Гавани Луны
Шрифт:
Надо предоставить им возможность слепо идти навстречу своей гибели.
Так что я молча поднялся по лестнице, и сделал себе в холле кофе. Выпил две чашки, когда легавый вышел с рабочими из подвала. Он не выглядел смущенным, но легкая растерянность взгляда выдавала его.
Ваш подвал сух, – сказал он мне, рассчитывая на благодарность.
В любое время, – сказал я.
Я вижу, вам не понравилось, что ключи есть и у меня, – сказал он.
Так вот они, – сказал он.
Два ключа на тонком кольце легли на стол перед моим носом. Я поднял
Оставьте дверь открытой!
Он, не оборачиваясь, так и сделал.
Когда шум машины, на которой он увозил рабочих в город, стих, я прошелся не спеша по дому, и открыл везде окна. Если бы Рина видела меня, она бы поняла, что я не намерен сюда возвращаться. Я ходил в обуви. И тем самым нарушал нашу семейную традицию: вы могли устроить в в этом доме черт знает что, но обувь, обувь – вы снимали ее на пороге. Рина строго блюла эту святость мечети. Даже легавый с рабочими, вспомнил я, переобулись на пороге. И вот, я попрал эту святость, не разулся, и, наплевав на узы связывавшей нас с Риной традиции, оставлял на полу в доме мокрые – после подвала, – следы. Я чувствовал себя кочевником, который не спешился и заехал в собор покоренного Константинополя. К примеру, в церковь святой Ирины, вспомнил я свое стамбульское прошлое.
И вот, я надругался над храмом Святой Рины, и топтал его нечистыми ногами.
После осквернения оставалось лишь закрыть его, и, как и стамбульский храм, оставить на полторы тысячи лет – пустовать.
Я так и сделал.
После чего вернулся в дом Яны.
Разулся сразу же за порогом, и поднялся наверх. Яна стояла у окна, безразлично глядя на городок.
Убрались? – сказала она.
Ты оказалась права, – сказал я.
Теперь я тебе верю, – сказал я.
Говорю же, стоит отсосать мужику, как он становится откровенным, как болтливая баба, – сказала она.
Что-то мне охота поболтать, – сказал я.
Она повернулась, подошла ко мне, и поцеловала. Целовалась она так же, как и сосала. Лучше всех в мире. Я почувствовал пряный укол вины за то, что подумал так. Вины перед своей женой, да и другими женщинами. Но пора привыкать не думать о мертвых. Так что я набрал в рот слюны побольше и смыл горечь праха. Яна обвила меня языком. Рот заменял ей влагалище, но оставался ртом. Она целовала меня божественно и вылизала мне рот, после чего слегка отстранилась. Глянула на меня внимательно.
Сейчас поспи, – сказала она.
Ночью нам придется вернуть их обратно, – сказала она.
Ты уверена? – сказал я.
Легавый не дурак, – сказала она.
Он говорил, что у него смутные подозрения насчет того, что ты грохнул свою жену, – повторила она свое ночное предостережение.
Он провидец, – сказала она восхищенно, – ведь он сказал это за день до того, как ты убил жену.
Она поскользнулась, – сказал я.
Мой дом – единственный обитаемый по соседству, и если ты и мог где-то спрятать
Может, он вернется днем же? – сказал я.
Нет, приличия ради он отвезет рабочих в город, а там у него дела, – сказала она. – Не раньше следующего дня.
Что мешает ему плюнуть на приличия? – сказал я.
Что-то мешало, раз он не обыскал твой дом прямо, – сказала она.
Отдохни, а ночью мы перенесем их обратно, – сказала она.
Он поищет у меня, и потерпит неудачу, – сказала она.
Ты думаешь, он проявит упрямство? – сказал я.
Я знаю, что он его проявит, – сказала она.
Он будет искать трупы, потому что знает, что они есть, – сказала она.
Один из них – его рук дело, – сказала она.
Доверься мне, и мы разберемся с этим делом, – сказала она.
Я подумал, что у меня ушло всего несколько часов на то, чтобы попасть в зависимость от одной женщины к другой. Яна отвернулась от меня и предоставила мне возможность отдохнуть.
Я лег на постель одетым, и глядя на ее спину – она все стояла у окна, – вспомнил одну историю.
Я прочитал ее в китайском трактате из толстенной книги, с помощью которой засыпал, когда Рина отправлялась в очередной анабасис траха. Мастера меча из Китая – или то была все же Япония – преследовали, и он спрятался в храме, где стояли три сундука. Он положил себе на голову священный текст, прочел заклинание, и исчез. Так гласит легенда. На самом деле – пояснял комментарий – парень спрятался в сундук и прикрылся свитком. А когда преследователи проверили сундуки и выбежали из храма, вылез, и поменял убежище. Потому что кто-то из преследователей решил вернуться и проверить сундуки тщательнее.
Для Рины эта история кончалась на том месте, где парень клал себе на голову заклинания и исчезал.
Волшебной составляющей истории для моей жены вполне достаточно. Ее всегда бесило, что я не верил в заклинания, а говорил, что парень просто спрятался в сундук. Духи мстят за неверие, милый, – говорила она, – и дышала на меня падалью всех овец, котов и девственниц мира, принесенных когда-либо на заклание Дьяволу.
С этим запахом в ноздрях я и уснул.
И, хотя я чувствовал себя бесконечно одиноким айсбергом посреди океана, я не был один. Женщины, словно чайки, кружили над моей вершиной, сверкающей в ночи. Рядом со мной отколовшейся глыбой льда дрейфовала Яна. Под нами, – в подвале ее дома, – лежали три женщины, которых мы перетащили из моего дома ночью, завернув в черные полиэтиленовые мешки для мусора. И, как и положено скрытой части айсберга, они и несли на себе всю тяжесть нашего существования. Омываемые водой, пропитанной горькой солью, они постепенно таяли и исчезали, как душа, вылетающая из остывшего тела. Они жертвовали собой, чтобы вершина неслась над океаном горделиво и устрашающе. Все вместе мы были гигантским смертельным, – завораживающим своей ледяной пустотой, – убийцей-айсбергом.