Фургончик с мороженым доставляет мечту
Шрифт:
– Верни мне ее…
– Нет, – слово-камень упало в мутную воду, нарушив ее покой. Первый рокочущий порыв ветра ударил в окно.
Тодор вскочил так быстро, что Сольвейг едва успела отшатнуться. Он попятился к двери. С губ слетело змеиное шипение – то говорил зверь.
– Вeщица… ты – зла вeщица! [4]
Она развела руками:
– Я смирилась со своей участью. Смирись и ты.
Тодор выбежал на улицу. Колокольчик зазвенел тревожным басом, точно церковный колокол. Сольвейг, тяжело дыша, прижалась к стене. Море. Ей необходимо
4
Злая ведьма (болг.).
Небо серой бахромой висело над морем: еще чуть-чуть, и сверху к воде потянутся струи благословенного дождя. Ноги провалились в мокрый песок, заблестели камни, умытые брызгами, безмолвный лес ожил и зашептал точно заговорщик. Сольвейг раскинула руки навстречу ветру – он заключил ее в объятия. Море не раз приходило на помощь, когда она слышала в спину эти слова. Ведьма, чародейница, вештица. Сольвейг больше не хотела убегать – в этом не было нужды, но такая жизнь казалась ей взятой взаймы. Она не могла вдохнуть полной грудью: ее собственный зверь метался в клетке из ребер.
Северный ветер донес голоса прежде, чем она увидела разбитое окно «Фургончика» – в ускользающем свете ютились тени. Сольвейг подошла ближе, чтобы заглянуть внутрь. Стекло предательски хрустнуло под каблуком. Замерев, она прислушалась. Внезапно в осиротевшую раму высунулась медно-рыжая голова.
– Где же вы ходите, модемуазель? – спросила голова. – Я обезвредил вора.
Голова говорила по-английски приятным, немного скрипучим баритоном. В нем слышалось отточенное лондонское произношение и хорошо скрытый, но все же различимый северный акцент – характерная манера заменять «а» на «о».
Сольвейг опешила:
– Постойте, но откуда мне знать, что вор – не вы? Может быть, вы услышали мои шаги и прикинулись спасителем?
– Туше, – ответила голова. – Зайдите же, и я предъявлю вам вора.
Сольвейг на миг задумалась – стоит ли доверять говорящей голове? Но у этой было свое очарование: почти правильные черты лица, не считая разве что чрезмерно больших глаз и курносого носа, обильно припорошенного веснушками. Большие глаза лучились искренностью – подлинной, почти детской – и Сольвейг не смогла устоять.
Внутри царил настоящий хаос: рисунки, подарки и даже всевозможные посыпки для мороженого валялись вперемешку с битым стеклом. По комнате гулял назойливый сквозняк. Северный ветер, принесший незнакомца с севера. Его говорящая голова, к которой теперь прилагались все положенные конечности и туловище, торжествующе кивнула на виновника. Обессиленный, связанный веревкой Тодор сидел на полу и жалобно подвывал сквозняку. Сольвейг осторожно опустилась на колени рядом с ним и принялась освобождать от пут.
Говорящая голова удивилась:
– Вы что же, отпустите его?
– Так красота от скверны и обмана
Как сгнивший цвет – зловеннее бурьяна [5] , —
ответила
– Шекспир, безусловно, прав, хотя бы потому, что англичанин, – усмехнулась голова, – но позвольте, мадам, что все это значит?
– Этот человек был ослеплен гневом и отчаянием, – развязав последний узел, Сольвейг осмотрела лицо Тодора – оно явно пострадало от встречи с кулаком. – Он получил свой урок и больше не станет воровать.
5
Сонет Уильяма Шекспира 94 в переводе Модеста Чайковского.
– Но откуда вам знать?
– О, мы знакомы очень… давно.
– Слишком давно… – наконец подал голос Тодор. Он поднялся на ноги и, чуть пошатываясь, поплелся к двери. На пороге обернулся: его глаза вновь обрели ясность, безумие отступило. Надолго ли?
– Остерегайтесь ее, – сказал он и скрылся под сенью наступающей ночи.
– Мне доводилось видеть много странных вещей, но это… Это просто из ряда вон, мэм, – говорящая голова покачалась из стороны в сторону.
– Спасибо за ваше неравнодушие…
– Даниэль, – он протянул руку, шершавую и горячую, почтительно коснулся пальцев Сольвейг губами.
– Вы турист? – спросила она, заприметив за спиной Даниэля походный рюкзак.
– Не совсем. А вы…
– Сольвейг, хозяйка этой лавки, – она улыбнулась. – Позвольте угостить вас мороженым.
Даниэль заметно повеселел. Сольвейг щелкнула выключателем, и электрический свет, мерцая, захватил «Фургончик». Наполнив вафельный рожок сливочным пломбиром, она протянула его Даниэлю. Он блаженно зажмурился.
– Невероятно вкусное мороженое.
– Так что привело вас в наши края? – Сольвейг обогнула прилавок и проверила потайной ящик – все ее сокровища были на месте, Тодору не удалось их найти. Колода карт привычно легла в руку.
– Я коммивояжер в компании «Око птицы» [6] , – ответил Даниэль.
– Вот как? И чем же вы торгуете? – карты скользили между пальцами. Семерка треф, девятка пик, бубновый туз.
– Сухим мороженым.
Сольвейг сморщила нос. Даниэль заметил это и тут же замахал руками, забыв, что держит рожок. Капля пломбира попала на рубашку.
6
Одной из первых компаний, которая предложила сухие смеси для производства мороженого, была компания «Birds Eye» из Великобритании. Она начала продавать их в 1920 году.
– Что вы, что вы! Я не стану предлагать вам эту гадость, ведь я уже попробовал ваше! – он вытер испачканную рубашку пальцем и облизал его. – Знаете, моя мечта – перепробовать все мороженое в мире. И вкуснее этого я еще не встречал.
Сольвейг вдруг рассмеялась. Прожив на этом свете по меньшей мере четыре сотни лет, она повидала немало заветных желаний, но это было, пожалуй, самым невинным и необыкновенным.
– Я ведь говорю серьезно, фрау, – закончив хрустеть вафельным рожком, Даниэль огляделся. – Позвольте, я помогу вам починить окно.