Ган Исландец

Гюго Виктор

— О! Нтъ, — сказала Этель, смущенная и испуганная холодностью молодаго человка: — нтъ, я не молилась за него… Я не знаю, что я длала, что я длаю. Я ненавижу сына вице-короля, я его не знаю. Не смотрите на меня такъ сурово: разв я васъ оскорбила? Неужели вы не можете простить бдной узниц, вы, который проводитъ жизнь подл какой-нибудь прекрасной благородной женщины, такой же свободной и счастливой какъ и вы!..

— Я, графиня!.. — вскричалъ Орденеръ.

Этель залилась слезами; молодой человкъ кинулся къ ея ногамъ.

— Разв вы не говорили мн, -

продолжала она, улыбаясь сквозь слезы: — что ваше отсутствіе не казалось вамъ продолжительнымъ?

— Кто? Я, графиня?

— Не называйте меня такимъ образомъ, — тихо сказала она: — теперь я ни для кого уже не графиня, и тмъ боле для васъ…

Орденеръ съ живостью поднялся на ноги и не могъ удержаться, чтобы въ страстномъ порыв не прижать къ своей груди молодую двушку.

— О! Моя обожаемая Этель, называй меня твоимъ Орденеромъ!.. — вскричалъ онъ, останавливая свой пламенный взоръ на заплаканныхъ глазахъ Этели: — Скажи, ты любишь меня?..

Отвта молодой двушки не было слышно, такъ какъ Орденеръ, вн себя отъ восторга, сорвалъ съ ея губъ вмст съ отвтомъ эту первую ласку, этотъ священный поцлуй, котораго предъ лицемъ Всевышняго достаточно для того, чтобы соединить на вки два любящія существа.

Оба остались безмолвны, находясь въ одномъ изъ тхъ торжественныхъ моментовъ, столь редкихъ и столь краткихъ на земл, когда душа какъ бы вкушаетъ нчто изъ небеснаго блаженства. Въ эти неизъяснимыя мгновенія дв души бесдуютъ между собою на язык, понятномъ только для нихъ однхъ; тогда все человческое молчитъ, и два невещественныя существа таинственнымъ образомъ соединяются на всю жизнь въ этомъ мір и на вки въ будущемъ.

Этель медленно освободилась изъ объятій Орденера и освщенные блднымъ свтомъ луны, они въ упоеніи смотрли другъ на друга. Пламенный взоръ молодаго человка сверкалъ мужественной гордостью и храбростью льва, между тмъ какъ полуоткрытый взоръ молодой двушки исполненъ былъ тмъ смущеніемъ, той ангельской стыдливостью, которая въ сердц двственницы нераздльна съ восторгами первой любви.

— Сейчасъ, въ этомъ коридор,- произнесла, наконецъ, Этель: — вы избгали меня, мой Орденеръ?

— Я не избгалъ васъ, я подобенъ былъ тому несчастному слпцу, который, когда посл долгихъ лтъ возвратилось къ нему зрніе, на минуту отворачивается отъ дневнаго свта.

— Ваше сравненіе боле подходитъ ко мн, потому что во время вашего отсутствія мое единственное утшеніе заключалось въ моемъ несчастномъ отц. Эти долгіе дни провела я, утшая его, и, — прибавила она, потупивъ глаза: — надясь на васъ. Я читала моему отцу сказанія Эдды, а когда онъ разочаровывался въ людяхъ, я читала ему Евангеліе, чтобы, по крайней мр, онъ не терялъ вры въ небо; затмъ я говорила ему о васъ и онъ молчалъ — доказательство его любви къ вамъ. Но когда я по цлымъ вечерамъ безплодно просиживала у окна, смотря на дорогу, по которой прозжали путешественники, и на гавань, куда приплывали корабли, съ горькой улыбкой качалъ онъ головой и я плакала. Темница, гд до сихъ поръ я провожу мои дни, стала мн ненавистной, не смотря на то, что

со мной былъ отецъ, который до вашего появленія составлялъ для меня все. Но васъ не было и я страстно жаждала невдомой для меня свободы.

Въ глазахъ молодой двушки, въ ея простодушной нжности и миломъ запинаніи ея рчи дышала прелесть, невыразимая человческими словами. Орденеръ слушалъ ее съ мечтательнымъ наслажденіемъ существа, перенесеннаго изъ міра реальнаго въ міръ идеальный.

— А я, — сказалъ онъ: — теперь я не хочу той свободы, которую вы не можете раздлять со мной.

— Какъ, Орденеръ! — съ живостью спросила Этель: — Вы не оставите насъ боле?

Этотъ вопросъ напомнилъ молодому человку дйствительность.

— Милая Этель, я долженъ оставить васъ сегодня же. Завтра я снова увижусь съ вами и завтра же снова покину для того чтобы возвратившись, не покидать васъ боле.

— О! — вскричала съ тоской молодая двушка: — Новая разлука!..

— Повторяю вамъ, моя ненаглядная Этель, что я скоро возвращусь, чтобы вывести васъ изъ этой тюрьмы или похоронить въ ней себя вмст съ вами.

— Въ тюрьм вмст съ нимъ! — прошептала она. — О, не обманывайте меня. Могу ли я надяться на такое блаженство?

— Какихъ клятвъ нужно теб? Чего ты отъ меня хочешь? — вскричалъ Орденеръ: — Скажи мн, Этель, разв ты не жена моя?…

Въ увлеченіи страсти онъ крпко прижалъ ее къ своей груди.

— Твоя, — слабо прошептала она.

Два благородныхъ, чистыхъ сердца отрадно бились другъ противъ друга, длаясь еще благородне, еще чище.

Въ эту минуту грубый взрывъ хохота раздался позади ихъ. Человкъ, закутанный въ плащъ, открылъ потайной фонарь, который держалъ подъ полой, и вдругъ освтилъ фигуру испуганной и смущенной Этели и надменно изумленное лицо Орденера.

— Смлй, смлй, прекрасная парочка! Но мн кажется, что слишкомъ мало проблуждавъ въ стран Нжности и не прослдовавъ по всмъ изгибамъ ручья Чувствъ, вы черезчуръ краткимъ путемъ достигли хижины Поцлуя.

Читатели, безъ сомннія, узнали уже поручика, страстнаго поклонника мадмуазель Скюдери. Оторванный отъ чтенія Клеліи боемъ часовъ полночи, которыхъ не слыхали наши влюбленные, онъ отправился сдлать ночной обходъ башни.

Проходя въ глубин восточнаго корридора, онъ услышалъ звукъ голосовъ и примтилъ два призрака, двигавшіеся въ галлере на лунномъ свт. По природ смлый и любопытный, онъ спряталъ подъ плащемъ свой фонарь, неслышными шагами приблизился къ привидніямъ и своимъ грубымъ хохотомъ потревожилъ ихъ сладостное упоеніе.

Въ первую минуту Этель хотла было бжать отъ Орденера, но затмъ, вернувшись къ нему и какъ бы инстинктивно ища защиты, спрятала свое вспыхнувшее личико на груди молодаго человка.

Орденеръ съ величіемъ короля поднялъ голову и сказалъ:

— Горе тому, кто осмлится потревожить и опечалить мою Этель!

— Вотъ именно, — сказалъ поручикъ: — горе мн, если я имлъ неловкость испугать нжную Маидану.

— Господинъ поручикъ, — сказалъ Орденеръ надменнымъ тономъ: — я совтую вамъ молчать.