Газета День Литературы 141 (5 2008)
Шрифт:
Как человек политически чуткий В.Бондаренко в статье "Русский мир" (2006) фиксирует новые нотки, зазвучавшие на уровне государственно-личностной риторики. Наряду с прежней политикой игнорирования или запрещения, преследования "русского" и русских, "наконец, в конце 2006 года из уст президента России мы услышали о "русском мире". О том, что он — типичный русский человек". Однако, добавлю от себя, в государственной идеологии за последние два года так ничего и не изменилось. Русская составляющая её, о необходимости которой справедливо пишет Бондаренко в статьях "Культура как окончание" (2004), "Русский мир" (2006), всё же не появилась. Эпизодические, формальные "экивоки" в сторону русских писателей — поздравительные телеграммы в связи с юбилеями В.Белова, Ст. Куняева, А.Проханова,
Завершая сюжет о власти, замечу: статья В.Бондаренко "По медвежьей тропе" ("День литературы", 2007, № 5), не вошедшая ни в одну из трех книг, принципиально отличается от аналогичных публикаций критика тем, что в ней впервые даются высокие оценки одному из представителей верховной власти — Дмитрию Медведеву. Отношение Бондаренко к "тихому русскому в Кремле" очень напоминает первоначальную реакцию некоторых русских патриотов на явление Путина. Думаю, критика ожидают разочарования, если президент Медведев не поймёт очевидного: необходимости появления русской, имперской государственной идеологии. Об этом так много и часто говорит Владимир Бондаренко в своих статьях. На уровне культуры это выглядит так: "Народ, не имеющий своей народной культуры, или уже мёртвый народ, или обречён на вымирание или мутацию в недалёком будущем"; "Национальный мелос должен господствовать на радио и телевидении <…>. Книжные издательства должны быть строго ориентированы на национальную классику <…>. В государственных советах по культуре не должны господствовать лишь космополиты и либералы" ("Культура как ополчение", 2004).
Немалое место в книге Бондаренко занимает полемика со "своими", с теми, кого традиционно относят к "правым", "патриотам"… В статьях "Импотенция непротивления" (1995), "Христианские постмодернисты" (2002), "Тщета гуманитарных амбиций" (2006) оппонентами критика являются П.Палиевский, В.Крупин, К.Кокшенёва, В.Хатюшин, Н.Дорошенко, А.Сегень, А.Шорохов. Споры ведутся по самым разным вопросам — от восприятия творчества Ю.Кузнецова, И.Бродского, А.Проханова, Т.Глушковой и других современных писателей до человеческого и творческого поведения.
При всей своей импульсивности, пассионарности Владимир Бондаренко — человек довольно терпеливый, когда речь идёт о нём самом, о критике в его адрес. Но в данном случае полемика ведётся о дорогих для Бондаренко именах либо проблемах общего, национального звучания.
Например, бурную — преимущественно отрицательную — реакцию у "правых" вызвали статьи критика середины 90-х годов "Импотенция непротивления" и "Пётр Палиевский как символ трусости", не вошедшие в книгу "Трудно быть русским". Поводом для их написания стал отказ Палиевского провести литературоведческую экспертизу текста Александра Зиновьева (этот текст, напомню, стал причиной возбуждения уголовного дела против писателя и газеты "Завтра"), а также выступление Петра Васильевича на орловском пленуме с идеей "литература вне политики".
Помнится, и я был возмущён резкими и неожиданными оценками В.Бондаренко. Однако сегодня, перечитывая эти статьи критика, я вынужден признать, что он во многом был прав. Бондаренко не просто разрушает устойчивый патриотический миф о Палиевском как борце за национальное освобождение, но и справедливо говорит о том, к чему ведут непротивление, неучастие, трусость и предательство. Приведу лишь одно высказывание критика: "Может быть, поэтому и царит до сих пор в России оккупационный режим, что иные из числа русской интеллигенции в трудную минуту занимают страусиную позицию? Может быть, хватит винить внешних врагов, которые ясны, которые не подводят и не предают, а лишь прекрасно учитывают склонность к предательству? Заразный грибок "палиевщины" страшнее Бейтара и Бнай Брита, вместе взятых. Он может проявиться в любой
"Левых" авторов Бондаренко характеризует на протяжении всей книги в статьях как общей направленности ("Очерки литературных нравов", "Тошнотворные сливки общества", "Либеральный лохотрон" и т. д.), так и посвящённых отдельным писателям ("Чингиз, не помнящий родства", "Порча Виктора Астафьева", "Оральный пафос Евгения Евтушенко", "Фекальная проза Сорокина Вовы" и т. д.). Одиннадцать статей книги объединены в главу, название которой — "Маргиналы" — точно передаёт человеческую и творческую сущность авторов, порвавших с традициями русской литературы.
Хлёсткие и справедливые оценки этих писателей, данные В.Бондаренко, я бы посоветовал "принимать" как лекарство от чужебесия многочисленным авторам статей, книг, учебников, диссертаций, находящих удовольствие или смысл в изучении художественного увечья и, более того, представляющих сие русскоязычное убожество как магистральную линию русской литературы. Я бы хотел, чтобы многочисленные "явления" Виктора Ерофеева на всех каналах телевидения сопровождались бегущей строкой, адекватно характеризующей этого неумного человека, посредственного литератора, эту сточную яму постмодернизма — словами Бондаренко: "Он сродни какому-нибудь денационализированному подзаборному пьяному Петьке, готовому и мать родную продать за бутылку водки. Он так же, как и этот пьяный Петька, давно лишён русской духовности, русской религиозности, и, по сути, равен ему в бескультурности" ("Синдром Виктора Ерофеева").
В этом контексте совершенно немотивированным выглядит вывод Александра Самоварова, которым он заключает свою статью о книге В.Бондаренко "Трудно быть русским": "Что же касается литературной "войны патриотов и либералов" в русской литературе, то думается, что она подошла к концу. И скоро никому не будет интересно писать в этом ключе. И в чем-то Владимир Бондаренко подводит жирную черту во всей этой истории, которая длится уже четыре десятка лет".
Уточню: война длится по меньшей мере 150 лет, — и конец её не предвидится, и черту подводить рано. Может быть, Самоварова сбила с толку статья критика "Либеральный лохотрон" (2002), где Бондаренко предсказывает, что время лохотрона на исходе, и призывает самых талантливых "либералов" (В.Маканина, А.Битова, Ф.Искандера, Г.Владимова, И.Шкляревского) строить новое общее литературное пространство. Но нужно учитывать то, что данный прогноз не оправдался, призыв критика не был услышан и, главное, ничего не изменилось: подавляющая часть "левых", "либеральных" авторов ненавидела и ненавидит Россию, русских, отечественную литературу. Об этом многократно писал и В.Бондаренко, в частности в статье "Любимое чтение Путина" (2006): "Вот уже верно, о каком даже чисто формальном объединении с такой либеральной сволочью (имеются в виду Д.Быков и А.Кабаков. — Ю.П.) можно говорить?"
Итак, "война" по-прежнему длится, и всё труднее быть русским, и все меньше русских остаётся… Но хорошо то, что Владимир Бондаренко, один из самых отважных и стойких критиков, как всегда "на передовой", как всегда в форме. И в жизни, и в творчестве им движет, помимо сказанного, христианская любовь. Вот что критик говорит, обращаясь к "чужим" и "своим" в статье "Христианские постмодернисты" (2002): "Дело писателя — понять человека, самого падшего, самого заблудшего"; "Надо ли выискивать в соратниках самое худшее <…>. Может быть, лучше искать в них доброе и созидающее? А худшее искать в себе самом и избавляться от него…"; "Может быть, христианство все-таки в прощении друг друга и смирении перед Богом <…>".
Остаётся прежним и кредо Владимира Бондаренко: "Я — русский, значит — имперский!" (Так названа одна из статей). Поэтому критик внепартиен, надпартиен, а его мировоззренческая широта так непонятна многим.
И, конечно, же, Владимир Бондаренко по-прежнему в постоянной и непрерывной работе. Следующие его слова из статьи "Культура как ополчение" (2004) воспринимаются как совет и завет: "Меняются условия, идеологии, формы правления. Бог дал тебе право на слово, ты сиди за столом и работай. Только тогда ты и победишь".