Гавани Луны

Лорченков Владимир Владимирович

И где-то – навстречу нам – шел на всех парах чей-то «Титаник».

40

К городку подкрались выходные.

Если точно, они начинались завтра.

Это значило, что городок заполнится людьми. Дома захлопают дверьми, на примятой траве станут прыгать за детьми собаки, и над гомоном веселых отдыхающих будет раздаваться рев маленьких моторных самолетов с транспарантами «Будь здоров, любимый наш…». Городок отдыхал с толком, и, хочешь не хочешь, в субботу к тебе наведывались гости, и ты чувствовал себя

свиньей, если не отвечал таким же приглашением на следующий день. Потягивать отупляющие коктейли на пластиковых лежаках или парусиновых качелях, которыми украсили свои дворы все жители нашего городка, – что может быть лучше на стыке лета и осени? В другое время я бы встречал выходные с венком цветов, караваем и солонкой, я бы плясал и плакал от радости. Но в этот раз все было по другому.

Я ждал субботы, как алкоголик – окончательного пробуждения.

Неприятное, гадливое чувство неизбежного давило на меня потолком чужой комнаты. Ты уже пришел в себя в серой от рассвета спальне и все гадаешь, что натворил вчера. Тебе хочется пить, но ты боишься встать, ведь это будет значить – день начался и шестеренки завертелись. Но, сколько бы ты не пытался, уснуть у тебя не получается. И ты молишь Бога, чтобы день никогда не наступал. Но он уже врывается в твою спальню треском проводов первого троллейбуса, шумной ссорой припозднившихся гуляк в соседнем ресторане, пением птиц в парке напротив. И ты лежишь, сжав зубы, и мечтаешь о том, чтобы этот не начавшийся день кончился, ты хочешь его смерти больше, чем девушка – гибели незаконно зачатого плода. Ты не хочешь вступать в этот день, но он уже надвигается на тебя, как свет – на младенца, вышедшего из входа. И, волей неволей, ты вываливаешься в этот мир, и он ошеломляет тебя бурей света, шума, запаха и предчувствия неизбежной смерти.

Я знал, что суббота настанет, но не хотел этого. Сколько я не гнал от себя это чувство, оно возвращалось шипами репейник, и щекотало мне кожу, из-за чего я почесывался во сне, как блохастый пес.

Из-за этого я и проснулся.

В комнате уже потемнело. Силуэт Яны на фоне окна выглядел большим и грозным. Но недостаточно большим для того, чтобы отпугнуть меня. Я сел, потер висок – каждый раз, когда спишь днем, голову закладывает, будто уши в самолете, – и попробовал встать. Голова слегка кружилась, но чувствовал я себя неплохо. Неплохо было бы выпить кофе.

Кофе на стуле в углу, – сказала Яна, не оборачиваясь.

Я пожал плечами. Мое отражение было видно в окне, она видела, что я встал. Никакой магии, Рина. Выпив кофе, я подошел к Яне и поставил чашку на подоконник.

Еще полчаса, и можно перетащить их обратно, – сказала она.

Один вопрос, – сказал я.

Зачем ты это делаешь? – сказал я.

Ты мне нравишься, – сказала она.

Тут дел на двадцать пять лет заключения, – сказал я, – и то лишь потому, что смертную казнь отменили.

А тебе всего семнадцать лет, – сказал я.

Так вот поэтому и помогаю, – сказала она.

Подумав, я решил, что она права. Человек, битый жизнью, в такие истории впутывается, лишь если они сами впутали его в себя. Нужно быть очень молодым,

чтобы ввязаться в криминальное дело из-за… чего, подумал я, держа руку на ее широкой талии. Любви? Она была странной. Но у меня не было времени подумать над этим. Я должен решить свои проблемы, и события, как обычно, несли меня быстрее, чем я мог сообразить, что да как. Рина недаром считала меня тугодумом. В тот раз, когда тебя использовали, чтобы выйти на торговцев наркотиками, – говорила она. О, милый, там с самого начала было все ясно. Ты просто не разбираешься в людях, говорила она. Ни хрена не разбираешься в людях. Вот и сейчас… Эта толстенькая девчонка, неужели ты не видишь, что…

Я ударил себя по лбу и велел Рине:

Заткнись.

Яна взглянула на меня с веселым недоумением.

Мертвые жужжат как комары? – спросила она.

Сначала мне захотелось сострить что-то насчет сосущих насекомых, потом прихлопнуть ее саму. Но я сдержался.

Что ты сделаешь с телами потом? – сказала она.

Мне придется придумать это в течение получаса, – сказал я.

Рекомендую спустить их в реку, – сказала она.

Река, рано или поздно, возвращает свои сокровища, – сказал я.

Мы прислушались. Днестр чуть шумел. Я присмотрелся и увидел, что река чуть расширилась, как глаза от ужаса. Должно быть, вода повидала много страшного, подумал я, после чего вспомнил – она видела смерть моих женщин, это три мои мертвые ведьмы вызвали разлив реки. Умилостивить реку можно, только если принести ей в жертву тела, шепнул тонкий голосок в ухо. Отдай мясо воде, накорми ее. Но я знал, что это губительный голос, тот, что ведет вас за собой в болото. Тела в реке рано или поздно всплывут, и тогда же всплывут обстоятельства исчезновения всех их.

Если я выпутаюсь из этой истории, мне крупно повезет, понял вдруг я.

Шансы мои ничтожно малы, а дела плохи.

Как ни странно, осознанное не взволновало меня. Напротив, даже успокоило. Если все потеряно, то можно играть, не боясь потерять ставку. Я прижал Яну к себе и потерся головой о ее щеку. Девушка и я были примерно моего роста, но из-за полноты она казалась чуть больше меня.

Что бы я не решил с ними сделать, я должен отнести их к себе в подвал сначала, – сказал я.

Он вернется, да, – сказала она.

Но вряд ли в форме, с ордером, и машиной с мигалками, – сказала она.

Я спросил ее:

Давно ты…

Давно ли я его шлюха? – сказала она.

О Боже, – сказал я.

Ты такой же, как он, – сказала она, рассмеявшись. – Взрослый мужик, который пользует девку всеми мыслимыми и немыслимыми способами, но приходит в ужас, увидев, как она не вымыла руки.

Надеюсь, ты их вымыла, – сказал я, чувству ее руку у себя в штанах.

Значит, ты избавишься от них завтра? – сказала она.

В понедельник, – сказал я.

В выходные здесь будет людно и шумно даже ночами, – сказал я.

Хорошо, – сказала она.

Это я убил ее? – сказал я.

Кого? – сказала она.

Девушку, блондинку, – сказал я, – не говори, что ты не видела…

Я не видела, – сказала она с непроницаемым видом.