Гарри Поттер и Орден Феникса (Анна Соколова)
Шрифт:
— Гарри, а вот и ты. Так я и знала, что каким-нибудь боком тебя обязательно приплетут, — Гермиона взглянула на него поверх газеты.
Дело было в больничном крыле. Гарри сидел на краешке кровати Рона, оба внимательно слушали Гермиону, которая вслух зачитывала первую полосу «Воскресного Пророка». В изножье кровати Гермионы клубком свернулась Джинни — ее лодыжку мадам Помфри вылечила в мгновение ока. Невилл, чей нос тоже привели в порядок, вернув ему прежний размер и форму, присел на стуле между двумя кроватями, а Луна, заглянувшая проведать больных, не расставаясь с последним выпуском «Экивокера», читала свой
— Зато теперь он снова «мальчик-который-выжил», — мрачно заметил Рон. — И никаких тебе «завравшихся хвастунов», угу?
Он запустил руку в огромную кучу шоколадных лягушек, которые лежали на прикроватном столике, набрал пригоршню, бросил несколько штучек Гарри, Джинни и Невиллу, и зубами сорвал обертку со своей. До сих пор руки Рона до самых локтей покрывали глубокие рубцы от щупальцев мозга. По словам мадам Помфри, от мыслей зачастую остаются самые глубокие раны, хотя после того, как она начала обильно мазать Рона Позабывчивым Притиранием доктора Аббли, [279] дела пошли на поправку.
279
Dr Ubbly's Oblivious Unction; Ubbly — вероятно форма архаичного слова «obley» — «причащение»
— Да уж, Гарри, теперь они рассыпаются тебе в комплиментах, — согласилась Гермиона, просматривая статью до конца, — «Одинокий глас правды… принимали за помешанного, но он никогда не отступал от своих заявлений… пришлось сносить насмешки и клевету»… Хм, — нахмурилась она. — Что-то я не вижу здесь упоминананий о том, что все насмешки и клевету распространял именно «Пророк»…
Она слегка поморщилась и прижала руку к ребрам. Хоть Долохов и не смог произнести вслух магическую формулу своего проклятия, и в полную силу оно не сработало, но все-таки причинило Гермионе, как выразилась мадам Помфри, «и без того немалый вред». Ей приходилось каждый день принимать десяток самых разных зелий, и поправлялась она быстро, так что в больничном крыле ей уже порядком надоело.
— «Сами-Знаете-Кто и его последняя попытка покушения с целью захвата власти», со второй по четвертую страницу, «О чем Министерству следовало нам рассказать», страница пять, «Почему никто не прислушался к словам Альбуса Дамблдора», с шестой по восьмую страницу, «Эксклюзивное интервью Гарри Поттера», страница девять… Да уж, — Гермиона сложила газету и отшвырнула в сторону, — теперь писаки разгуляются. А интервью с Гарри — никакое не эксклюзивное, оно давным-давно было в «Экивокере»…
— Папа им его продал, — рассеянно пояснила Луна, перевернув страницу «Экивокера». — Очень неплохо заработал на нем, кстати, так что летом мы собираемся поехать в Швецию, посмотрим, вдруг удастся поймать Мяторогих Храпсов.
Гермиона довольно быстро справилась с собой и откликнулась:
— Звучит заманчиво.
Джинни поймала взгляд Гарри и тут же, с ухмылкой, отвела глаза.
— Ну, ладно, а что в школе делается? — Гермиона чуть-чуть выпрямила спину и снова поморщилась.
— Значит так, Флитвик покончил с болотом Фреда и Джорджа, — начала Джинни, — это заняло у
— Зачем? — с удивленным видом поинтересовалась Гермиона.
— О! Как превосходный образчик магии — он так и сказал, — пожала плечами Джинни.
— По-моему, он оставил его как памятник Фреду и Джорджу, — с набитым шоколадными лягушками ртом прошамкал Рон и, тыча пальцем в гору лягушек перед собой, сообщил Гарри: — Представляешь, все это прислали мне они. Похоже, потешная лавка процветает, а?
Гермиона неодобрительно поджала губы, потом спросила:
— Значит, после возвращения Дамблдора все неприятности кончились?
— Ага, — подтвердил Невилл, — все наладилось.
— Филч, небось, счастлив? — поинтересовался Рон, прислоняя карточку из шоколадной лягушки с портретом Дамблдора к кувшину с водой.
— Ничего подобного, — возразила Джинни, — на него даже смотреть жалко… — она понизила голос: — Он без конца твердит, что Амбридж — это самое лучшее, что выпадало на долю Хогвартса…
Все шестеро оглянулись. На кровати напротив, уставившись в потолок, лежала профессор Амбридж. Чтобы вызволить ее от кентавров, Дамблдор в одиночку отправился в Лес и вернулся из чащи без единой царапины, ведя Амбридж под руку, — как ему это удалось, не знал никто, а сама Амбридж, естественно, тоже не рассказывала. После возвращения в замок она, насколько было известно ребятам, не произнесла ни единого слова. Никто и понятия не имел, что с ней приключилось. Ее блеклые волосы, обычно тщательно уложенные, торчали во все стороны, в них до сих пор застряли прутики и листья, но в остальном, на первый взгляд, с ней все было в порядке.
— Мадам Помфри говорит, что у нее просто шок, — шепнула Гермиона.
— Скорее, хандра на нее напала, — возразила Джинни.
— Ага, она подает признаки жизни, если сделать вот так… — Рон пощелкал языком, имитируя цокот копыт.
Амбридж моментально села в кровати и с ошалелым видом принялась озираться по сторонам.
— Профессор, что-нибудь не так? — высунув голову из кабинета, окликнула ее мадам Помфри.
— Нет… нет… — Амбридж осела обратно на подушки. — Нет, приснилось, наверное…
Гермиона и Джинни, прыснув со смеху, уткнулись в одеяло.
— К слову, о кентаврах… — немного успокоившись, осведомилась Гермиона, — кто теперь преподает Прорицание? Флоренцо остался?
— А куда он денется? — ответил Гарри. — Остальные кентавры обратно его не примут.
— Похоже, они вдвоем с Трелони будут преподавать, — предположила Джинни.
— Держу пари, Дамблдор не прочь избавиться от Трелони раз и навсегда, — поглощая четырнадцатую лягушку, заявил Рон. — Сами подумайте, предмет вообще никчемный, а по мне — Флоренцо немногим лучше…
— Да как ты можешь говорить такое? — возмутилась Гермиона. — После того, как мы своими глазами видели, что бывают настоящие пророчества!
У Гарри екнуло сердце. О содержании пророчества он не рассказывал ни Рону, ни Гермионе, ни кому бы то ни было вообще. Невилл объяснил ребятам, что пророчество они расколотили, когда Гарри вытаскивал его по ступеням из Зала Смерти, а сам Гарри пока что никого не разубеждал. Не готов был увидеть их лица, если сообщит, что ему суждено стать либо убийцей, либо жертвой, иного пути не дано…