведения любому человеческому множеству. Необходимо лишь уточнить, что рассматриваемое множество должно быть уменьшено, помещено в ограниченное пространство и что навязывание определенного типа поведения осуществляется путем перераспределения в пространстве, расположения и классификации во времени, компоновки в пространстве-времени… [17] . Это бесконечный список, и касается он всегда неоформленных и неорганизованных видов материи, неформализованных и нецеленаправленных функций, притом, что обе переменные неразрывно связаны между собой. Как же назвать это новое неформальное измерение? Фуко однажды уже дал ему наиболее точное определение: это "диаграмма", то есть

[17]

НН, 207, (в этой связи Фуко уточняет, что термину «Паноптика» давали явно неудовлетворительное определение, пока его рассматривали только как "архитектурно-оптическую систему").

"функционирование, абстрагированное от любого препятствия или трения…, от всякого конкретного использования" [18] . Диаграмма — это уже не архив (слуховой или зрительный), это карта, картография, равнообъемная любому социальному полю. Это некая абстрактная машина*. Поскольку она определяется через функции и неоформленные виды материи, она не знает никакого формального различия между содержанием и выражением, между дискурсивной и недискурсивной формациями. Это почти немая и слепая машина, хотя именно она выявляет и заставляет высказываться.

[18]

Машина, или, точнее, желающая машина — понятие Ж. Делёза и Ф. Гваттари, подробно раскрытое в книге "Капитализм и шизофрения: АнтиЭдип" (Capitalisme et shizophrenie: L'Anti-Oedipe, 1972). Под этим понятием подразумевается самый широкий круг объектов — от человека, действующего в рамках соответствующей культуры (с присущими ей правилами, кодами и ограничениями) до общественно-социальных формаций. Главное во всем этом — акцент на бессознательном характере действий, как социальных механизмов (включая и механизмы власти), так и субъекта, суверенность которого оспаривается с позиций всесильности бессознательного) (Прим. перев.).

Существует множество диаграмматических функций и даже типов материи, и связано это с тем, что всякая диаграмма представляет собой пространственно-временное множество. Это связано также и с тем, что диаграмм существует столько же, сколько социальных полей в истории. Когда Фуко употребляет понятие диаграммы, он делает это в связи с нашими современными дисциплинарными обществами, где власть производит разбивку всего поля на квадраты: если здесь и присутствует модель, то это модель "чумы", по которой зараженный город разбивается на участки, и которая проявляется во всем, вплоть до мельчайших деталей.

Когда же в качестве предмета анализа берутся старые общества самодержавного типа, видно, что и они не обходятся без диаграмм, хотя это другие виды материи и другие функции: там тоже одна сила воздействует на другие силы, но не столько для того, чтобы сочетать и компоновать, сколько для того, чтобы изымать; не столько для детализации, сколько для разъединения массы; скорее для изгнания болезни, нежели для разделения пораженного эпидемией города

на карантинные участки (модель "проказы") [19] . Это уже другая диаграмма и другая машина, более напоминающая театр, чем завод (иным типом взаимодействий между силами). Мало того, существуют еще промежуточные диаграммы, которые отражают переход от одного общества к другому: так, например, "наполеоновская" диаграмма, где дисциплинарная функция сочетается с функцией самодержавного типа "в точке, где смыкаются монархическое правление с самодержавным ритуалом и иерархически перманентным проявлением неограниченной дисциплины [20] . Происходит это потому, что диаграммы в высшей степени нестабильны и текучи, они непрестанно перемешивают различные виды материи и функции, тем самым порождая мутации. В конечном счете, любая диаграмма интерсоциальна и находится в становлении. Она никогда не работает на то, чтобы представлять ранее существовавший мир, она производит новый тип реальности, новую модель истины. Она не является ни субъектом истории, ни чем-то, находящимся над историей. Она создает историю, разрушая предшествующие реальности и значения, образуя столько же новых точек их возникновения и созидания, неожиданных соединений и невероятных континуумов. Она удваивает историю становлением.

[19]

О сопоставлении этих двух типов, ВЗ, 178–179; а о примере, где модель "проказы" сопоставляется с моделью "чумы", НН, 197–201.

[20]

НН, 219.

У всякого общества есть своя или свои диаграммы. Поглощенный работой над определенными сериями, Фуко никогда непосредственно не интересовался так называемыми первобытными обществами. А между тем они могли бы дать ему очень интересный, может быть даже крайне интересный материал для анализа. Ибо они, отнюдь не будучи лишенными политики и истории, обладают целой сетью союзов, которые невозможно ни вывести из какойнибудь структуры родства, ни свести к отношениям обмена между группами племенного объединения. Эти объединения пронизывают мелкие локальные группы, конституируют соотношения сил (дарения и отдаривания) и руководят властью. Здесь диаграмма демонстрирует свое отличие от структуры в той мере, в какой эти союзы ткут мягкую, трансверсальную сеть, перпендикулярную вертикальной структуре, определяют практику, стратегию или процесс, отличие от любой комбинаторики и образуют нестабильную, никогда не находящуюся в состоянии равновесия физическую систему, а не замкнутый цикл обмена (здесь берет начало полемика Лича с Леви-Строссом, а также социология стратегий Пьера Бурдье). Из этого не следует, что концепция власти, разработанная Фуко, наилучшим образом подходит для первобытных обществ, о которых он ничего не говорит; скорее из этого следует, что современные общества, о которых он говорит, в свою очередь развертывают диаграммы, отражающие отношения между наличествующими в них силами или конкретные стратегии каждого общества. По сути, всегда есть основания для поисков под крупными совокупностями, первобытными родственными связями или современными общественными институтами микроотношений, которые не проистекают из них, а, напротив, составляют их основу. Когда Габриэль Тард создавал свою микросоциологию, он делал примерно то же самое; он не объяснял социальное через индивидуальное, а описывал большие совокупности, определяя соотношения между чрезвычайно малыми силами: "имитацию" как распространение какого-нибудь религиозного течения или желания (квант), "изобретательство" как встречу двух имитативных течений… Это были подлинные соотношения сил в той мере, в какой они выходят за рамки обыкновенного насилия.

Так что же такое диаграмма? Это выражение соотношений сил, образующих власть согласно ранее проанализированным признакам. "Паноптический аппарат — это не просто шарнир, не передаточная инстанция между механизмом власти и функцией, это способ заставить функционировать отношения власти в рамках функции и функцию — через отношения власти" [21] . Мы уже видели, что соотношения сил или власти являются микрофизическими, кими, стратегическими, многоточечными, диффузными, что они определяют единичности и образуют чистые функции. Диаграмма или абстрактная машина — это карта соотношении сил, карта плотности и интенсивности, которая функционирует при помощи изначальных нелокализуемых связей и в каждое мгновение проходит через любую точку, "или точнее, в пределах каждой взаимосвязи от одной точки к другой точке" [22] . Разумеется, здесь нет ничего общего ни с трансцендентной Идеей, ни с идеологической надстройкой, как нет ничего общего и с экономическим базисом, уже оцененным по своей сущности и определенным по форме и способу применения. И тем не менее, диаграмма действует как имманентная и неунифицирующая причина, коэкстенсивная всему социальному полю: абстрактная машина выступает в роли причины внутренней организации конкретных взаимодействий, осуществляющих с ее помощью эти соотношения; и эти отношения сил происходят "не наверху", а в самой ткани формируемых ими схем взаимодействия.

[21]

нн, 208.

[22]

ВЗ, 122 ("Власть находится повсюду, и не потому, что она все охватывает, а потому, что она идет отовсюду").

Что означает здесь термин "имманентная причина"? Это причина, которая актуализируется в своем следствии, которая интегрируется в своем следствии и дифференцируется в нем. Или, точнее, имманентной является такая причина, которую актуализирует, интегрирует и дифференцирует ее же следствие. Вот почему между причиной и следствием, между абстрактной машиной и ее конкретными схемами взаимодействия (чаще всего Фуко называет их словом "устройство") имеются корреляция и взаимодопущение. Если следствия актуализируются, то это происходит потому, что соотношения сил или власти являются всего лишь виртуальными, потенциальными, нестабильными, исчезающими, молекулярными, и определяют они лишь возможности и вероятности взаимодействия, пока не входят в макроскопическое целое, способное придать форму их текучей материи и диффузной функции. Но актуализация — это еще и интеграция, совокупность возрастающих интеграции, сначала локальных, затем глобальных или же имеющих тенденцию становиться глобальными, производящих выравнивание, гомогенизацию, суммирование соотношений сил: например, закон как интеграция незаконностей. Конкретные схемы взаимодействия в школе, мастерской, армии… производят интеграцию оцененных сущностей (детей, рабочих, солдат)

и целенаправленных функций (воспитание и т. д.), вплоть до Государства, которое стремится к глобальной интеграции, если не к универсальному Рынку". Наконец, актуализацияинтеграция представляет собой дифференциацию: не потому, что причина в процессе актуализации становится неким высшим Единством, а, напротив, потому, что диаграмматическое множество не может актуализироваться, а дифференциал сил не может интегрироваться иначе, как отправляясь по расходящимся путям, распределяясь до дуализма, следуя линиям дифференциации, без которых все осталось бы в дисперсии причины, не приведшей к своему следствию. То, что актуализируется, может делать это только посредством раздвоения или диссоциации, создавая дивергентные формы, между которыми оно и распределяется [24] . Именно здесь, следовательно, и возникают великие дуальности, классы, или же правители-управляемые, общественное-частное. Более того: как раз здесь и расходятся или дифференцируются две формы актуализации: форма выражения и форма содержания, дискурсивные и недискурсивные формы, форма зримого и форма высказываемого. И происходит это именно потому, что имманентная причина игнорирует формы, как в их материи, так и в их функциях, потому что она актуализируется в зависимости от центральной дифференциации, которой, с одной стороны, предстоит сформировать зримую материю, а с другой — формализовать высказываемые функции. Между зримым и высказываемым находится зияние, разрыв, но этот разрыв форм представляет собой место, или, как говорит Фуко, "не-место", где исчезает неформальная диаграмма, чтобы воплотиться в двух непременно дивергентных, дифференцированных, несводимых друг к другу направлениях. Следовательно, конкретные схемы взаимодействия расщепляются, и как раз в появляющихся таким образом зазорах осуществляется работа абстрактной машины.

[24]

Взаимоотношения власти как "внутренние условия дифференциации": ВЗ, 124. Проблему актуализации виртуального, которая всегда является дифференциацией, глубоко проанализировал, например, Бергсон.

Поделиться:
Популярные книги

Возвышение Меркурия. Книга 3

Кронос Александр
3. Меркурий
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 3

Начальник милиции. Книга 5

Дамиров Рафаэль
5. Начальник милиции
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Начальник милиции. Книга 5

Адвокат Империи 2

Карелин Сергей Витальевич
2. Адвокат империи
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
фэнтези
фантастика: прочее
5.00
рейтинг книги
Адвокат Империи 2

Неудержимый. Книга XI

Боярский Андрей
11. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XI

Жена фаворита королевы. Посмешище двора

Семина Дия
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Жена фаворита королевы. Посмешище двора

Мама из другого мира...

Рыжая Ехидна
1. Королевский приют имени графа Тадеуса Оберона
Фантастика:
фэнтези
7.54
рейтинг книги
Мама из другого мира...

Он тебя не любит(?)

Тоцка Тала
Любовные романы:
современные любовные романы
7.46
рейтинг книги
Он тебя не любит(?)

Кодекс Охотника. Книга XIX

Винокуров Юрий
19. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XIX

Аномальный наследник. Том 1 и Том 2

Тарс Элиан
1. Аномальный наследник
Фантастика:
боевая фантастика
альтернативная история
8.50
рейтинг книги
Аномальный наследник. Том 1 и Том 2

Вперед в прошлое!

Ратманов Денис
1. Вперед в прошлое
Фантастика:
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Вперед в прошлое!

Наследница долины Рейн

Арниева Юлия
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Наследница долины Рейн

Ученик. Книга 4

Первухин Андрей Евгеньевич
4. Ученик
Фантастика:
фэнтези
5.67
рейтинг книги
Ученик. Книга 4

В зоне особого внимания

Иванов Дмитрий
12. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
В зоне особого внимания

Кодекс Охотника. Книга XXI

Винокуров Юрий
21. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XXI