Гарри Поттер и Орден Феникса (Анна Соколова)
Шрифт:
Словно черви, душу Гарри точили воспоминания. Он никогда не сомневался, что его родители были замечательными людьми, а измышлениям Снейпа по поводу характера его отца Гарри никогда не придавал значения. Разве другие, Хагрид, например, или Сириус, не уверяли Гарри, что его отец был прекрасным человеком? ( «Ага, только посмотри, что из себя представлял сам Сириус… — проворчал внутренний голос Гарри. — Один другого стоил…»). Да, когда-то ему довелось подслушать, как профессор Макгонаголл упомянула, что его отец и Сириус в школе хулиганили, но по ее словам
Гарри попытался зацепиться за мысль, что Снейп сам нарвался на то, что получил от Джеймса, но ведь Лили спрашивала: «Что он тебе сделал?» И ведь Джеймс ей ответил: «Все дело скорее в факте его существования вообще». Ведь Джеймс затеял это все только потому, что Сириус заявил, как ему скучно?.. Гарри пришло на память сказанное Люпиным на Гриммолд-плейс: Дамблдор назначил Люпина префектом в расчете на то, что ему удастся повлиять на Джеймса и Сириуса… но в думосбросе Люпин сидел как ни в чем не бывало…
Гарри напоминал себе, что Лили вмешалась в происходящее: мама-то оказалась на высоте. Но тут же вспоминал, с каким лицом она кричала на Джеймса, и от этого ему становилось еще хуже: она явно ненавидела Джеймса, и Гарри представить себе не мог, как же они, в конце концов, поженились. Гарри даже приходило в голову, а не заставил ли ее Джеймс силой…
Почти пять лет мысли об отце грели и воодушевляли Гарри. Всякий раз, когда ему говорили, что он похож на Джеймса, Гарри распирало от гордости. А теперь… теперь при мысли о нем Гарри становилось тоскливо и пусто.
Пасхальные каникулы шли, и дни становились все ветренее, погожее и теплее, но Гарри, как и другие пяти- и семикурсники, сидел взаперти, готовясь к экзаменам и гуляя только в библиотеку и обратно. Он делал вид, что причина его плохого настроения только в надвигавшихся экзаменах, а поскольку всех гриффиндорских приятелей от учебы уже тошнило, то никто не сомневался.
— Гарри, я к тебе обращаюсь, ты меня слышишь?
— Угу?
Гарри огляделся. К его столу в библиотеке, за которым он сидел в одиночестве, подошла растрепанная от ветра Джинни Уизли. Дело было воскресным вечером: Гермиона уже отправилась в гриффиндорскую башню повторять Древние руны, а у Рона шла тренировка по квиддичу.
— А, привет, — поздоровался Гарри, придвигая к себе учебники. — Почему ты не на тренировке?
— Она закончилась, — ответила Джинни. — Рону пришлось увести Джека Слопера в больничное крыло.
— Почему?
— Ну, точно мы не знаем, но считаем, что он сам себя огрел битой, — Джинни тяжело вздохнула. — В общем… вот, посылка пришла, только-только из рук Амбридж — все это время досмотр проходила.
Джинни положила на стол коробку, завернутую в оберточную бумагу: посылку явно разворачивали и потом небрежно заворачивали вновь. Наискосок посылку пересекала надпись красными чернилами: «Проверено и пропущено Главным дознавателем «Хогвартса».
— Там пасхальные яйца [241] от мамы, — пояснила Джинни. — Одно для тебя… держи.
Джинни вручила ему красивое шоколадное яйцо, украшенное маленькими глазированными снитчами, и, судя по упаковке, с коробочкой
— Гарри, ты чего? — тихо спросила Джинни.
— Все нормально, — хрипло бросил Гарри.
От комка в горле стало больно. Гарри не мог понять, отчего на него так подействовало пасхальное яйцо.
241
Easter eggs (традиция дарить яйца на Пасху имеет языческие корни. Остра — Eostre (на англо-саксонском) — языческая богиня возрождения жизни, которое символизирует переход от зимы к лету. Празднования в ее честь происходили в апреле. Позже христианская церковь включила эти празднования в свой календарь, трансформировав их в праздник Пасхи. Символами Остры были яйцо и заяц, который позже трансформировался в пасхального кролика)
— Ты в последнее время совсем неважно выглядишь, — настаивала Джинни. — Знаешь, я уверена, что если тебе просто поговорить с Чо…
— Да не с Чо я хочу говорить, — грубо оборвал ее Гарри.
— А с кем? — внимательно посмотрела на него Джинни.
— Я…
Гарри оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Мадам Пинс стояла за несколько стеллажей от них, заваливая грудой книг обалдевшую Ханну Аббот.
— Я так хочу поговорить с Сириусом, — шепнул Гарри, — но понимаю, что не получится…
Джинни продолжала озабоченно созерцать Гарри. Он развернул свое пасхальное яйцо, отломил изрядный кусок, просто чтобы чем-нибудь отвлечься, и сунул в рот, хотя есть совсем не хотелось.
— Ну, — медленно начала Джинни, тоже откусывая от своего яйца, — если тебе правда так хочется поговорить с Сириусом, то, я думаю, можно это устроить.
— Ага, как же, — уныло отмахнулся Гарри, — только Амбридж следит за каминами и читает всю почту.
— Когда растешь бок о бок с Фредом и Джорджем, — задумчиво произнесла Джинни, — то иногда в голову начинает приходить, что нет ничего невозможного, главное, чтобы наглости хватило.
Гарри посмотрел на Джинни. То ли шоколад подействовал — Люпин всегда советовал есть его после встреч с дементорами, то ли потому, что он озвучил желание, уже неделю сжигавшее его изнутри, но перед ним вдруг забрезжила надежда.
— ДА ВЫ СООБРАЖАЕТЕ, ЧТО ТВОРИТЕ?
— О, черт… — зашипев, подскочила Джинни. — Я же забыла…
На них налетела мадам Пинс с перекошенным от гнева увядшим лицом.
— Шоколад в библиотеке! — верещала она. — Вон отсюда… ВОН!
Она замахнулась палочкой, и учебники Гарри, его сумка и чернильница набросились на хозяина и Джинни, и пока ребята спасались бегством из библиотеки, летели следом и то и дело отвешивали им подзатыльники.
Незадолго перед окончанием каникул, словно чтобы подчеркнуть важность предстоящих экзаменов, на столах в гриффиндорской гостиной стали появляться пачки буклетов, брошюр и листовок с рекламой разнообразных магических профессий, а на доске объявлений вывесили плакат, который гласил: