Гадости для радости ...и по работе
Шрифт:
— Стряхнула?
— Стряхнула, — вздохнула мама. — И это самое печальное. Попова-то всех своих одиннадцатиклассников успокаивает в рамках поддержки и противодействия стрессу со всех сторон. Но Урсуле же теперь не докажешь. Ну и понеслась…
— А что, — встрял в разговор любопытный Сокольский. — На вас тоже можно ментально воздействовать?
— Можно, конечно. Что мы, не люди? — Мама задумалась. — Ну, то есть, технически, конечно, не люди… Но в остальном — вся та же петрушка. Ну да что мы все о грустном! Ваня, что же ты нас с гостем не
Мама словно стряхнула с себя проблемы с дочерью подростком, расцвела улыбкой… И я — куда деваться — представила их друг другу:
— Мама, это Иван Романович Сокольский, брат моей клиентки.
Подумала и добавила, на всякий случай, чтобы у мамы не завелось в голове каких-нибудь лишних мыслей:
— Капитан уголовного розыска. А это, — обернувшись к Сокольскому, продолжила я, — моя мама, Наталья Владимировна.
Брови капитана дрогнули в удивлении:
— Наталья… Владимировна, — этот шут подхватил мамину руку, приложился поцелуем. — Очень приятно! Наталья Владимировна, а вы не подскажете, кто такая Татьяна?
Вот же! Опер-р-р!
— Татьяна? — Мама была сама благожелательность. — Это еще одна моя дочь, средняя. А что?
— Нет-нет, ничего! — Отперся Сокольский.
Соврал: когда он бросил быстрый взгляд на меня, в нем плескался хохот, да и выражение лица отличалось просто редкостным ехидством.
— Что? Не смотри на меня так — я сама всю жизнь пытаюсь понять, как у моих родителей между Червоной и Урсулой получилась Таня!
Мама, со все большим интересом наблюдающая за нашими переглядываниями, лишь изящно пожала плечами и небрежно отмахнулась:
— Ах, ничего сложного, могла бы давно спросить — просто когда я рожала второй раз, у нас гостила моя свекровь, ваша бабушка! Ну, чего же мы стоим, проходите за стол, сейчас будем пить чай. Ваня, иди, накрывай!
Ах, какое это счастье — вернуться под родительское крыло! Что может быть лучше?!
14/07
14/07
Самовар только выглядит огромным, внутри его литраж здорово поджирается тэном. Ну, или кувшином — если говорить про дровяной самовар. Но у нас-то электрический!
В наш самовар помещается два литра воды, а остальное — семейные традиции и детские воспоминания (конструкция-то здоровенная, надо же чем-то заполнять и как-то объяснять, почему мы эту металлическую придурь так любим).
Пожалуй, мне не хватало этого абсолютно не магического вечернего ритуала.
Урсула успела выползти из комнаты и теперь пристроилась под локтем у Сокольского — подальше от матушки, поближе к новому лицу (и свежим ушам).
Уши, кстати, стояли врастопырку и вовсю ловили информацию: вынося вскипевший самовар к столу, накрытому на веранде, я успела ухватить кусок их (не ушей, а Ивана с Урсулой) разговора:
— Так у вас матриархат?
— С чего ты это взял?
— Я ошибся?
— Нет, мне просто интересно, с чего ты это взял?
Ох, чует мое сердце — уедет отсюда Сокольский
Совершенно ненужной ему информацией.
Мысль промыть-таки тезке мозги казалась мне все привлекательнее, но увы: накладывать блокировку воспоминаний поверх яда, впрыснутого в кровь, очень уж чревато. Не дай бог у Сокольского когда-нибудь впоследствии появится повторно информация о нагах. Или из-под блока какая-нибудь ерунда вылезет — а воспоминаний о том, почему об этой ерунде не следует болтать, у Ивана в нужный момент не окажется… Угробить Сокольского мне бы все же не хотелось — так что пусть, дурак, живет потом со всей добытой информацией, кто ему злобный доктор!
Но вмешаться и пресечь непотребство не успела — в быстро густеющих сумерках звякнула калитка, по дорожке зазвучали знакомые шаги… а в следующий миг я уже висела на шее у отца.
— Ванька, Ванечка! — Отец тихонько смеялся, и сжимал меня в объятиях, и покачивал, как когда-то в детстве. — Вань, ну ты чего не сказала, что приехала? Я бы с работы пораньше ушел!
— Да мама сказала, что ты на дойке сегодня, вот и решила не дергать, чтобы ты не торопился, а то мало ли что…
Отец усмехнулся в духе “да что со мной случится”, и взъерошил мне волосы.
— Никита! — Обрадованно сказала мама. — А у нас гость!
— А, точно! — Вклинилась я, отчаянно понимая, что нужно любой ценой успеть вклинить свою версию раньше мамы. — Знакомься, пап: это Иван Романович, брат моей клиентки, с клиенткой сейчас работает Людка, а Ивана покусала тетя Маша и он приходил в себя у нас!
— Иван, — протянул руку отцу навстречу Сокольский.
— Никита Александрович, — папа пожал протянутую ладонь.
Мужчины выглядели вполне доброжелательными, и я расслабилась. Рано!
— Ага! Так это вы, оказывается, тот самый “Кириллов Н.А.”, который дал экспертное заключение, что королевская кобра, которую содержит гражданка Кириллова, не опасна для окружающих?
Я с кислой миной прояснила папе ситуацию:
— Иван не только брат моей клиентки, но и капитан уголовного розыска.
Отец же на ехидство Сокольского неприкрыто ухмыльнулся:
— Все верно. Змея, которой владеет моя дочь, не опасна ни для нее самой, ни для окружающих!
— Ванечка, пирог из духовки принеси, — ласково (подозрительно ласково!) вклинилась мама. — Я сегодня по тому рецепту пекла, который мы с тобой вдвоем придумали!
Я взглянула на маму с недоумением — тоже мне, достижение, придумать класть в начинку пирога копченую курицу, вместо обычной — и пошла за пирогом, так и не дослушав разговор, но надеясь, что в мое отсутствие мужчину не скатятся к вооруженному конфликту.
Хотя бы потому, что Сокольский не брал табельное, а папа оружия, опаснее крючка для ловли змей, в руках не держал.
Пирог пал умопомрачительно. Переложив его с противня на поднос, я понесла добычу к столу.
Драки там не наблюдалось, мужчины мирно общались: