Ган Исландец
Шрифт:
— Графъ, — изумленно началъ Орденеръ.
— Батюшка! — вскричала Этель, сложивъ руки.
— Будь покойна, дочь моя, — перебиль старикъ: — этотъ союзъ мн нравится, но не по душ теб. Я не хочу насиловать твое сердце, Этель. Въ послднія дв недли я во многомъ перемнился. Я не порицаю тебя за чувство къ Орденеру. Ты свободна располагать
Афанасій Мюндеръ улыбнулся.
— Нтъ, она не свободна, — замтилъ онъ.
— Вы ошибаетесь, дорогой батюшка, — прибавила Этель ободрившись: — я не ненавижу Орденера.
— Какъ! — вскричалъ Шумахеръ.
— Я, — начала Этель и остановилась.
Орденеръ опустился на колни предъ старикомъ.
— Она жена моя, батюшка; простите меня, какъ простилъ меня мой отецъ, и благословите вашихъ дтей.
Изумленный Шумахеръ благословилъ колнопреклоненную передъ нимъ юную чету.
— Въ своей жизни я столько проклиналъ, — сказалъ онъ: — что теперь безъ разбора ловлю случай благословлять. Но растолкуйте мн, я ничего не понимаю…
Ему объяснили все. Онъ плакалъ отъ умиленія, благодарности и любви.
— Старикъ, я считалъ себя мудрымъ и не понялъ сердца юной девочки!
— Такъ меня зовутъ теперь Этель Гульденлью, — вскричала Этель съ дтской радостью.
— Орденеръ Гульденлью, — повторилъ старый Шумахеръ: — я не достоинъ тебя. Въ былое время моего могущества я счелъ бы позоромъ для своего сана жениться на бдной, униженной дочери несчастнаго узника.
Генералъ взялъ Шумахера за руку и вручилъ ему свитокъ пергаментовъ.
— Графъ, вы не правы. Вотъ ваши титулы, которые вернулъ вамъ король еще съ Диспольсеномъ. Его величество съ этимъ даромъ возвращаетъ вамъ свое расположеніе и свободу. Таково приданое графини Даннескіольдъ, вашей дочери.
— Прощеніе!.. Свобода! — радостно повторила Этель.
— Графиня Даннескіольдъ! — добавилъ отецъ.
— Да, графъ, — продолжалъ, генералъ: —
— Кому же обязанъ я этимъ счастіемъ? — спросилъ растроганный Шумахеръ.
— Генералу Левину Кнуду, — отвтилъ Орденеръ.
— Левину Кнуду! Помните, генералъ, я правду вамъ говорилъ, что Левинъ Кнудъ лучшій изъ людей. Но зачмъ самъ онъ не принесъ мн моего счастія? Гд онъ?
Орденеръ съ удивленіемъ указалъ на губернатора, который улыбался и плакалъ.
— Вотъ онъ.
Трогательна была встрча двухъ старыхъ товарищей юности и могущества. Шумахеръ умиленъ былъ до глубины души. Узнавъ Гана Исландца, онъ пересталъ ненавидть людей, узнавъ Орденера и Левина, онъ научился любить ихъ.
Вскор печальный бракъ темницы отпразднованъ былъ блистательнымъ свадебнымъ пиромъ. Жизнь улыбнулась наконецъ юнымъ супругамъ, которые съ улыбкой шли на встрчу смерти. Графъ Алефельдъ видлъ ихъ счастіе и оно служило ему самымъ чувствительнымъ наказаніемъ.
Афанасій Мюндеръ имлъ тоже свои радости. Онъ добился помилованія четырнадцати осужденныхъ, къ числу которыхъ Орденеръ присоединилъ товарищей своихъ по несчастію: Кеннибола, Джонаса и Норбита. Они вернулись къ рудокопамъ съ радостной встью, что король освободилъ ихъ наконецъ отъ опеки.
Недолго бракъ Этели съ Орденеромъ радовалъ Шумахера; свобода и счастіе слишкомъ сильно подйствовали на его душу, и она отошла къ другому счастію, къ другой свобод. Онъ умеръ въ томъ же 1699 году и горе, поразившее его дтей, доказало имъ, что на земл нтъ полнаго счастія. Онъ похороненъ въ Веерской церкви, въ Ютландскомъ помсть своего зятя, и могила сохранила ему вс титулы, которыхъ лишило заключеніе. Бракъ Этели и Орденера положилъ начало роду графовъ Даннескіольдовъ.
1823