Гарь
Шрифт:
— Тихо, — прошептала она. — Если будем стоять так, нас могут не заметить.
Но Ольха продолжала плакать, не в силах себя успокоить.
— Нас съедят совы, Михалина. Нас съедят!
— Не съедят, если ты прекратишь реветь, — холодно сказала княжна, хотя сама сейчас была не прочь поплакать. Но не здесь, а где-нибудь дома в тепле, уюте, безопасности.
Уханье послышалось ближе. Хлопанье огромных крыльев прозвучало в небе, но самой совы не было видно. Лина огляделась в поисках убежища, но ни куста, ни коряги вокруг не было. Оставалось только слиться
Снова звуки полёта. Лина зажмурилась, пошарилась в сумке, стараясь особо не шевелиться… Вот и мешочек с золой! Сжала нелепое оружие в руке, надеясь, что сможет попасть в совиные глаза при случае. Но еще больше надеялась, что случай пройдёт мимо.
— Ухууууууууу…
Прямо над их головами! Михалина схватила подругу за руку: она дрожала, из горла вырывался странный рокот.
Ствол дерева резко качнулся. Княжна посмотрела наверх.
Огромные жёлтые глаза смотрели на княжну.
Она не могла пошевелиться, парализованная страхом. Огромная птица сидела на ветке в нескольких метрах от них. В темноте виднелся только её силуэт да лимонные зрачки.
Несколько секунд безмолвие нарушал лишь ветерок.
Затем ночное пространство разрезал визг. Ольха в ужасе показывала на Сову пальцем и кричала, словно это хоть как-то могло ей помочь. Затем оторвалась от дерева, вырывая руку, и кинулась вбок, поскальзываясь на траве. Ужасающе медленно птица расправила крылья и спланировала вниз. Когти впились в тело беглянки, повалили ей не землю. Крик сорвался и стих.
Сова клевала свою жертву, закрываясь перьями. Лина разглядывала белый узор на тёмных крыльях: ломаные линии, точки, круги… Они были похожи на руны. Просто руны, не бывает птиц в рунах, значит вот это всё — не по-настоящему? Это сон? Просто кошмар? Сейчас она проснётся и Ольха принесёт ей завтрак, и посмеется над собственной глупой смертью.
Птица обернулась, неестественно вывернув голову и распахнув окровавленный клюв. Из её пасти свисала рука.
Михалина упала на колени. Её затошнило, тело забила крупная дрожь. Чтобы хоть как-то держаться за реальность, она вцепилась пальцами в кору, ощущая, как щепки впиваются под ногти.
Не могла Ольха так умереть…
Сова повернулась к ней целиком, пошла, опустив голову к самой земле, угрожающе расправила крылья. За её спиной осталось лежать тело.
Птица была в нескольких шагах от Лины, и тут княжна снова вспомнила про мешочек. Дрожащими руками развязала узелок, выхватила из него горсть.
— Не подходи ко мне, — сказала она таким же дрожащим голосом. — Не подходи, я кину в тебя золу!
Сова остановилась. Её голова медленно повернулась, встав вверх ногами. Из клюва падала вязкая кровь.
Пахло железом.
Из горла птицы вырвался клокочущий голос.
— Что мне? Что мне? Что мне твоя зола?
— Я знаю, что вы, Совы, не переносите золы. Поэтому я запаслась. Поэтому не подходи, иначе я тебя ослеплю.
— Наврали. Наврали. Наврали.
Лина бессильно опустила руку. Она догадывалась, что Ведана
Сова не отрывала от неё глаз. В зрачках отражались звёзды.
— Меня зовут Михалина. Я — княжна города Папоротников и Цапель.
Сова мочала.
— Ты приняла мой дар. Я привела тебе его, и ты приняла, Сова. Поэтому, прошу, исполни желание.
Её тошнило от собственной лжи, от этих грязных слов и от предательства. Ольха не заслуживала такой речи над своим мёртвым телом.
Но именно это заинтересовало Сову. Круглая голова снова повернулась.
— Вкусный дар. Вкусный. Вкусный. Что хочешь?
Глубоко вздохнув, княжна заставила себя смотреть сквозь совиные глаза.
— Я хочу твоей помощи, Сова.
Тут запнулась. Что просить? Дороги? Признания? Алеха? Она же сама себе не простит, если потратит на это единственный шанс в жизни и такую жертву.
Значит, нужно просить больше.
— Я пойду с восстанием возвращать мой город. Пойду скоро, но мне не хватает армии. Не хватает людей. Один человек сказал мне, что я могу просить помощи у существ, поэтому я и пришла сюда. Пожалуйста, дай мне силы, чтобы вернуть мне мой дом.
Звёзды с любопытством подглядывали через ветви. Сова выпрямилась: так она была выше Лины — расправила крылья. Вернулась к телу Ольхи, несколько раз его клюнула, задрала голову, с хищным клёкотом доедая мясо.
В глазах Лины начало темнеть. Она не смела торопить птицу, но и смотреть на это больше не хотела.
Внезапно хищница заклокотала так громко, что оглушила Лину, да и весь лес в придачу. Девушка заткнула уши, зажмурилась. Страх сжал ей желудок и горло. Что значит этот крик? Предсмертная песня? Приговор?
Небо заполнил звук хлопающих крыльев, и на ветви деревьев опустились ещё четыре Совы. Ветви пригибались под их весом, в глазах отражалось любопытство.
Та-Сова-которая-убила-Ольху что-то проклокотала, задрав шею. Остальные Совы ответили.
Одна из Сов опустилась на землю. Глаза у неё были другие, блеклые, слепые.
Та-Сова подскочила к ней, прижалась лбом ко лбу, а затем, приподнявшись в воздухе, полоснула когтями по горлу.
Фонтан крови оросил поляну, попал на Михалину. Она в ужасе отвернулась, уткнувшись в сосну, но птица закричала вновь, привлекая её внимание.
Слепая сова лежала на земле, слегка подрагивая. Море крови медленно растекалась под ней, пачкая перья. Белые глаза смотрели в пустоту.
— Бери нож. Бери. Бери нож, режь крылья. Надень крылья. Надень.
— Что…
— Бери нож. Бери. Бери нож, режь крылья. Надень крылья. Надень, — повторила Та-Сова.
Лина вытащила клинок из сумки, кое-как подошла к телу слепой Совы, упала рядом. Остальные хищницы смотрели на неё с веток.
Лина занесла лезвие. Поборола новый приступ.