G.O.G.R.
Шрифт:
– И? – сдвинул брови Недобежкин.
– И… – пискнул Белкин. – Бе-е-е-е-е!
– Чтоооо?? – взвился Недобежкин и вскочил, перевернув своё кресло.
– Бе-е-е-е-е! – ответил ему Белкин, не в силах сказать что-либо другое. – Бе-е-е-е-е!
И тут в кабинет ввалился Смирнянский, толкая перед собой Кораблинского. За его спиной показались лица Серёгина, Сидорова и Синицына.
– Что это такое?? – опешил милицейский начальник, оторвавшись от Белкина, который, кроме всего прочего, оказался ещё и «попорченным».
– Васёк, Кораблинский
– Ммм! – недовольно мукнул Кораблинский и отпихнул от себя руку Смирнянского.
– Ээээ? – протянул Недобежкин.
– Бе-е-е-е-е! – подхватил Белкин.
– Эй, а с ним-то что? – удивился Смирнянский, услыхав от Белкина баранью «речь».
– «Звериная порча», – вздохнул за спиной Смирнянского Пётр Иванович.
– «Пристегнули» Белкина, – согласился Синицын.
А Сидоров просто вздрогнул, потому, что ему показалось, что откуда-то из-за шкафа в углу кабинета на него плотоядно зыркнули Горящие Глаза.
Майор Кораблинский – тот вообще, попятился, было назад, услыхав безумный рёв Белкина. Но Смирнянский преградил ему дорогу и негромко процедил:
– Сам полчаса назад так ревел, не пяться теперь!
– Что, я? – воскликнул Кораблинский и даже немножко подпрыгнул.
– Ты, ты, – кивнул Смирнянский. – Не узнаёшь себя?
– Чёрт, – чертыхнулся Недобежкин, подёргав себя за усы. – Сидоров, ищи Ежонкова! Будем пушить обоих голубцов.
– Есть! – оживился Сидоров и бегом побежал в буфет, где заглатывал пирожное за пирожным гипнотизёр Ежонков.
Ежонков сидел в буфете за самым дальним столиком и, как говорится, наворачивал от пуза. Три беляша, три пирожных: два «Наполеона» и одна медуница, целая шоколадка «Несквик» и литр Фанты – таковым было его меню.
– Простите, там вас Недобежкин вызывает к себе, – обратился к нему Сидоров и сел за столик, на один из трёх свободных стульев.
– Нет! – отказался Ежонков и откусил от беляша громадный кус, набив им полный рот. – Не хочу, не буду! – прошамкал он, вытерев губы рукавом. – Я сыт, сыт, сыт!
– Недобежкин сказал, что работа срочная, – не отставал Сидоров. – Кораблинский.
– Что – опять?? – взвился Ежонков и едва не выплюнул всё, что жевал. – Да сколько можно? Не могу я пробить его быковатость! Не могу. Он быковал, быкует и будет быковать, а я – не вол!
– Он прокамлался, – тихо сказал Сидоров.
– В который раз! – язвительно заметил Ежонков. – Он всегда так: сначала прокамлался, а потом – ревёт, как козёл, и бодается! Забодал уже, чёрт! Сидоров, скажи Недобежкину, что он мне надоел до предела со всеми его выбрыками, и пускай ищет другого гипнотизёра, а я умываю руки!
«Суперагент» Ежонков так громогласно визжал, что все посетители буфета и буфетчица повернули головы в его сторону и навострили уши, вслушиваясь в то, что ещё он скажет.
Сидоров это заметил и шепнул Ежонкову:
– А нас подслушивают…
– Да? – шумно воскликнул Ежонков. – Чёрт!
– Тут могут быть фашистские агенты… Чёрт… Сидоров, тихонько встаём – и пошли.
«Тихонько встаём» выглядело в исполнении Ежонкова так: «суперагент» снова обозрел окрестности взором орлана, выпростал из-за столика своё тело, задев животом столешницу, собрал в кулёчек все свои пирожки и пирожные, с шумом и скрипом отодвинул стул и скользнул к выходу, словно изрядно раздобревшая летучая мышь белого цвета. Все, кто коротал рабочее время в буфете – Сидоров заметил среди них и заместителя Недобежкина Носикова – подавились смешками и уткнулись в свои тарелки и стаканы. Сидоров горько вздохнул и поплёлся прочь из буфета следом за грузным «бэтменом» Ежонковым.
Неся впереди себя набитый съедобным целлофановый пакет, Ежонков вступил в кабинет Недобежкина и остановился на пороге.
– Ну? – осведомился он, смерив презрительным взглядом Кораблинского, обритого налысо, одетого в ветошь, тощего и несчастного.
– Не нукай, не запрягал! – бросил Недобежкин. – Ежонков, хватит лопать. Давай, пуши Кораблинского, авось, что выгорит!
– «Бык» выгорит, вот увидишь! – признался в собственной некомпетентности Ежонков и напал на Кораблинского:
– Давай, Грибок, садись туда! – и пихнул следователя, майора милиции Эдуарда Кораблинского на свободный стул.
– Эй! – обиделся Кораблинский и пихнул Ежонкова в ответ. – Что вы себе позволяете? Какой Грибок???
– Точно, прокамлался! – поставил диагноз Ежонков и даже улыбнулся. – Присядьте, пожалуйста, туда, – сказал он Кораблинскому уже намного вежливее и указал рукой на тот же стул.
– Что вы собираетесь делать?? – заартачился Кораблинский и вместо того, чтобы сесть на предложенный стул, уверенно направился к двери, отпихнув Смирнянского. – Вы не имеете права, я буду жаловаться! – выплюнул он на ходу.
– Подождите! – крикнул ему гипнотизёр Ежонков и совершил прыжок, оказавшись между Кораблинским и дверью.
Кораблинский рефлекторно остановился, а хитрый Ежонков выхватил из кармана гайку-маятник, качнул ею у носа майора и колыбельным голосом известил:
– Эдуард Кораблинский, вы поворачиваетесь, идёте назад и садитесь на стул.
Кораблинский потоптался на месте, похлопал глазами, а потом – послушно засеменил к уготованному для него стулу и примостился на нём, словно обиженная всеми «казанская сирота».
– Вот, как я его сделал! – похвастался Ежонков и забил маятник в карман. – Учитесь, студенты!
– Давай, Мессинг, шевелись! – рыкнул Недобежкин, которому уже надоела вся эта история со «звериной порчей».
– Кораблинский! – надвинулся на безвольного майора Ежонков, пропустив реплику Недобежкина в космос. – Кораблинский! Вы возвращаетесь в две тысячи восьмой год. Вы в своём кабинете, и к вам пришёл человек… – он вещал глухим, заунывным голосом, словно бы из бездонной железной бочки, гудел, как какой-то нудный гудок.