Ган Исландец
Шрифт:
— Это сторожъ Спладгеста [2] . Это адскій тюремщикъ мертвецовъ! — Это дьявольскій Спiагудри! — Проклятый колдунъ…
— Тише, болтуньи, тише! Если сегодня день вашего шабаша, спшите къ вашимъ помеламъ, не то они улетятъ безъ васъ. Оставьте въ поко этого благороднаго потомка бога Тора.
Съ этими словами Спіагудри, попытавшись скроить граціозную улыбку, обратился къ солдату:
— Ты сказалъ, товарищъ, что эта жалкая женщина…
— Старый негодяй! — пробормотала Олли: — Мы дйствительно для него жалкія женщины, такъ какъ наши тла, попадись они
2
Спладгестъ — названіе морга въ Дронтгейм.
— Тише, вдьмы! — повторилъ Спіагудри: — Право, эти чортовы дочери что ихъ котлы; какъ согрются, начинаютъ шумть. Скажи-ка мн, мой храбрый воинъ, твой товарищъ, любовницей котораго была Гутъ, безъ сомннія наложилъ на себя руки, потерявъ ее?..
Эти слова произвели взрывъ долго сдерживаемаго негодованія.
— Слышите, что толкуетъ басурманъ, старый язычникъ? — закричало разомъ двадцать пронзительныхъ, нестройныхъ голосовъ: — ему хочется заполучить еще новаго покойника ради лишнихъ сорока аскалоновъ!
— А если бы и такъ, — продолжалъ сторожъ Спладгеста: — Нашъ милостивый король и повелитель Христіернъ V, да благословитъ его святой Госпицій! — разв онъ не объявилъ себя покровителемъ всхъ рудокоповъ, такъ какъ они обогощаютъ его королевскую казну своимъ скуднымъ заработкомъ.
— Не слишкомъ ли много чести для короля, сосдъ Спіагудри, — замтилъ рыбакъ Брааль:- когда ты сравниваешь королевскую казну съ сундукомъ твоей мертвецкой, и его особу съ своей?
— Сосдъ! — повторилъ Спіагудри, уязвленный такой фамильярностью: — Твой сосдъ! Скажи-ка лучше твой хозяинъ, такъ какъ легко можетъ статься, что со временемъ я и теб, мой милйшій, одолжу на недльку одну изъ моихъ каменныхъ постелей. Впрочемъ, — добавилъ онъ, смясь: — я вдь заговорилъ о смерти этого солдата въ надежд видть продолженіе обычая самоубійствъ подъ вліяніемъ сильныхъ, трагическихъ страстей, внушаемыхъ подобными женщинами.
— Хорошо, хорошо, великій хранитель труповъ, — сказалъ солдатъ: — но что хотлъ ты сказать своей милой гримасой, такъ удивительно похожей на послднюю усмшку висльника?
— Чудесно, мой храбрый воинъ! — вскричалъ Спіагудри: — я всегда думалъ, что подъ каской латника Турна, побдившаго діавола саблей и языкомъ, кроется боле ума, чмъ подъ митрой Ислейфскаго епископа, сочинившаго исторію Исландіи, или подъ четырехугольной шапкой профессора Шонинга, описавшаго нашъ соборъ.
— Въ такомъ случа послушай меня, старый кожанный мшокъ, брось эту мертвецкую и продай себя въ кабинетъ рдкостей вице-короля въ Берген. Клянусь теб святымъ Бельфегоромъ, тамъ на всъ золота скупаютъ экземпляры рдкихъ животныхъ. Однако, что же ты хотлъ мн сказать?
— Если трупъ, доставленный сюда, вынутъ изъ воды, мы обязаны платить половину таксы рыбакамъ. Вотъ потому-то я и хотлъ просить тебя, славный потомокъ латника Турна, уговорить твоего злополучнаго товарища не топиться, а избрать какой либо иной способъ покончить свое существование. Ему не все ли равно, а умирая, онъ наврно не захочетъ обидть бднаго христіанина, который окажетъ гостепріимство его трупу, если только утрата Гутъ натолкнетъ его на такой отчаянный поступокъ.
— Ну,
При этихъ словахъ буря, минуту тому назадъ висвшая надъ головой Спіагудри, обрушилась всей своей тяжестью на злосчастнаго солдата.
— Что, несчастный негодяй! — кричали старухи: — Такъ-то вы нами дорожите? Вотъ любите посл этого такихъ бездльниковъ.
Молодухи все еще молчали, нкоторыя изъ нихъ даже находили, что этотъ бездльникъ недуренъ собой.
— Ого! — сказалъ солдатъ: — шабашъ-то снова расходится. Мучения Вельзевула поистин ужасны, если ему каждую недлю приходится выслушивать подобные хоры!
Неизвстно, чмъ кончилось бы это новое препирательство, если бы въ эту минуту всеобшее вниманіе не было привлечено шумомъ, несшимся съ улицы.
Шумъ постепенно усиливался и вскор толпа полунагихъ мальчишекъ, крича и вертясь вокругъ закрытыхъ носилокъ, которыя несли два человка, въ безпорядк ворвалась въ Спладгестъ.
— Это откуда? — спросилъ сторожъ морга носильщиковъ.
— Съ Урхтальскихъ береговъ.
— Оглипиглапъ! — закричалъ Спіагудри.
Малорослый лапландецъ въ кожанной одежд появился на этотъ зовъ въ одной изъ боковыхъ дверей и сдлалъ знакъ носильщикамъ слдовать за нимъ. Спіагудри тоже пошелъ съ ними и дверь захлопнулась, прежде чмъ толпа любопытныхъ успла угадать по длин трупа, покоившагося на носилкахъ, мужчина то былъ, или женщина.
Всевозможныя предположенія и догадки прерваны были появленіемъ Спіагудри и его помощника, которые внесли трупъ мужчины во второе отдленіе морга и положили его на одну изъ гранитныхъ плитъ.
— Давненько ужъ не попадалась мн такая прекрасная одежда, — промолвилъ Оглипиглапъ, качая головою.
Приподнявшись на цыпочкахъ, онъ прикрылъ мертвеца красивымъ капитанскимъ мундиромъ. Голова трупа быда обезображена, все тло въ крови. Сторожъ нсколько разъ окатилъ его водою изъ стараго поломаннаго ведра.
— Клянусь Вельзевуломъ! — закричалъ солдатъ: — Это офицеръ нашего полка!.. Кто бы это могъ быть?.. Ужъ не капитанъ ли Болларъ… съ горя, что потерялъ своего дядю? Но нтъ, онъ его прямой наслдникъ. — Не баронъ ли Рандмеръ? Вчера онъ поставилъ на ставку свое имніе, но завтра же вернетъ его съ замкомъ противника въ придачу. — Быть можетъ это капитанъ Лори, у котораго утонула собака, или казначей Стункъ, которому измнила жена? — Однако во всхъ этихъ поводахъ я не нахожу ни малйшей уважительной причины къ самоубійству.
Толпа зрителей увеличивалась съ каждой минутой. Въ это время молодой человкъ, прозжавшій по пристани, примтилъ это стеченіе народа, соскочилъ съ лошади и, бросивъ поводья слдовавшему за нимъ слуг, вошелъ въ Спладгестъ.
Вновь прибывшій одтъ былъ въ простой дорожный костюмъ, вооруженъ саблей и закутанъ въ широкій зеленый плащъ. Черное перо, прикрпленное къ его шляп брильянтовымъ аграфомъ, ниспадало на его благородное лицо и колыхлось надъ его высокимъ лбомъ, обрамленномъ длиннымя каштановыми волосами; его забрызганные грязью сапоги и шпоры свидтельствовали, что онъ прибылъ издалека.