G.O.G.R.

Евтушенко Анна

– Не Грибок, а майор Кораблинский, – угрюмо буркнул Недобежкин, уставившись в лежащие перед ним фотороботы рыбьими глазами. – Надо бы фантомов этих Интерполу, что ли, передать… Ты, Смирнянский, кажется, что-то там про американцев и немцев заливал?

– Не заливал! – обиделся Смирнянский. – А…

– Не заливал! – вмешался Ежонков. – Так и есть: тут фашистские агенты поработали. Только они могли наводить такую сильную «порчу».

Сейчас бы Смирнянскому впору было сказать про «девятнадцатого барона», о котором он узнал из дневника неизвестного и, наверное, не выжившего узника… Но его мозг напрочь стёр всё, что касалось человека по имени Генрих Фердинанд

фон Артерран Девятнадцатый, и поэтому Смирнянский о нём и не заикнулся, а начал говорить про ГОГР, и был перебит Недобежкиным.

– Как бы тут международным скандалом не запахло, – буркнул милицейский начальник. – Как бы я ни старался не выносить ничего из избы, но видно придётся. Слишком уж далеко мы залезли…

– Игорёк, – снова влез Ежонков, неоднозначно смерив Смирнянского взглядом оперирующего хирурга. – Твоя очередь.

Гипнотизёр Ежонков уже успел смириться с необходимостью «диализировать» сознание Смирнянского и настроился на новый сеанс – скорее всего, тоже бесполезный.

– Нет, – отрезал Недобежкин. – Хватит тут разводить это чернокнижие. Без толку всё это колдовство. Ты, Ежонков, ворожи – не ворожи, а оно и видно, что не знаешь ты «петушиного слова». Придётся нам таки, ловить его на живца – иного выхода нет. По крайней мере, я не вижу.

– Ну я же сказал! – торжествовал победу Смирнянский.

– Его даже камеры слежения не фиксируют, – проворчал Пётр Иванович, вспомнив, как виртуозно похитили из изолятора Зайцева. – Даже если он придёт – как мы его поймаем-то, когда и не увидим даже?

Сидоров сидел молча и украдкой поглядывал на разложенные перед начальником фотороботы. Сержант невольно возвращался туда, в «подземелье Тени» и в катакомбы покинутой базы «Наташенька», туда, где водился тот, кто смотрит Горящими Глазами. Недобежкин говорил, что убит Гопников, рассказывал, что взорван гранатой некто Артерран… Ладно, пускай они убиты, но Сидоров точно знает, что обладатель Горящих Глаз жив и охотится за…

– Придётся нам дежурить в изоляторе около Грибка! – заявил Смирнянский и даже встал со стула, разогнав тот липкий страх, что выбрался из темноты и собрался опутать Сидорова своими щупальцами. – Будем до тех пор дежурить, пока не поймаем!

– Ну, тогда я буду живцом, – вдруг вставил Синицын и тоже поднялся со стула. – Кораблинский совсем плохой. Он не представляет опасности. А вот я помню практически всё про них. Они захотят убрать меня, а не Кораблинского.

Синицын, несмотря на свою худобу, гордым колоссом возвышался над столом, над Сидоровым, над Ежонковым, даже над задумчивым Недобежкиным. И Пётр Иванович узнал того Синицына, с которым учился в институте – храброго и самоотверженного, как Озёрный Ланселот.

– Да? – буркнул Смирнянский, искоса взглянув на Синицына, и задумался, засунув палец в собственный нос. – Значит, будем дежурить около тебя! – выпалил он, снедаемый жаждой действия. – Значит, план такой: Синицын будет живцом, а я – руководителем экспедиции… тьфу, то есть, операции!

– Так, стоп! – обрубил план Смирнянского Недобежкин. – Ты, Игорёша, по-моему, уже наруководил, что Носиков захлопнул тебя в обезьянник?

– Носиков твой… – пробурчал Смирнянский, почесав затылок. – Всю малину перегадил… Ну да, ладно! Я не сержусь! – просиял он. – Начинаем!

– Ничего ты начинать не будешь! – запретил Недобежкин. – Не хватало ещё, чтобы ты влип в заварушку со спецслужбами! Тогда и меня вместе с тобой упрячут! Чёрт, я же начальник милиции…

Пока они решали, кому какая роль достанется в этой дьявольской «охоте на ведьм»,

психиатр Ежонков отстроился от их горячей полемики и погрузился в глубокое раздумье. Недобежкин сказал, что он не знает «петушиного слова»… Петушиное слово, петушиное слово, петушиное слово… Что такое это «петушиное» слово? Почему «петушиное»? Стоп! А кажется, этот быковатый дуболом Недобежкин всё же, прав… Нет… Да… Если бы он был абсолютно быковатым дуболомом – он не продвинулся бы до начальника милиции… Хотя из СБУ его попёрли… Но не глупость, а за длинный нос. Очень возможно, что «петушиное слово» – это секретный пароль, с помощью которого «верхнелягушинский чёрт», или фашистский агент, или кто он там такой – заблокировал сознание тех, кого попортил «звериной порчей»! Ежонков не знает его, этот пароль, и поэтому не может снять выборочный гипноз! И слово никакое не петушиное, а вполне человечье! Тут и магии не надо, чтобы понять! Никакое это не чернокнижие, а вполне научный способ воздействия на психику человека! Чёрт, и почему это Ежонков сам не додумался до этого раньше? Теперь далёкий от гипноза и психиатрии Недобежкин спишет эту небольшую победу на себя… Ну да ладно – в условиях войны все средства хороши и не следует подводить всё дело из-за одной несчастной медали – пусть даже и золотой…

– Я знаю! – взвизгнул Ежонков и подпрыгнул так, что задрожал пол.

От его щенячьего визга вздрогнули все, даже «агент 007» Смирнянский и по-начальственному выдержанный Недобежкин.

– Чего? – грохотнул милицейский начальник, повернув в сторону Ежонкова недовольное усатое лицо.

– Петушиное слово! – воскликнул Ежонков. – Я знаю, что такое петушиное слово!

– Ты что, Ежонков, какие петухи? – сморщился Смирнянский, досадуя на то, что Ежонков своими криками невпопад прервал его раздумья над «гениальным планом». – Мы тут обсуждаем дела, а он каких-то петухов пихает!

– Заткнись! – обиделся Ежонков. – Ты, Игорь, амбал, а я – психиатр! Я открыл способ снятия выборочного гипноза! А вот твоя ловля на живца просто чушь собачья!

– Да? – надвинулся на Ежонкова Смирнянский и даже стиснул костлявые кулаки.

– Стоп! – разнял их Недобежкин. – Давай, Ежонков, выкладывай, что ты там открыл?

– Кузи-кузи! – ехидненько протянул в адрес Смирнянского Ежонков, состроил ему «козу» и по-королевски чинно опустился в кресло Недобежкина.

– Рррр! – озлобленно рыкнул Смирнянский и отвернулся к стенке.

А вот Пётр Иванович сам не заметил, как проникся безотчётной радостью и выпустил на лицо достаточно дурацкую улыбку: если Ежонков не ошибается и не врёт, то сможет и его освободить от «мегекости»!

– Так вот, – начал Ежонков, подбоченившись, словно уже всех победил. – Этот фашистский агент, который загипнотизировал тут всех, предположительно, это Зайцев, заблокировал сознание своих жертв паролем. Петушиным словом, как ты, Васёк, сказал. Я понял принцип его действия и теперь легко и просто освобожу всех от «звериной порчи». Я – гений! – вырвалась из Ежонкова похвала самому себе.

– Ну, да, гений… – оскалился Недобежкин и согнал Ежонкова со своего кресла. – Тогда, гений, вот твой первый пациент: расколдуй Серёгина! Авось, получится?

– Грубо так! – это Ежонков обиделся на то, что Недобежкин согнал его с кресла. – А Серёгина – раз плюнуть! Не такой он и крутой – этот Зайцев!

Пётр Иванович по инерции собрался вставить словцо про монстра-тень, но его «словцо» непроизвольно получилось козьим.

– Давай! – Недобежкин предоставил Серёгина в распоряжение Ежонкова. – Мели, Емеля, твоя неделя!