G.O.G.R.
Шрифт:
Гопников понимал, что ГОГР ой, как завязан с федералами, что эта его поездка – всего лишь ловкий шпионский ход, организованный для того, чтобы стащить у коммунистов какой-то их секрет. Гопников никогда бы не поехал в Союз, но деться ему уже было некуда…
Адамс – Росси убеждал Гопникова, что его назначат руководителем проекта, однако вдруг ни с того, ни с сего невесть откуда явился Генрих Артерран. И почти что сразу с Гопниковым связалась советская разведка и дала ему «общественную нагрузку»: следить за Генрихом Артерраном. Гопников следил, однако Артерран оказался пронырливым и ушлым типом: он пронюхал о слежке практически сразу и выбросил Гопникова из проекта вообще. Теперь он делал механическую работу: давал мышам некие препараты, которые ему приносили, и следил за тем, как мыши на них реагируют. Советская разведка озлобилась: Гопникову позвонил Никанор
Гопников устрашился: Никанор Семёнов шутить не любил. Да и Генрих Артерран не шутил. Официально опыты проводились на лабораторных мышах, однако Артерран почему-то мышей игнорировал, и вместо них привозил откуда-то человекообразных обезьян. Гопников подкупил одну из его ассистенток – молоденькую, глупую девчушку, которая недавно закончила институт. Её звали Эмма, она пыталась добиться научных высот, и ей не повезло с распределением: попала сюда вот, в «подземелье ведьм». Эмма наивно согласилась провести Гопникова в лабораторию Артеррана через вентиляционную шахту. Гопников спрятался там, за частой железной решёткой и краем глаза видел, как Генрих Артерран, облачённый в халат безупречной белизны, стоит, склонившись над металлическим столом, и «колдует»… Однако не над мышью и не над обезьяной. На столе лежал человек. Гопников замер в своём убежище: ему показалось, что Генрих Артерран увидел его сквозь стену. Гопников хотел уползти прочь: слишком уж зловеще выглядел этот «доктор Франкенштейн», который вместо мышей экспериментировал на людях. Но он заставил себя смотреть дальше. Он уже видел этого человека, что попался под «горячую руку» Франкенштейна. Бедняга работал на местном заводе. А теперь… Генрих Артерран отвлёкся от своей жертвы и сделал большой шаг в ту сторону, где скрывался в вентиляции Гопников! Нет! Гопников отпрянул назад, в сырую тьму шахты: кажется да, он увидел его сквозь стену! Гопников не хотел, чтобы Генрих Артерран снял решётку и вытащил его из-за неё за черти, и поэтому стремительно пополз назад, откуда приполз.
После того, что он увидел на этой «адской кухне» – Гопников предпочёл бы никогда больше не соваться туда: а вдруг следующим на столе окажется он сам? Но Никанор Семёнов снова возник в его жизни и теперь уже под страхом смерти потребовал, чтобы Гопников, ни много, ни мало – продемонстрировал ему действие тех препаратов, которые Генрих Артерран синтезировал, работая с прототипом!
Они стояли друг напротив друга, посреди высоких колосьев, что мерно колыхались на ночном ветерке. Никанор Семёнов, освещённый луной – да, это был неприятный тип с гангстерским лицом – сдвинул брови и, не терпя возражений, объявил:
– Либо результат будет у меня послезавтра, либо вы отправитесь под суд за шпионаж.
Гопников содрогнулся. За два года работы на «Наташеньке» он успел услышать множество жутких рассказов про то, как пытают попавшихся шпионов. Возможно, некоторые из них попадают на стол к Генриху Артеррану. Нет, Гопников не хотел ни под пытки, ни на стол… Он не шпион, он биохимик… Чёрт, надо же было вляпаться в такую скверную историю…
Даже подкупленная Гопниковым Эмма испугалась, когда Гопников подкараулил её в коридоре и попросил провести себя в секретную лабораторию в отсутствие Артеррана.
– Что вы? – выдохнула она с неподдельным ужасом. – Он от вас мокрого места не оставит…
Гопникову пришлось пойти на хитрость и пообещать Эмме то, чего он ну никак не смог бы ей дать, даже если бы и захотел.
– Проведи меня туда, и взамен ты получишь свободу, – выскочило из Гопникова, и он сам ужаснулся своему решению.
Он видел, как загорелись голубые детские глазки этой юной особы, и устыдился того, что так подло обманывает её.
– Сегодня, – прошептала она. – Я буду кормить его животных… Он обычно уходит куда-то… Ждите меня в восемь часов у лифта на первом ярусе.
И вот, тем же вечером Гопников впервые проник туда, в эту подземную лабораторию, где Генрих Артерран проводил свои исследования и держал их результаты. Эмма сказала, что сегодня Артерран был чем-то взвинчен, швырял протоколы исследований, забыл закрыть шкаф с пробирками, убежал куда-то, так и не закончив опыт.
Гопников постоял немного в дверях лаборатории, вслушиваясь в бездумный визг мартышек, клетки с которыми занимали в этом обширном помещении целый простенок. В дальнем углу притаилась большая клетка, в которой сопела крупная
Тарзан сидел в углу клетки, освещённый молочно белым, неприятным для глаз светом ламп, и глупо взирал на Гопникова своими пустыми животными глазками. Гопников тоже поглазел немного на эту большую мартышку, а потом спросил у Эммы:
– Скажите, Эммочка, а куда профессор Артерран кладёт протоколы исследований?
Эмма сиротливо стояла в углу, прислонившись своей худой спинкой к покрытой кафелем стене. Кажется, в её взгляде скользит некий страх, она часто моргала и старалась не смотреть Гопникову в глаза.
– Он обычно запирает всё в сейф, – неуверенно протянула она и повернула голову вправо, кивнув на пустую белую стенку.
Гопников присмотрелся и заметил, что нет, стенка не пустая: среди по-больничному стерильного кафеля едва проступает хорошо подогнанная дверь встроенного сейфа.
– Но сегодня он так злился, – продолжала Эмма. – Что смахнул всё в ящик стола и ушёл. Не знаю, какая муха его укусила…
Гопников не слушал более, как эта наивная и глупая лаборантка жалуется на дьявола. Он приблизился к письменному столу, что торчал посреди залитого светом пространства лаборатории и первым делом выдвинул самый верхний ящик. Ящик был не заперт и заполнен доверху какими-то мятыми бумагами. Гопников схватил самую верхнюю, измятую в шар, и развернул её. Да, это был один из отчётов Артеррана, где он описывал… поведение лабораторных мышей, которых у него и в помине не было, наверное, с самого начала работы. Гопников впихнул эту бумагу обратно в стол и достал другую. Но и там Генрих Артерран писал только про своих несуществующих мышей.
– Не читайте это, – возник за спиной Гопникова голосок Эммы. – Он только про мышей пишет и пообещал мне, что застрелит меня, если я кому-нибудь скажу, что у него нет мышей.
– Понятно… – буркнул Гопников и с шумом задвинул ящик назад.
На глаза ему попался шкаф с пробирками, который Артерран забыл запереть. Его непрозрачная дверца была заманчиво приоткрыта, словно бы говорила заискивающим и опасным голоском: «Давай, открой меня и возьми то, что за мной стоит!». Гопников ни за что не взял бы ничего из того, что стояло в этом шкафу, потому что Генрих Артерран мог обвинить в этом кого угодно, а скорее всего под раздачу попала бы Эмма. «Ты должен продемонстрировать мне действие препарата!» – громыхнули в голове слова Никанора Семёнова, а испуганный мозг добавил: «Или тебя ждёт… суд/пытки/расстрел!!!». Гопников тяжело, словно бы ноги налились неподъёмным свинцом, отвалился от стола и потащился к приоткрытой дверце шкафа. За ней в шеренги выстроились пробирки, наполненные какой-то жидкостью. В одних было нечто прозрачное, другие – наполнены чем-то бордовым, третьи – являли сквозь прозрачные стенки голубоватую густую субстанцию. Взять одну из них – всё равно, что подписать смертный приговор себе и ни в чём не повинной девушке Эмме. Каждая пробирка несла на себе номер – Генрих Артерран обязательно заметит, если какой-то из них не окажется на месте. Гопников воровато огляделся по сторонам. Эмма стояла спиной к нему, у клетки с мелкими шумными макаками и кормила их какими-то фруктами. Она не видит его. «Продемонстрировать действие препарата!» – требование Никанора Семёнова сверлило мозг Гопникова. Гопников огляделся ещё раз, а потом – быстро схватил первую попавшуюся пробирку и отпил из неё глоток. В пробирке была налита некая горькая гадость. Гопников почувствовал, как она обжигает ему всё: рот, пищевод, желудок… Нет, это не виски, не коньяк, и даже не русская водка. Это скипидар какой-то, ацетон, дихлофос… У Гопникова подкосились коленки и потемнело в глазах. Он издал непроизвольный звук:
– Ой-ё!
И, подавляя мучительную тошноту, на четвереньках пополз прочь, не видя даже, куда ползёт. Уши забила плотная вата, и сквозь неё он слышал, как тоненьким голоском вопила Эмма, стараясь поднять его под мышки. Гопников хотел сказать ей, что с ним всё в порядке, но из горла вылетело только:
– Шшшш…
– Что с вами?? – неслось откуда-то с луны, или из другого города, хотя Эмма была тут, и кричала, чуть ли не в ухо.
На миг Гопникову показалось, что он умирает – ведь могло быть и так, что Генрих Артерран, опасаясь того, что кто-нибудь украдёт его разработку, подсунул между своими образцами какой-нибудь мышьяк…