Ганфайтер. Дилогия
Шрифт:
Сихали спустился по колодцу вниз, протиснулся тесным кессоном наружу и вывалился на родимый лёд.
Планетарные двигатели растопили плотный фирн, вырыв порядочную воронку, Тимофею по пояс. Спотыкаясь, генрук взобрался на край и огляделся. Вдали, в паре километров от места посадки, поднимались домакоробочки, домапризмочки, домапирамидки станции «АмундсенСкотт». С чистого неба наплывал грохот ракетных движков – опираясь на «лисьи хвосты» выхлопов, опускался аварийный бот с ясно читаемой надписью: «Бора8». А далекодалеко на севере блёклую синеву небосвода перечёркивали белые шлейфы – это падали
Марина еле влезла в лёгкий скафандр, а вот Наташе он был как раз, красиво облегая фигуру. Обогрев спецкостюма работал, но женщина всё же прижалась к мужчине, ища тепла и защиты.
Сихали сжал Наташины плечи и ещё раз сказал, будто повторяя заклинание:
– Всё будет хорошо! Вот увидишь.
– Я верю, – прошептала Наташа.
Глава 21
БЕЛОЕ БЕЗМОЛВИЕ
21 декабря, 4 часа 40 минут.
АЗО, станция «Амундсен Скотт».
Сто сорок лет назад станция «АмундсенСкотт» стояла точно на Южном полюсе. С тех пор ледник уполз в сторону, и теперь до земной оси было метров двести, покрытых странными застругами в форме полушарий, а то и вовсе смахивавших на пеньки, – вездеход на такой «полосе препятствий» трясло пострашному.
Ныне первоначальной станции, окрещённой «Олд Поул» – «Старый Полюс» – было уже не видать, замело снегами. Модульные дома станции «АмундсенСкотт» встали на сваи, как на пуанты, и уже лет тридцать их озаряли лучи единственного в году рассвета. А после единственного в году заката, когда опускалась долгая ночь, по стенам модулей плясали сполохи полярного сияния.
Народ на этой станции, где можно было хоть каждый день совершать прогулку вокруг света, подбирался сам собой, как в плошке старателя, где золото оседало, а всякая муть смывалась. Беспомощных романтиков или нестойких лодырей никто с полюса не гнал – они сами покидали станцию, ежели забредали случайно в поисках лёгкой жизни. Эти «стрекозы» сразу чуяли: здесь им халява не светит, никому даже в голову не придет прокормить их и обогреть.
…Думая о возвышенном, Сихали пробирался к станции по волнистой линии, огибая заструги. Встречать пришельцев из космоса явились мохнатые звероподобные псы. Погавкав для приличия, они кружили на флангах, рыча и скалясь.
Наташа сразу спряталась за Тимофея.
– А ну пошли отсюда! – разозлился Браун.
Здоровенная псина, сцепившись с ним взглядом, прижала уши и поджала хвост. Отбежала шагов на десять, гавкнула басом.
– Не любят тебя собаки, – ухмыльнулся Гирин.
– Я – «кошатник», – наметил улыбку Сихали. – Наверное, кот был тотемным животным моего племени.
Клокотание мощного мотора заставило его пригнуться за высоким застругом. Вся компания повторила движение генрука, и вот, переваливаясь и взрыкивая, явил себя вездеход. Псы тотчас же бросились облаивать машину, из которой
– За мной, – тихо скомандовал Тимофей.
Выйдя на окраину станции, он не решился пройтись по Главной улице. Сначала надо было вызнать, что тут и как.
За складами и ангарами возвышался пятиэтажный куб нежилого вида – на высоких сваях, с крутыми трапами вдоль стен, с целым лесом антенн на плоской крыше.
– Это «Лабораториум», – уверенно сказал Купри, – тут можно спокойно отсидеться…
Не тутто было – с Главной улицы донеслись топот и крики, раздалась пара выстрелов в воздух, и сразу – взрыв проклятий.
Сихали нырнул под «Лабораториум», пробежал чащобой свай, подныривая под откосины, и выглянул на улицу. Её обступали два ряда трёхэтажных параллелепипедов, соединённых галереямипереходниками, иной раз переброшенных через улицу, а на истоптанном, умятом снегу, выложенном панелями настила, колобродила толпа вооружённых личностей.
«Оборонцев» Тимофей опознал сразу – по белым каэшкам с красными повязками на рукавах. Верная гвардия генерала Кермаса теснила орущих мужиков в дохах, озвучивая своё присутствие в тех же выражениях, не принятых в приличном обществе.
Вдруг толпа оранжевых каэшек раздвинулась, пропуская седого человека с обветренным, малоподвижным лицом, с костлявыми, но очень широкими плечами.
– Это Тагвелл Гейтсби, – негромко проговорил Купри, подойдя к Брауну со спины, – начальник станции.
Сихали кивнул, прислушиваясь.
– Какого дьявола, Джад? – выкрикнул Гейтсби. – Нравится тебе лизать задницу Кермасу, ну и лижи себе на здоровье, пока язык не сотрёшь! А нас извини – не из тех мы!
– Заткнись, Таг! – трубно взревел крупный «оборонец» в забавной финской шапочке и с рыжей шкиперской бородкой. – У меня генеральский приказ – разоружить, и я его исполняю! Ясно тебе? Немедленно сдать оружие, не то я за себя не отвечаю!
Гейтсби сложил кукиш и продемонстрировал его Джаду.
– Накось, выкуси!
Антаркты«оборонцы» угрожающе надвинулись на антарктовфридомфайтеров, и тут уж Тимофей вышел из тени.
– Тима! – слабо вскрикнула Наташа.
Сихали сделал успокаивающий жест: всё под контролем, дорогая.
Его появление было замечено не сразу, а когда обитатели станции угляделитаки «пришельцев из космоса», они остолбенели настолько, что даже подзабыли о стычке, едва не закончившейся перестрелкой.
Браун, держа лучемёт в левой руке, неторопливо прошагал в толпу и подал руку Гейтсби.
– Сихали Браун, – представился он.
Таг осклабился и крепко пожал протянутую пятерню. По толпе пробежал ропот.
– Тимофей Браун, вы арестованы, – тут же сориентировался Джад.
– Да ну? – комически изумился Сихали. – Это за что же?
– Вы обвиняетесь в хранении лучевого и пучкового оружия и в целом ряде военных преступлений, – отчеканил «оборонец».
– Джад, – ласково сказал Тимофей, – вообщето, война идёт. Заметил, может? А на войне, как на войне! Собирайся, Таг, – обернулся он к начальнику станции, – и собирай своих. Здесь больше нечего делать, надо уходить за горы…