Гарь
Шрифт:
Анжей разлил сбитень по стаканам.
— Да, насчет плавания. Анна, а ты уверена, что справишься с управлением лодки?
— Конечно! Чего там править-то, парус поднял и поплыл.
— Ладно, хорошо.
Улыбнувшись ему, Анна села за стол, думая о том, что надо бы уточнить у этого Старика Свена насчёт управления, а то мало ли что…
Утром от зимы прибыл запоздавший гонец — колючий холодный ветер. Он склонял деревья, будил волны, загонял разгулявшихся детишек обратно в дома.
Небо было тёмно-серым, в ушах стоял нескончаемый
По счастью берег и халупа, где жил Старик Свен, находились недалеко от их ночлега, но непогода делала путь вдвое длиннее.
Анжей шёл, нагнувшись вперёд, как олень, который упрямо тащит тяжелую ношу, но никак не может перебороть гравитацию. Лица в окнах смотрели на путников с небольшой толикой сочувствия, но помощи не предлагали.
Наконец, Овечка и Анжей вышли на берег, состоявший из сплошных скользких камней. В двух шагах от них, прямо за самым большим булыжником, стояла маленькая рыбацкая халупа, окрашенная возрастом и морем в серо-зелёный цвет. Ступеньки у входа прогнили до основания и жалобно скрипели при каждом шаге. Впрочем, весь дом отчаянно стонал под порывами ветра. Старый-старый дом, которому давно бы пора на покой, но он будет стоять на берегу до тех пор, пока не рухнет своему хозяину на голову однажды ночью, когда тот будет спать.
Овечка постучалась в дверь, но чисто из вежливости: гнилая доска висела на одной петле. Послышались шаги, на встречу вышел худосочный лысый старик с длинным лицом, острым носом и маленькими прозрачными глазами. Ходил он, согнувшись в три погибели, а на животе носил окровавленный фартук.
Запах рыбы немилосердно ударил в нос.
Старик почесал живот, не выпуская из руки ножа, причмокнул губами:
— Чего надобна? — проскрипел он.
От тошнотворного запаха Овечка в первую секунду лишь стояла и старалась не дышать. Затем, когда Свен раздраженно оскалился, воскликнула:
— Горит Маяк, господин Свен! Нам сказали, что вы лодку продаёте, хотели бы приобрести.
— Это кто такое сказал, а?
— Сима.
— А… Ну есть лодка, есть… Сколько дадите?
Анжей хотел назвать цену — Овечка это видела — но она вовремя успела пихнуть его локтем, заставляя повременить.
— Сначала покажите!
Старик недовольно поморщился, пробормотал какие-то неразборчивые стариковские проклятия, развернулся и исчез в темноте дома. Анжей повернулся к сестре:
— Может, ты его обидела?
— Если я обидела его таким вопросом, то лодки и в помине не было! — запротестовала Овечка, хотя в глубине души опасалась, что брат прав и безумному старику не понравился её тон или цвет волос. Кто этих стариков поймёт!
Но спустя несколько минут дверь снова отворилась и Свен вышел на улицу, облаченный в дублёнку и шрем. Не утруждая себя словами, спустился по шатким ступенькам и свернул за камень. Овечка, потянув Анжея за собой, направилась следом.
Лодка — однопарусный ял — была привязана
Старик взял верёвку и, кряхтя, потянул на себя. Овечка толкнула Анжея к нему. Брат вежливо наклонился над ухом старика.
— Может быть, вам помочь?
— Что? Что? Чего ты болтаешь? Лучше бы не болтал, а помогал, вон какой детина, а без дела стоишь!
Со вздохом Анж взял скользкий канат и в три рывка притянул ял к кромке берега. Лодка оказалась довольно крупной — шесть метров в длину, два в ширину, фок-мачта с одиноким серым парусом торчала посередине. Борт когда-то был покрашен в белый, но угадывалось это с трудом.
Овечка прыгнула на доски. Ял слегка покачнулся на воде.
Критический осмотр материала показал, что судно в приличном состоянии, и это было удивительно — казалось, что живущий в таком доме и лодку запустит, но нет.
— Ну как? — спросил её Анжей.
— Ну так… ничего такого, конечно. В Рябиновых Холмах получше предлагали, помнишь? Пошире был, поновее.
По глазам видела: соображает Анжей медленно, но, зная сестру, кивает чисто на всякий случай.
Старик недобро щурился:
— Ну и идите в свои холмы, коли там лучше, а мне тогда оставьте.
— Да думаю нам и такой сойдёт, на самом деле. Подгнишвий кое-где, но…
— Да где?! Где он подгнивший?! А?! Лаком крыл — не перекрыл, как он подгнивший-то?!
— А чтоб подгнившими не был, его надо не только лаком крыть, но ещё в сухости держать, что вы, не знаете, что ли!
— Знаю, знаю, но что делать, если тут что ни день, то прибой, а он ял назад уносит.
— А чего вы ждёте?
— А я, — старик гордо задрал нос, — а я верю, что придёт день, когда прибоя не будет. Каждый день верю.
От такой логики Овечка только присвистнула.
— Ну вы доверились до того, что сейчас у вас не будет лодки… Семь монет?
Секундное удивление на лице Свена дало Овечке понять, что он и на пять-то не рассчитывал, а тут ему сверх предлагают! А значит, где семь — можно выбить и десять!
— Десять! — каркнул он.
— Не, десять слишком, десять нам за рябиновый предлагали… девять и всё.
— Ладно-ладно… Девять монет и убирайтесь прочь.
Анжей вложил в его мозолистую ладонь синие железяки. Свен разглядел каждую на свет, зачем-то лизнул одну, кивнул и пошёл по берегу к дому. Забравшись на лесенку, крикнул:
— Только вы уходите отсюда! Это моя часть берега, и мне не надо, чтобы вы тут с лодкой ошивались! Уходите, а то камнями в вас кину!
И быстро скрылся дома, а Анна и Анжей остались с лодкой на холодном берегу.
— Вот же гад! — вскипела Овечка. — Как мы его вдоль берега повезём? Ветер в другую сторону дует!
Анжей положил ладонь на её макушку, и это тут же успокоило.
— Я останусь здесь, посторожу его. Сильно сомневаюсь, что он рискнёт выполнить угрозу, а если и бросит что…